Дочь Водяного (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 19

— Так я и не махал, — оправдывался Михаил. — У меня и шашки-то с собой не было. Прадедова дома у родителей осталась.

— Поумничай ты тут у меня! — строго и плотоядно повел в его сторону носом дед. — Аниверситет закончил, а не понял, что я имею в виду? Я тебе наказывал наставника найти, а не с выползнями из Нави бороться! Мало ли о чем тебя просил Водяной! Обитатели тонких миров — они тоже себе на уме, знаешь ли, своей выгоды не упустят. А если бы ты там сгинул из-за этой русалки? Ты, надеюсь, не забыл, что последний в нашем роду?

После командировки на Кавказ дед просто демонстративно затих. В снах не являлся, а когда Михаил по возвращении домой, в первые же выходные вырвавшись на Мещору, отправился в лес, вместо знакомой с детства избушки увидел только крытую дерном почерневшую домовину на сваях. Из чего сделал вывод, что дед на него очень сердит.

Трясясь в раздолбанной электричке, направлявшейся в почти родную Рязань, Михаил думал о том, как поскорее сделать материал и успеть на автобус в сторону деревни: задабривать деда и помогать отцу, задумавшему подновить парник. Мыслил ли он, что мчится навстречу своей судьбе?

Музей-заповедник на территории кремля Михаил знал хорошо, собор помнил еще с тех времен, когда там функционировал планетарий и проводились различные выставки. Родители каждый год, а то и по нескольку раз за лето возили его в Рязань, попутно с решением хозяйственных дел развлекая и просвещая отпрыска. Сейчас возведенный еще в семнадцатом веке собор вернули церкви и к памятной дате проводили реставрацию записанной в советские времена живописи и древнего иконостаса, а в занятых разными конторами исторических зданиях собирались возродить обитель.

— Этот монастырь в Переславле Рязанском еще принимал после нашествия Батыя беженцев из Старой Рязани, — объяснял ситуацию сотрудник археологической экспедиции и внештатный эксперт Владимир Царев, проводивший для Михаила экскурсию по местам раскопок на территории Кремля и в реставрационной мастерской. — И я, конечно, за возрождение обители и возвращение собора церкви. А уж когда берутся восстанавливать почти разрушенные храмы, где последние семьдесят лет размещалось не пойми чего, я это просто считаю подвижничеством.

Михаил кивнул, вспоминая однокурсника, который, уверовав и окончив после университета семинарию, рукоположился и уехал куда-то в глушь возрождать приход в умирающей деревне.

— Но с другой стороны, этот музей-заповедник создавали, сохраняли и поддерживали в надлежащем состоянии последние семьдесят лет, — продолжал Царев. — Тут хранятся уникальные экспонаты. Одни клады из Старой Рязани чего стоят. И все это теперь свернуть и просто так отдать?

Хотя Михаил был достаточно далек от религии: ему и своей шаманской практики хватало, он знал об имущественных спорах, которые велись между епархиями и музеями с переменным успехом. Впрочем, в новой реальности при повсеместном урезании финансирования и консервации большинства проектов историкам приходилось стоять с протянутой рукой, выбивая средства на проведение раскопок, а реставраторам и художникам и просто переходить в иконописные мастерские, где сейчас была хоть какая-то нормально оплачиваемая работа.

Тот же Владимир Царев, старший ровесник Михаила, статью былинного богатыря отдаленно напоминающий Андрея Мудрицкого, не скрывал, что в годы учебы в аспирантуре выживал в основном за счет репетиторства. Причем настолько успешно, что на одной из абитуриенток с филфака так и женился. Недавно у них родилась дочь.

Когда Владимир, извинившись, отошел к телефону, чтобы позвонить по какому-то вопросу оставшейся в Москве жене, Михаил испытал смешанные чувства. Впрочем, еще после свадьбы Андрея и Ланы он переживал странный душевный раздрай. Хотя отпуск как недавно принятому в штат сотруднику ему еще не полагался, после командировки на Кавказ он на несколько дней вырвался в Наукоград. Все-таки он был для Ланы кем-то вроде посаженного отца.

Конечно, никакой кутюрье не мог бы повторить сотканное из тумана и лунного света облачение Хранительницы. Но в строгом и простом, как греческая туника, платье Дочь водяного выглядела краше всех разряженных в гипюр и кружева, похожих на зефирные торты невест. Впрочем, ее нездешней красоте и вовсе не требовалось никакого обрамления.

И вроде бы Михаил почти убедил себя, что относится к Лане как к сестре, и искренне желал им с Андреем счастья. Но, сидя за столом, не пьянея пил одну рюмку за другой. И однокурсницам Андрея, выполнявшим роль подружек невесты, дал понять, что на какие-то отношения не настроен, хотя девчонки с ним заигрывали и даже намекали, что не против легкого флирта без обязательств.

Да и сейчас, стоя в запаснике музея, смотрел не на редкие экспонаты, излучавшие ауру древности и готовые ему как шаману поведать свою историю, а на сияющее лицо Владимира Царева, отвечавшего по телефону жене. Или тут сыграли роль слова деда Овтая про последнего в роду?

Закончив беседу, Царев продолжил экскурсию, а по поводу хода реставрации и сроков монтажа иконостаса порекомендовал обратиться к некоей Верочке, которая, по его словам, сейчас расчищала фрески в какой-то церкви на территории кремля.

К храмам Михаил вслед за отцом в первую очередь относился как к объектам культурного наследия. Да и с момента возобновления службы прошло слишком мало времени, чтобы ощущать ту мощную незыблемую связь с горним миром, которая обычно присутствует в намоленных церквях. Впрочем, колокола, недавно возвращенные на звонницу, исправно благовестили, разгоняя бесов и прочие порождения Нави.

Нужная ему сотрудница отыскалась в пока не открытом для посещения храме будущего монастырского комплекса на сколоченных кое-как зыбких лесах. Не желая ее отвлекать от работы, Михаил пока решил немного пофотографировать. Тем более что клонящееся к закату солнце давало возможность поиграть со светотенью.

Украдкой он снял и художницу-реставратора, про себя отметив, что бесформенная роба, закапанная краской, кажется, скрывает точеную девичью фигурку, а полностью прячущий волосы платок подчеркивает очарование не совсем идеального, но выразительного тонкого профиля. Михаил раздумывал, как бы деликатнее привлечь внимание, когда девушка, желая то ли подняться, то ли сменить позу, сделала неловкое движение на плохо закрепленных досках, качнулась, безуспешно пытаясь найти опору, и с испуганным криком полетела вниз.

Несомненно, в другой ситуации этот полет закончился бы самое меньшее в больнице: падала она спиной и не имела времени и достаточного опыта, чтобы сгруппироваться. Но Михаил среагировать успел. Тем более что незнакомка, вернее, Верочка летела буквально ему на голову. В долю секунды угадав направление, он просто шагнул вперед, подставляя руки, и при этом чудом удержался на ногах, хотя и сверзил леса вместе с краской. Даже зеркалка, которую он по старой, доведенной до автоматизма привычке всегда держал на ремне, осталась цела.

— Вы не ушиблись? — спросил Михаил первое, что пришло в голову.

— А вы?

С испуганного, но исполненного очарования лица с милыми ямочками на щеках на него смотрели огромные серо-голубые глаза. Из-под платка и робы выбежала толстая золотисто-русая коса. Тонкие руки инстинктивно обхватили спасителя за шею.

— Ой, я же, наверное, вас испачкала! — смутилась девушка, делая попытку освободиться.

Едва оказавшись на земле, она, даже толком не придя в себя, с виноватым видом принялась оттирать пятна с его рубашки, а Михаил млел от ее прикосновений, жалея, что не имеет формального повода снова заключить ее в объятья. Ему казалось, что эти несколько минут он держал в руках настоящее сокровище, желанного младенца в корзинке, принесенного течением реки, и теперь не хотел ни за что его потерять.

«Ты встретишь свою судьбу под колокольный звон».

А колокола на соборной звоннице все не унимались.

— Что у вас тут случилось? — заслышав шум падения, в церковь вбежал Владимир Царев и застыл, озирая царящий внутри разгром.