Машины создания - Дрекслер Эрик - Страница 61

Если мы следуем любой из вышеназванных стратегий, мы неизбежно вызовем сильный конфликт. Попытки подавить нанотехнологию и ИИ столкнули бы потенциальную силу, которая будет заниматься подавлением, с жизненными интересами исследователей, корпораций, военных учреждений и медицинских пациентов. Попытки достичь одностороннего прогресса в этих технологии столкнёт кооперирующиеся демократии против жизненно важных интересов наших оппонентов. Все стратегии будут вызывать конфликт, но должны ли все стратегии серьёзно раскалывать западные общества и весь мир?

В поиске серединного пути, мы могли бы пытаться найти баланс сил, основанный на балансе технологий. Это по-видимому расширило бы ситуацию, которая сохраняла определённую меру мирного сосуществования на протяжении четырёх десятилетий. Но ключевое слово здесь – «по-видимому»: грядущие прорывы будут столь стремительными и дестабилизирующими, чтобы старый баланс продолжал существование. в прошлом, страна могла испытывать технологическое отставание на несколько лет и всё же поддерживать приблизительный военный баланс. Однако, со стремительными репликаторами и продвинутым ИИ, задержка на единственный день могла бы быть фатальной. Стабильный баланс значит слишком много, чтобы на него полагаться.

В принципе существует способ гарантировать технологический баланс между кооперирующимися демократиями и советским блоком: мы могли бы разрабатывать технологии в кооперации, делясь инструментами и информацией. Хотя это имеет очевидные проблемы, по крайней мере это несколько более практично, чем оно может казаться на первый взгляд.

Возможно ли договорить о кооперации? Провалившиеся попытки заключить договоры об эффективном контроле на вооружениями приходят на ум, и кооперация могла бы казаться ещё более сложной и трудной для воплощения. Но действительно ли это так? В контроле над вооружениями каждая сторона пытается предотвратить действия другой; это укрепляет их враждебные отношения. Далее, это возбуждает конфликты внутри каждого лагеря между группами, которые за ограничение вооружений и группами, которые существуют, чтобы производить вооружения. Хуже всего, что переговоры вращаются вокруг слов и их значений, но каждая сторона имеет собственный язык и мотив повернуть значения так, как ей нужно.

Кооперация, напротив, включает работу обеих сторон, над общей целью; это имеет свойство стирать враждебную природу отношений. Далее, это может уменьшить конфликты в пределах каждого лагеря, поскольку совместные усилия создавали бы проекты, а не уничтожали бы их. Наконец, обе стороны обсуждают свои усилия на общем языке – языке математики и диаграмм, используемом в науке и конструировании. Также кооперация имеет чёткие видимые результаты. В середине 1970-х, США и СССР запустили совместный космический полёт, и до тех пор пока политические трения не увеличились, они закладывали предварительные планы на совместную космическую станцию. Это были не отдельные случаи, в космосе и на земле; совместные проекты и технический обмен происходил на протяжении лет. При всех её проблемах, технологическая кооперация доказал по крайней мере, что она не более сложна, чем контроль над вооружениями – возможно даже более проста, учитывая огромные усилия, прикладываемые к последнему.

Любопытно, что там, где затрагивается нанотехнология и ИИ, кооперация и эффективный контроль над вооружениями имели бы базовое сходство. Проверка соглашения по контролю над вооружениями потребовала бы постоянных и детальных инспекций лабораторий с каждой стороны экспертами с другой стороны – отношения, такие же близкие как при самой тесной вообразимой кооперации.

Но чего бы достигла кооперация? Она могла бы гарантировать баланс, но баланс не гарантирует стабильности. Если два вооружённых человека встречают друг друга лицом к лицу с готовым к бою оружием и большим страхом, их силы сбалансированы, но тот, кто выстрелит первым, может убрать угрозу другого. Совместные усилия в развитии технологии, если их тщательно не планировать и не контролировать, дали бы каждой стороне грозное оружие, в то время как обеспечивали бы другой стороне щит. Кто мог бы быть уверен, что ни одна сторона не найдёт способ сделать обезоруживающий удар безнаказанно?

Даже если это можно было бы гарантировать, как насчёт проблемы других сил, а также любителей и случайностей?

В предыдущей главе я описал решение этих проблем: разработка, тестирование и создание активных щитов. Они предлагают новое средство для лечения старой проблемы, и никто ещё не предложил ему возможной альтернативы. Пока кто-нибудь не предложит, кажется мудрым рассмотреть, как их можно было бы построить и могли ли бы они создать возможную стратегию, которая способна работать.

Личное сдерживание, локальные акции, выборочная задержка, международное соглашение, односторонняя сила, и международная кооперация – все эти стратегии могут помочь в наших усилиях по разработке активных щитов.

Рассмотрим нашу сегодняшнюю ситуацию. Демократические страны на протяжении десятилетий были ведущими в мире в большинстве областей науки и технологии; мы лидируем сегодня в компьютерных программах и биотехнологии. Вместе мы – ведущая сила. Не видно причин, почему мы не можем поддерживать это лидерство и его использовать.

Как обсуждалось в предыдущей главе, ведущая сила будет способна использовать несколько тактик для управления ассемблерным прорывом. Они включают использование запечатанных ассемблерных лабораторий и ограниченных ассемблеров, и поддержание секретности относительно деталей и начальной разработки ассемблеров. В то время, когда мы будем применять эти (и другие) виды стратегии, мы можем работать, чтобы разработать активные щиты, способные дать нам постоянную защиту против новых опасностей. Это определяет цель. Чтобы её достичь, наилучшей кажется стратегия, состоящая из двух частей.

Первая часть включает деятельность внутри сотрудничающих демократий. Нам нужно поддерживать лидерство, которое для нас достаточно, чтобы спокойно действовать с осторожностью; если мы чувствуем, что нам можем проиграть гонку, мы вполне можем удариться в панику. Продвижение с осторожностью означает разработку надёжных институтов для управления и начальными прорывами и разработкой активных щитов. Те щиты, которые мы разрабатываем, в свою очередь должны разрабатываться так, чтобы помочь нам обеспечить будущее, в котором стоит жить, будущее с местом для разнообразия.

Вторая часть этой стратегии включает стратегии по отношению к сегодняшним враждебным державам. Здесь наша цель должна быть – сохранить инициативу в то время как минимизировать угрозу, которую мы представляем. Технологический баланс не будет работать и мы не сможем себе позволить упустить наше лидерство. Это оставляет силу и лидерство как наш единственный реальный выбор, делая не угрожающую позицию вдвойне сложной, чтобы её достичь. Здесь снова нам нужны стабильные, надёжные институты: если мы можем дать им большую встроенную инерцию относительно их целей, то возможно даже наши оппоненты будут иметь в них меру уверенности.

Чтобы убедить наших оппонентов (и нас самих!), эти институты должны быть настолько открытыми, насколько это возможно, в соответствии с их миссией. Мы можем также суметь построить институты, которые предлагают роль для сотрудничества с Советским Союзом. Предлагая им участие, даже если они откажутся идти на условия, которые мы предложим, мы могли бы предложить какие-то меры для подтверждения наших намерений. Если Советский Союз должен был бы принять, они бы получили общественную ставку в нашем совместном успехе.

Всё же, если демократии будут сильными, когда прорывы подойдут, и если мы будем избегать угроз по отношению к контролю любых государств над своей собственной территорией, то наши оппоненты предположительно не будут видеть никаких преимуществ в атаке. Таким образом мы вероятно можем обойтись без кооперации, если необходимо.