Айлсфордский череп - Блэйлок Джеймс - Страница 38

— И так же запросто возьмет у меня деньги за выкуп, — угрюмо кивнул Лэнгдон. — А времени подбирать изысканные выражения у нас нет. Я всецело с тобой согласен. Взять хотя бы Мэри Истман — она же не представляла для Нарбондо никакой угрозы, и все равно он ее убил. Щуку Элис отравил болиголовом без видимой причины. Заключил сделку с Гарри Мертоном и при первой же возможности предал его — обокрал, да еще потребовал компенсации за нарушение обязательств. Кто утверждает, будто у воров есть своя честь, на самом деле их не знает.

Он помолчал с минуту и продолжил:

— Хотя не могу не вспомнить о нашем приятеле Джордже. В переулке он вел себя как-то чертовски странно. Особенно под конец разговора — на него будто что-то нашло.

— Проблески искренности, как по мне, — согласился Хасбро. — Или раскаяния. Чем объяснить подобные душевные метания, не знаю, если только Джордж не совсем тот, за кого мы его принимаем.

— Господь свидетель, за кого только мы его сегодня не принимали! Одно ясно наверняка: он не знает Нарбондо, как знаем его мы — «по плодам его», как говорится в Библии[37]. А ежели окажется, что душа у Джорджа все-таки имеется, ему угрожает опасность. Как бы то ни было, на сделку с Нарбондо я не пойду. Этой ночью мы нанесем удар, и будь что будет.

Хасбро кивнул, задумчиво потянул эль и произнес:

— Остается незначительный шанс, что после вашего согласия на встречу завтра утром они утратят бдительность. Вы верите в существование этого пресловутого заказчика?

— Могу предположить, что именно для него Кибл миниатюризовал лампу, — ответил Лэнгдон. — Чтобы заставить меня заплатить выкуп, бессмысленно что-либо выдумывать. Угрозы убийства — тем более что исходит она от самого Нарбондо — вполне достаточно. Посему усложнять историю ему незачем. Заказчик же естественным образом объясняет похищение — мотивация для преступления вполне здравая.

— Возможно, благодаря его участию мы выгадаем немного времени. Нарбондо настолько же алчен, насколько и кровожаден. Мертон намекал, что заказчик — особа высокопоставленная, что неудивительно, поскольку для оплаты заказа требуется целое состояние.

— Пожалуй, с помощью Кибла можно было бы установить его личность, — заметил Сент-Ив.

В этот момент дверь отворилась, и в закусочную вошли трое: Джек Оулсби, Табби Фробишер и парень, которого Лэнгдон ранее не встречал. Незнакомец был, скорее всего, ровесником Джека, а именно лет двадцати четырех — двадцати пяти от роду, и отличался пышными усами, а также отличной физической формой, вполне возможно, приобретенной на регбийной площадке. Он со знанием дела оглядел зал, в том числе и высокие дубовые стенные панели, установленные здесь еще за полвека до случайного визита в заведение Сэмюэла Джонсона[38] или же за полтора до покупки заведения Уильямом Биллсоном, переименовавшим его в «Полжабы». Местечко воплощало в себе квинтэссенцию домашнего уюта: мягкие огоньки свечей, развешанные по стенам картины с парусниками, шипящий на вертеле гигантский кусок мяса, отличный эль, заполнявший кружки умиротворенных посетителей, которые сидели за дубовыми столами перед огромными блюдами с закусками и горячим, и, конечно же, прекрасная Генриетта Биллсон, проворно управляющая всем этим хозяйством, словно дирижер огромного оркестра.

Хотя незваный гость и оценил должным образом достоинства заведения, его появление Сент-Ив нашел излишним. Джек из адресованного ему послания должен был бы понять, что дело предстоит рискованное. Нынешним вечером Лэнгдон не планировал кого-либо развлекать.

Меж тем вновь прибывшие под предводительством Табби, непривычно сурового и даже мрачного, да к тому же вооруженного тяжелой тростью из терновника, направились к столу Сент-Ива. Лэнгдон встретил старого друга широкой улыбкой. На деле трость Табби была смертоносным оружием — дубинкой с залитым свинцом наконечником, — более действенным, нежели настоящая ирландская шиллела[39] Сент-Ива, который еще в юности овладел искусством ее применения и предпочитал за длину и вес всем прочим штукам, пригодным для ближнего боя. В отличие от дубинки, область применения шиллелы представлялась ему весьма разноплановой, да к тому же и выглядела она не так угрожающе.

Джек, мужчина еще совсем молодой, эксцентричный и склонный к преувеличениям, в речах и поступках своих порой допускал легкомысленность, однако надежность его сомнений не вызывала. Оулсби пробовал себя в ремесле писателя и продавал рассказы журналам «График» и «Корнхилл», причем в нескольких он живописал приключения самого Сент-Ива — довольно точно, но, как ни парадоксально, в его изложении они более смахивали на вымысел.

Лэнгдон знал Джека и его жену Дороти — кстати, дочь Уильяма Кибла — очень хорошо. И хотя отчаянно храбрым Оулсби назвать было нельзя, Сент-Ив не знал случаев, когда тот пасовал перед лицом опасности. Да и сам Лэнгдон всегда считал, что способность действовать, преодолевая страх, стоит гораздо большего, нежели бесстрашие, которое зачастую не что иное, как глупость. Сент-Иву Джек был предан всецело. В данный момент он остановился перед столом и указал на своего товарища.

— Позвольте представить вам моего близкого друга, — объявил Джек. — Артур Дойл. Доктор, Эдинбургский университет, недавно приобрел практику в Саутенде. Еще он занимается литературой, прибыл в Лондон для переговоров с издателями. Я встретился с ним сегодня в редакции «Темпл Бар», где ему удалось продать рассказ. Мне, увы, нет. Дойл, это профессор Лэнгдон Сент-Ив и его давнишний друг Хасбро.

— Искренне рад знакомству, — отозвался Дойл со вполне сносным шотландским акцентом.

Его лучезарная улыбка и радость были неподдельны, и Сент-Ив поневоле задался вопросом, какой писательской бурдой Джек потчевал того весь день — вне всяких сомнений, весьма сомнительного свойства повествованиями о его великих деяниях.

— Давно хотел с вами познакомиться, сэр, — признался Дойл Лэнгдону. — У нас есть общий университетский друг. Полагаю, вы ведь знакомы с Джозефом Беллом[40]? Он отзывался о вас очень высоко.

— Действительно, я с ним знаком, — подтвердил приятно удивленный Сент-Ив. — Я имел удовольствие встретиться с ним год назад, когда мы наведались в ваши края, в Данди, с целью расследования обрушения моста через Ферт-оф-Тей. Мы дали изрядный крюк, чтобы посовещаться с доктором Беллом, хотя особого прогресса и не достигли. Впрочем, мы сошлись на том, что вина Томаса Бауча[41] несомненна. Спроектирован мост действительно был скверно — но не настолько скверно, чтобы рухнуть без злодейского потворства, скажем так. Присаживайтесь, прошу вас. Мы как раз собираемся поужинать, хотя времени у нас немного.

— Благодарю вас, сэр.

Оулсби и Дойл уселись.

Табби расположился за столом еще по приходе и теперь вовсю был занят дегустацией эля. Дойл продолжил:

— Я наслышан о человеке, из-за которого, как я понимаю, вы сегодня собрались. Об этом Нарбондо. Весьма интересный персонаж, и лично я не сомневаюсь, что он причастен к обрушению моста через Тей. Гибель несчастных семидесяти пяти пассажиров всецело на его совести. Знаете, он ведь какое-то время учился в Эдинбургском университете, хотя и задолго до меня. Скорее всего, под другим именем. Его отчислили за практику вивисекции. Как раз доктор Белл и выдвинул против него обвинения.

— Вот как? — удивился Сент-Ив. — Я и не знал.

— Естественно, из опасения запятнать репутацию университета, шум поднимать не стали. В прессу ничего не просочилось.

Как нарочно, дверь отворилась, и в корчму влетел юный продавец «Дейли телеграф».

— Лорд Мургейт разбушевался! — завопил мальчик. — Обзывает Гладстона[42] чертовым анархистом! — Он двинулся между столами, собирая урожай монет. Генриетта Биллсон угостила парнишку пудингом с изюмом и, купив несколько экземпляров газеты, прикнопила их к рейке на стене. Поскольку все посетители, желавшие приобрести газету, уже и без того ее купили, Сент-Ив списал поступок хозяйки исключительно на ее душевную доброту. Табби Фробишер тоже разжился чтивом, поймав мальчика на пути к двери.