Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем - Страница 85

— Как он там?

— Что? — девушка сбилась с мысли.

— Как Малой?

— Пять минут назад разговаривала. Все с ним в порядке, только тошнит сильно. Обыкновенные последствия алкогольной интоксикации.

— Ну вот видите, с нами все хорошо, а вы распереживались. И яичница у вас вкусной получилась, и к чаю привыкнуть можно. А хотите я вам кружку подарю? Да-да ту страшненькую, что сейчас в руках держите. Она с самой Африки приехала — взял на местном рынке заместо сдачи.

— Если с самой Африке, тогда не надо. Пускай у вас побудет, — девушка грустно улыбнулась и задумалась о чем-то своем.

Я же принялся уплетать предложенные завтрак за обе щеки. Нисколько не покривил душой, назвав яичницу вкусной. Она и вправду получилась отменной: сливочный сыр тянулся и мягко таял во рту, а поджаренная ветчина придавала дополнительной пряности с небольшим, едва заметным привкусом кислинки. Только жареной картохи не хватало для полноты счастья.

Настроение медленно, но верно поползло вверх. Как там говорится, путь к сердцу мужчины лежит через желудок? Не выдержав, я подмигнул притихшей девушки, и та улыбнулась в ответ.

— Я всегда знала, что вы хороший человек, — неожиданно произнесла она. — Просто скрываете это, словно чего-то боитесь. Зачем? Это же глупо…

Ответить ей я не смог. Ветчина вдруг встала поперек горла, вызвав продолжительный приступ кашля.

С утра выпал первый снег. Зима к концу декабря вдруг вспомнила, что наступила пора и сыпанув «беленьким», припорошила улицы суетливого города. К обеду снег растаял, превратив праздничную предновогоднюю картину в привычную унылою серость. Заморосил мелким дождем, пугая редких прохожих холодными порывами ветра.

И надо же мне было выпереться наружу… А все Диана Батьковна виновата. Накормив завтраком, девушка не ушла сразу домой, а под предлогом «полезности для здоровья» вытащила на прогулку.

Мы прошлись по скверу Вернадского, полюбовались памятником Александру Освободителю и новехонькой тротуарной плиткой. Свернули в сторону заросшего дубами парка, но до пункта назначения так и не дошли. Остановились перед зданием кинотеатра, сохранившимся в небольшом двухэтажном здании, втиснутом в узкое городское пространство.

За стеклом красовались афиши неизвестных мне фильмов: что-то про «Осень в Выручаевке» и «Глубинную мизансцену, длинною в три акта». Любили маститые режиссеры вычурные названия, вроде «Неоконченной пьесы для механического пианино».

— В этом месяце ретроспектива фильмов периода депрессии, — произнесла девушка, явно увлеченная увиденным.

— Чьей депрессии?

— Василий Иванович, не валяйте дурака, все вы прекрасно понимаете. Это фильмы снятые в тридцатые-сроковые года двадцать первого века. Эпоха рассвета российского кинематографа — великий Мазельцев, Цакоев, Олечка Сонина. Картины, пропитанные тоской по несбывшемуся будущему и неразделенной любви. Лучшие фильмы были рождены в самые трудные времена — вы не находите это странным?

Все, что я не находил — это телефон, забытый и оставленный дома. Кирпич старого сотового рука автоматически засовывала во внутренний карман куртки, а к новому все никак привыкнуть не мог.

— Хочу, — девушка дернула меня за рукав и потащила в сторону входа.

Сам виноват — слишком много потакал. Вместо того, чтобы в ультимативной форме отправить барышню домой, зачем-то согласился на совместную прогулку. Теперь вот пожинал плоды собственной слабости.

— Я далек от артхауса.

— Какой артхаус, — возмутилась спутница от столь вопиющей безграмотности, — это же самый настоящий мейнстрим. Многомилионные сборы, богатый урожай престижных кинопремий. Раньше эти фильмы постоянно в кинотеатрах крутили. Только не говорите мне, что вы их не видели?

— Не скажу.

Диана Батьковна аж задохнулась от возмущения.

— Василий Иванович, признавайтесь, где вы выросли? В подвале на цепи?

Практически… Именно в подвале у нас была организована качалка: пропахшая потом и железом, с плакатами сисятых девиц на стенах. Разумеется, рассказывать об этом я не стал, тактично промолчав.

— Решено, идемте!

И я пошел — думал вздремнуть чутка, потому как ночка выдалась на редкость горячей. Но, увы, как это часто бывает — планам не суждено было сбыться. Весь киносеанс ощущал живое тепло спутницы: девушка жалась — то и дело шептала на ухо, объясняя перипетии сюжета. По мне так ничего хитрого в сценарии не было — обыкновенные заморочки высокоинтеллектуальной элиты.

«О-о, какая постановка кадра, а сколь гениальна игра актеров» — кажется, Диане просто нравилось дразнить меня, а что хуже всего под конец понравилось и мне.

Поэтому проводив госпожу Сарбаев, первым делом залез под холодный душ. Яростно мылил голову, а в голове стоял образ девушки, укрытой зонтиком от дождя. Она продолжала стоять и все чего-то ждать, даже когда я захромал домой, пробурчав на прощанье привычное «до завтра».

А что прикажете, целовать? Не для нее моя вишенка цвела, то есть… тьфу. Гребаный артхаус до добра не доведет, особенно старого, побитого жизнью пса.

«Чего вы боитесь, Василий Иванович», — перед глазами возник образ девушки.

Я-то, милая, уже давно ничего не боюсь, разве что адского посмертия, заполненного жарким песком, а вот в вашей маленькой симпатичной головке коротнуло.

Боюсь… То же мне, придумала… Нафантазировала невесть чего, как это водится с барышнями влюбленными.

Увидела бы меня сейчас, с трудом выбирающегося из ванны и ползающего на руках по квартире. И тогда вся эта любовь-морковь свернулась бы калачиком от страха и завизжала, как визжала одна матерая шлюха. Человеческое уродство оно такое, оно к высоким материям не располагает. К жалости — да, но Василия Ивановича жалеть не надо, даже из ощущения вины или благодарности.

Я дополз до кровати и включил телевизор, в надежде выкинуть лишнее из головы, но увы, не получилось. Сначала Малой принялся названивать, узнав мой новый номер телефона.

— Компиляция образов в кооперативном сне!!! — кричал он в трубку, протрезвев и теперь пребывая в возбужденном состоянии. — Ваших и моих — понимаете?! Мой Щелкунчик и ваш песок!

Пришлось в грубой форме объяснить парню о неуместности позднего звонка, и о том, что все разговоры следует отложить до поры до времени, то бишь до завтра, когда состоится общее собрание. Но Малой все никак не мог угомониться, поэтому я был вынужден нажать кнопку отмены.

Не успел положить телефон на место, как тот тренькнул, известив о новом сообщении. Это госпожа Сарбаева напомнила о себе, прислав встревоженный смайлик с текстом «как добрались»?

Отписавшись, что бы ерундой не маялась, а шла спать, кинул телефон на край кровати. Спустя мгновенье тот снова тренькнул — очередное сообщение.

Не было нужды тянуться и читать, и без того знал, кто автор. Прикрыв глаза попытался отключиться от реальности, но заснуть не получалось: в голове упорно маячил образ миндалевидных глаз, чего-то ждущих. А еще запахи… вся квартира пропахла духами Дианы Ильязовны. Была всего ничего, а шлейф до сих пор кружил голову, напоминая о тесном соседстве в зале кинотеатра. Слишком тесном — билеты были куплены в мягкую зону, где вместо кресел стояли кожаные диванчики. Ощущение дыхания на шее, горячий шепот и жмущееся к плечу полукружье груди.

Сдаешь, Василий Иванович, стареешь. Разволновался, словно зеленый пацан после первого свидания. Всю дорогу державшийся за ручку, и так и не сумевший выплеснуть гормоны. Не зря говорят, седина в бороду — бес в ребро. Вот и у меня крышу снесло на старости лет.

Поняв, что заснуть не получится, я переключил канал и наткнулся на криминальную драму. События сериала разворачивались в старые добрые пятидесятые, поэтому не было ничего удивительного в том, что главным действующим местом являлась автомастерская. Ровно такой же символ бандитизма, как и малиновые пиджаки с золотыми цепочками в девяностых годах прошлого столетия.

Кадры мелькали перед глазами: грязная улочка, тяжелые металлические ставни. Следственная группа, ведомая смазливым вьюношей лет двадцати, нагрянула с обыском. Пока полицейские на заднем фоне ходили туда-сюда, изображая кипучую деятельность, отрок усиленно морщил лоб. Потом достал экспертный фонарик и принялся изучать стены в поисках возможных улик. Почему этим занимался именно следак, в сериале не объяснялось, да и кому какое дело до киношных условностей.