Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore" - Страница 21

Ох, до чего же волнительно! По идее, вот оно, то самое время, когда в животе по прогнозу стоит ожидать появления бабочек, а сердце должно проделывать сложные акробатические номера.

Но вместо бабочек были светлячки. Причем не в животе, а всего лишь в банке. Да и сердце что-то не спешило с номерами, и Пелагея себя осадила: нечего таять без веских причин. В лицо-то она шефа не видела. Вдруг он страшный, как атомная война?

Она хихикнула и неожиданно дёрнулась, как от пощёчины. Меж лопаток прокатился озноб, в затылке запульсировала боль. И Пелагея резко развернулась. В снежной стене неоновым синим светом горел странный иероглиф. Очень похожий на тот, что втянул в себя браслет Ли Тэ Ри после нападения в городке эльфов-карликов.

И не успела Пелагея додумать мысль о том, что во все прошлые разы ее спасал Ли Тэ Ри, а теперь вот почему-то спас снежный барс… Не успела она прийти к умозаключению, что куратор — патологический лгун, как чудной рисунок плавно отделился от стены, переместился по воздуху к груди и молниеносно впитался в область сердца.

Пелагею согнуло пополам. Она услышала собственный стон, из глаз брызнули слёзы, и пришло запоздалое недоумение: откуда столько боли? Но вот боль схлынула, и ей на смену заступило безотчетное желание немедленно отправиться в путь. Причем неважно куда.

Краем глаза Пелагея заметила валенки, притулившиеся в прихожей. Дорогое расшитое пальто на вешалке, которого прежде не было. Но по непонятной причине пренебрегла и тем, и другим. Она вышла в ночь, замешанную на вьюге и лютом морозе. Без обуви, босиком. Только банку со светлячками успела прихватить. А что касается собственного утепления, то здесь мозг решительно бездействовал.

Очнулась Пелагея от грубого окрика, многократно умноженного эхом.

— Какого колотого льда вы здесь забыли?! Как долго вы смотрели на витражи? Признавайтесь сию же секунду!

Она поняла, что ее самым бестактным образом трясут, ухватив за отворот новенького платья. А еще поняла, что находится в зале, стены которого представляют собой сплошные стеклянные витражи. Притягательные до невозможности. И как она раньше их не заметила? Чем она вообще тут занималась?

Ах да, точно! Объектом ее пристального внимания были исключительно светлячки. Какое упущение! Вот и как теперь, скажите на милость, полюбоваться витражами, когда тебя так трясут?

На мгновение тряска прекратилась, и перед глазами обнаружилась перекошенная, яростная физиономия куратора.

— Что… вы… — выдохнул он ей в лицо и вслед за ней медленно повернул голову к банке на полу.

— Подкармливала светлячков добрыми словами, — глупо моргая, отчиталась Пелагея.

— Подкармливали. Добрыми словами, — изогнул бровь Ли Тэ Ри. — Да вы меня за идиота держите!

— Вовсе нет. Это вы меня держите, за воротник. Неудобно, между прочим.

— Вы в курсе, что забрели в запрещенное крыло? — зашипел на нее куратор, даже не думая отпускать многострадальную ткань. — Да здесь в каждом стёклышке витража заключено по крупице сильнодействующей радиации, которая может все способности из нас вынуть, как из открытого сейфа. Это специальный зал, обезвреживающий. Для ментальной дезинфекции…

— Из меня уже вынули без спроса одну способность, — прошипела Пелагея, старательно копируя его манеру. — По вашей милости я теперь в горлицу превращаться не могу.

— Да что вы говорите!

— Я знаю, что вы метаморф, — продолжала распаляться та. — Что ваша вторая ипостась — барс и что вы ко мне сегодня приходили. Что платье — ваш подарок. И что вы — ше…

— Тихо!

Внезапно Ли Тэ Ри зажал ей рот ладонью и поволок прочь из центра зала. Ну да, не самое умное поведение — спорить и ругаться в окружении радиоактивных витражей. Но почему он только сейчас всполошился?

Куратор был не на шутку взволнован. Крылья его носа трепетали. На лбу выступила испарина. Темные зрачки в тандеме с такой же темной, беспросветной радужкой расширились настолько, что глаза стали напоминать две большие черные дыры.

Он бросился к тяжелой кованой двери, которая находилась прямо в зале витражей. Открыл, шагнул в какое-то узкое помещение, увлекая любительницу светлячков за собой, и заперся изнутри на щеколду. А потом встал к Пелагее вплотную, словно заслоняя ее от чего-то жуткого.

Впрочем, он и сам был воплощением жути — с этими кошмарными, залитыми тьмой глазами.

— Да что там происходит? — не вытерпела она. — Я банку забыла.

— Не вертитесь, — прошептали ей в ухо. — Я вас… Оуч! — Это Пелагея ненароком угодила куратору головой в челюсть. — Ни за что не выпущу, — закончил тот с совершенно неподражаемой миной.

Глава 14. Пелагея и запретные семена

— Эй, что вы тут вытворяете? — вознегодовал Ли Тэ Ри. — Уберите ноги с моих туфель!

— И не подумаю, — буркнула Пелагея. — Пол холодный, а я без обуви.

Они синхронно опустили головы, чтобы взглянуть, как Пелагея шевелит пальцами, устроившись на лакированных туфлях куратора. И стукнулись лбами.

— Уй! — прошипел Ли Тэ Ри. — Невыносимая женщина!

— Кто бы говорил, — еле слышно проворчала та.

"Слезьте с моей мантии, уберите ноги, — подумала она про себя. — Ишь какой привередливый! Потерпеть не может".

— Кстати, почему мы здесь стоим? — озвучила вопрос она.

Между тем в зал витражей кого-то забросили — грузного, злого и не очень-то воспитанного (в выражениях он не стеснялся). А затем с гудением включился неведомый механизм.

— Сейчас произойдет дезинфекция, о которой я вам говорил. Принудительная, — совсем уж помрачнев, пояснил Ли Тэ Ри. — Всех, кто приходит к нам, чтобы разнюхать наши секреты, мы подвергаем процедуре изъятия. Всех, кто использует свои способности, чтобы нам навредить, предателей, шпионов, лазутчиков, мы приводим в этот зал. И они, знаете ли, не всегда выходят сами. Вам лучше зажать уши.

Пелагея не заставила себя уговаривать и спешно заткнула уши указательными пальцами. А вот глаза ей поднимать не следовало: она мгновенно увязла во встречном взгляде — бдительном, серьезном, всепоглощающем.

Он видит зорко, слишком глубоко. И слышит шаги задолго до того, как их уловит обычный человеческий слух. У него двойственная природа. Эльф и снежный барс. И оба непростительно хороши собой…

Мужчина в зале орал так, будто его режут по живому. Хотя Ли Тэ Ри утверждал, что изъятие дара — процесс довольно безболезненный. Несмотря на зажатые уши, Пелагея всё равно услышала слишком много, чтобы обзавестись шоком и заработать нервный тик.

… — В з-з-зал витражей б-больше ни ногой, — заикаясь, зареклась она, когда экзекуция, наконец, прекратилась.

— Кстати, почему вы босиком? — поинтересовался Ли Тэ Ри.

Тогда Пелагея честно выложила всё про светящийся иероглиф, который вел себя далеко не как настенная живопись. И про эффект "скрючивания", и про забытые валенки, и про "инстинкт путешественника", которому невозможно было противиться и который звал невесть куда.

Ли Тэ Ри прервал ее исповедь нетерпеливым жестом.

— Так, сегодня же переезжаете ко мне в кабинет. Возражения не принимаются. Вы в большой опасности.

Возражать у Пелагеи не было сил. Времени, как выяснилось, тоже. По расписанию, первое занятие у стажеров начиналось буквально через пять минут. За эти пять минут куратор где-то раздобыл для подопечной ботинки, выдал ей расческу, чтобы привела волосы в порядок (не подозревая о том, что расческа здесь бессильна). И чуть ли не пинком отправил Пелагею на "Искусство Перемещений".

В связи с недавними событиями, дисциплина весьма полезная.

Занятия по Искусству Перемещений проходили на подземном ледяном стадионе, оборудованном мятно-зеленой подсветкой. А вел их не кто иной, как девица с волчьими ушками, в которую Пелагея вмазалась на счастье.

— Я Паока, — сообщила девица, снимая капюшон и приводя окружающих в трепет. — Не освоите мою дисциплину, обернусь кровожадным чудищем и съем вас на ужин, — шутливо пригрозила она.