Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин - Страница 34

Позже сегодня у Рика и этой юной актрисы сцена, в которой он выдвигает требования выкупа Скотту Лансеру, пока девочка сидит у него на коленях с пистолетом у виска.Но самая большая сцена Рика и девочки — завтра. Издали разглядывая маленькую светло-русую актрису, сидящую на собственном раскладном стуле с большой книгой в черной твердой обложке, он дает ей лет двенадцать. Сейчас обед, а она на площадке сама по себе, без опекуна или еды. И не отрывается от книги, когда он подходит к ступенькам в салун. Даже когда он прочищает горло и говорит:

— Привет?

«Да уж, — думает он, — здорово будет с эдакой сучкой работать». Он повторяет приветствие с напором:

— Привет?

Поднимая глаза от книги на коленях, она с явным раздражением здоровается с косматым ковбоем, стоящим перед крыльцом.

— Я тебе не помешаю, если присяду рядом и тоже почитаю? — спрашивает Рик, показывая свой вестерн в мягкой обложке.

Она смотрит с каменным лицом и отвечает в стервозном стиле карликовой Бетт Дэвис.

— Не знаю. Не помешаешь?

«Остроумно, — думает Рик. — Что, эта кнопка ходит с командой авторов, которые пишут ей стервозные подколки в ответ на риторические вопросы?»

— Я постараюсь, — мягко говорит Рик.

Она откладывает большую черную книгу на колени и недолго осматривает его, потом оглядывается на пустой стул, осматривает его, потом снова переводит взгляд на Рика.

— Это же твой стул, да?

— Ага, — говорит Рик.

— Кто я такая, чтобы запрещать тебе сидеть на твоем стуле?

Снимая ковбойскую шляпу и учтиво кланяясь:

— И все-таки, — говорит он, подключая все свое обаяние, — благодарю покорно.

Она не хихикает, не улыбается, просто опускает глаза обратно к своему чтению.

«Да идет она на хуй, блядь мелкая», — думает Рик. И его ковбойские сапоги грохочут по деревянным ступенькам крыльца громче, чем нужно. Он подходит к режиссерскому стулу, забирается на него, тихо крякнув, как и всегда в таких случаях.

Она не обращает внимания.

Затем он достает из кармана черных девайсов расхераченную пачку сигарет, берет одну из этой мятой пропотевшей пачки и сует себе в губы под приклеенным конским волосом. Раскуривает «раковую палочку» серебряной «Зиппо» в стильной (шумной) манере крутого мужика из пятидесятых. Успешно запалив конец сигареты, он захлопывает крышку «Зиппо», чуть ли не рубанув ударом карате наискосок; металл лязгает по металлу с громким «щелк».

Она не обращает внимания.

Он глубоко затягивается, заполняя легкие дымом, как когда был актером помоложе и наблюдал, как закуривает Майкл Паркс, — только в случае похмельного Рика это вызывает приступ кашля, и ему снова приходится сплюнуть мокроту зеленого пополам с красным цвета, что красочно шлепается на деревянный настил.

Вот на это она уже обращает внимание.

На личике маленькой леди мелькает выражение ужаса, словно Рик только что нассал ей в хлопья; она в шоке таращится то на Рика, то на склизкий плевок на земле.

«Ну ладно, это правда уже перебор», — думает Рик и искренне извиняется перед крошечной коллегой. Она пытается проморгаться от сей картины, опуская голову, чтобы снова найти место в большой черной книге, на котором остановилась.

Говоря по правде, заверив, что не помешает ее чтению, Рик вообще-то только этим всю дорогу и занимался. И еще не закончил. Притворяясь, что читает свою книжку, и пытаясь как можно незаметнее выковырять засевшую в носу упрямую козявку, он небрежно спрашивает:

— А ты что, не обедаешь?

— У меня сцена сразу после обеда, — безэмоционально отвечает она.

— Да? — спрашивает Рик. Словно на самом деле говорит: «Ну и?»

Теперь он наконец завладел ее вниманием, так что она закрывает книгу, кладет на колени и оборачивается, чтобы объяснить свой метод.

— Если я обедаю перед сценой, то играю вяло. Я считаю, что работа актера — и я говорю «актера», не «актрисы», потому что слово «актриса» — это несуразица, — так вот, работа актера — избегать всех помех своей игре. Работа актера — стремиться к стопроцентной эффективности. Естественно, успеха добиться невозможно, но здесь главное — старание.

Несколько секунд Рик просто молча таращится на нее, пока наконец не произносит:

— Ты кто?

— Можешь звать меня Мирабеллой, — говорит она.

— Мирабелла — и? — спрашивает он.

— Мирабелла Лансер, — отвечает она так, словно это очевидно. Рик отмахивается и спрашивает:

— Не-не-не, я имею в виду — как тебя зовут на самом деле?

И снова она отвечает, словно учительница:

— Когда мы на площадке, я предпочитаю, чтобы ко мне обращались только по имени героини. Это помогает мне проникнуться реальностью сюжета. Я пробовала и так, и эдак, и я играю чуточку лучше, когда не выхожу из образа. А если я могу играть чуточку лучше, то готова ради этого на все.

На это Рику особо ответить нечего. Так что он просто сидит и курит.

Девочка, что называет себя Мирабеллой Лансер, смеряет взглядом ковбоя, облаченного в сыромятную куртку с бахромой, и говорит:

— Ты плохой парень Калеб Декото, — именно говорит, не спрашивает, и произносит имя на манер «Жан Кокто».

Рик выпускает сигаретный дым и говорит:

— Я думал, произносится Калеб Да-ко-та.

Снова отворачиваясь к большой черной книге, Мирабелла отвечает, словно самодовольная всезнайка:

— Уверена, произносится «Де-ко-то».

Глядя, как она читает, он с сарказмом спрашивает:

— Что там такого интересного?

— А? — поднимает она взгляд от книги, не улавливая никакого сарказма.

— Что читаешь? — переспрашивает он уже искренне.

У серьезной девочки происходит серьезный всплеск энтузиазма, и она взбудораженно тараторит:

— Это биография Уолта Диснея! Так интересно, — сообщает она. Затем делится мнением с коллегой-актером: — Он, между прочим, гений. Я хочу сказать — такой гений, что рождается раз в пятьдесят или сто лет.

Наконец Рик задает вопрос о том, что мучает его весь их разговор:

— Тебе сколько, двенадцать?

Она качает головой. Она привыкла, что взрослые постоянно ошибаются, и ей это нравится.

— Мне восемь. — Она передает Рику большую черную книгу о Уолте Диснее. Он ее рассматривает, листает страницы, спрашивает:

— И ты здесь все слова понимаешь?

— Не все, — признается она. — Но в половине случаев о смысле можно догадаться по контексту предложения. А если я совсем-совсем не понимаю, то составляю список слов и потом спрашиваю у мамы.

Впечатленный, он возвращает книгу и говорит:

— Нехило, восемь лет — и уже свой сериал.

Возвращая книгу себе на колени, она корректирует комплимент:

— «Лансер» — далеко не мой сериал. Это сериал Джима, Уэйна и Энди. Я просто постоянная актриса в амплуа «маленькая проказница». — Потом, ткнув крошечным указательным пальцем в актера, сообщает: — Но только дай срок — и однажды у меня будет свой сериал. И уж тогда, — предостерегает она, — берегись.

«Ну и девчонка, охренеть можно», — думает Рик. За свою карьеру он встречался и снимался со множеством охренительных детей-актеров. Но до этой маленькой Лилли Лэнгтри самым охренительным был одиннадцатилетний мальчишка, чье имя он, понятное дело, не запомнил, хотя его самого не забудет никогда. За год до того, как он попал в «Закон охоты», Рика позвали в пилот сериала, который так и не состоялся; назывался сериал «Страна большого неба». И в главной роли играл скучная звезда пятидесятых Фрэнк Лавджой. Это была история об овдовевшем городском шерифе (Лавджой) и его семье. Рик играл старшего сына, и у него были одиннадцатилетний брат и девятилетняя сестра. Телесеть отказалась от сериала, но продюсировала его телекомпания «Фор Стар Продакшенс», и один раз она провела показ для съемочной группы в своем кинозале. Рик ходил на тот показ и там натолкнулся в мужском туалете «Фор Стар» на одиннадцатилетнего мальчонку, игравшего его младшего брата. Рик направлялся к писсуару, а мальчик как раз домыл руки у раковины. Если бы сериал заказали и он добился успеха, они бы работали вместе следующие пять лет или дольше. Маленький мальчик стал бы на глазах Рика подростком, а то и мужчиной. Стал бы для него либо настоящим братом, либо просто раздражающим юным коллегой, — а может, и тем и другим. На этой почве они могли бы сродниться до конца жизни. Или сериал бы не заказали — как и случилось, — и тогда это последний раз в жизни, когда они увидятся. Доставая из штанов хрен и направляя в писсуар, Рик спросил через плечо, как дела у его молодого коллеги. Маленький актер ответил, ожесточенно вытирая руки бумажным полотенцем: «Ну, я тебе одно скажу. Своего агента я теперь шлю в жопу, уж это точно!»