Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения - Страница 91

"И чем же это будет похоже… на мою прежнюю жизнь?" — чем быстрее до моего сознания доходил смысл слов Глеба, тем ощутимее сковывало мои внутренности вымораживающей коркой стылого льда. Я все еще не хотела в это верить, но… глядя на этого человека и упрямо игнорируя присутствие той самой Натальи Олеговны, волей-неволей начинала осознавать всю масштабность происходящего со мной кошмара в его истинных границах. И чем дальше и глубже погружалась в него своим шокированным рассудком, тем острее и буквально физически ощущала напирающие на меня со всех сторон стальные прутья безвыходной ловушки-клетки.

"Самым банальным осмыслением твоего нынешнего положения. Чем скорее ты его примешь и не будешь давать мне никаких поводов сомневаться в тебе, тем быстрее и больше ты начнешь получать привычную для себя свободу действий. Все куда проще, чем кажется на первый взгляд." — в тот момент он снова ко мне приблизился практически в притык, даже не обращая внимание на ту же Наталью Олеговну. Разве что не стал приседать передо мной на корточки или рядом на диван. Зато протянул пугающе властным жестом свою увесистую ладонь к моему лицу, обхватывая пальцами щеку, скулу и подбородок и тем самым приподнимая мне голову едва не насильственной манипуляцией от единоличного хозяина, господина и милостивого владельца. Только единственным отличием от схожих сценок на тематических фотографиях и видеокадрах оказалось слишком шокирующее восприятие прессующего меня в эти секунды реализма. А еще точнее, осязание близости, тактильного давления и беспощадного вторжения в мое личное пространство Глеба Стрельникова.

И лучше бы я в тот момент ослепла ко всем херам собачьим, чем терпела его въедливый взгляд на своих глазах, буквально пронизывающий насквозь той беспристрастной властностью и бездушной жесткостью, с какой он возможно смотрел когда-то на всех приговоренных им жертв. Да… именно… С какой взирали когда-то все великие Инквизиторы на еретиков и обреченных на смерть ведьм. Не удивительно, что как раз такие "люди" и оставляли свой внушительный след в истории человечества, вызывая к себе вполне обоснованные чувства парализующего страха и даже неверия. Неверия к вершимым ими ужасам и ничем не оправдываемым бесчинствам.

"И что-то мне подсказывает — ты не станешь портить наши отношения всякими неуместными глупостями или инфантильными выходками, совершенно не свойственными твоему характеру. По крайней мере, я очень на это надеюсь. И ты меня ни разу за все эти дни больше ничем не разочаруешь и не подведешь."

И как после ТАКОГО прикажете воспринимать происходящее или пытаться свыкнуться со своим новым статусом, при этом не желая выпрыгнуть с ходу в ближайшее окно и не завизжать что дури во всю глотку? Просто взять и отключить большую часть своих эмоций и себя самой? А ведь он даже ни слова не вставил ни о моей семье, ни о жизни Кирилла, хотя их имена и звучали по умолчанию на фоне его впечатляющего монолога или, скорее, содержательного расписания моего самого ближайшего будущего.

Вот так все просто? У меня теперь две, максимум три недели, чтобы очухаться и, видимо, как-то насильно вернуть прежние чувства к Глебу Стрельникову. Стереть из своей памяти все, что было между мной и его сыном, сделав вид или внушив себе как-то, что ничего такого на самом деле в моей жизни не происходило. Мне это просто привиделось или приснилось. Я никогда не встречалась с Киром, не занималась с ним любовью и не сходила по нему с ума, не представляя, чем и как буду теперь дышать, если больше никогда его не увижу. Да, конечно. Ничего проще не придумаешь и не сделаешь. Просто взять и перепрограммировать себя на другого человека. Просто забыть и стать другой.

Только как мне все это объяснить себе самой? Той, кто, ложась в постель каждую ночь или просыпаясь каждое сраное утро, не может не думать и не чувствовать того, кто жил под ее кожей уже практически целый месяц. Кто бился в ее сердце или сжимал его своими невидимыми пальцами всякий раз, когда оно вдруг беспричинно замирало или ловило ментальные прикосновения преследующего меня денно и нощно далеко не мертвого призрака. Кто уже практически стал неотъемлемой частью меня самой, пульсируя в моих венах, сплетаясь с моим сознанием и чувствами собственными нервами и невероятно сильной сущностью. Да я иногда даже себя так не ощущала, как ЕГО. Будто он делал это специально, вытесняя своим менталом все и вся, впиваясь в мою душу или перекрывая собою полностью, чтобы я и думать не смела о ком-то другом и уж тем более не пыталась о нем забыть.

Забыть? КАК? Вырвать его из сердца? КАК, ВАШУ МАТЬ? КАК?

Мне проще сдохнуть или сделать с собой что-то, чем пытаться совершить невозможное против нас преступление. И даже если бы я знала, что это реально, пойти на такое предательство, все равно, что вырвать из груди сердце в буквальном смысле этого слова. Хотя до сих пор не могу определиться, что страшнее — не иметь ни единой возможности увидеть его снова хоть краем глаза, хоть издалека, или не знать, как он и что с ним сейчас происходит?

Две недели? Боюсь, я и за полгода не привыкну к этому аду, сколько бы не приложила для этого усилий и до каких бы крайностей не дошла при достижении поставленных передо мной условий. Только не в такой обстановке, не под постоянным прессингом преследующей меня по пятам паранойи. Не под пристальным надзором из нескольких человек все двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

Может при иных обстоятельствах я бы и смогла привыкнуть к их постоянному присутствию, к мыслям, что они не сводят с меня своих цепких взглядов, а иногда даже обыскивают, если я с кем-то в том же институте слишком долго общалась или недопустимо близко подходила к кому-то на похоронах Луневой, чтобы обняться. А вдруг мне кто-то передаст от Кира записку или того хуже, незаметно подбросит дешевую мобилку, чтобы я могла с ним созвониться?

Хотя нет, привыкнуть к такому все равно нереально, если только ты не сидишь на зоне и это не является неотъемлемой частью твоей новой жизни в качестве типичного отброса общества. Если, скажем, Наталья Олеговна хотя бы старалась как можно реже мозолить мне глаза, то, стоило мне выйти из квартиры, чтобы направиться в институт, магазин или на похороны, о свободном выборе направления, как и о средстве передвижения я забывала моментально и в ту же секунду. В самый первый раз мне помог об этом забыть никто иной, как Дмитрий — один из личных водителей Глеба, с которым мне посчастливилось не так давно переброситься парочкой фраз. Теперь он вдруг неожиданно стал моим персональным надсмотрщиком-телохранителем, как говорится, три в одном. Причем я никогда не входила из квартиры, пока он не поднимался туда по телефонному вызову и не встречал меня во всей боеготовности либо у самих дверей за порогом, либо в прихожей, терпеливо ожидая мое звездное появление на его ясны очи.

Естественно, ничего хорошего при таком сопровождении я не испытывала, мечтая провалиться под землю каждый раз, когда ловила на себе косые взгляды не важно кого — сокурсников, незнакомых людей на улице или подруг. В какой-то момент я даже было решила забить на учебу и никуда не выходить вообще. Только перспектива — провести столько времени практически взаперти в квартире Глеба Стрельникова показалась еще более худшим вариантом, а то и прямым путем в дурку. Да и не поехать на похороны Ксюхи я никак не могла, пусть и заработала дополнительную дозу нешуточного стресса при виде закрытого гроба и танцующего вокруг него с кадилом необъятного попика. Слава богу, Дмитрий на всем этом фоне в своем идеально подходящем к случаю черном костюме не так сильно бросался в глаза и мало чем выделялся среди остальных, по большей степени тех же студентов и ощутимо сократившейся приятельской компашки Ксении Луневой. Не знаю, каким чудом, но мне даже удавалось забывать о его вездесущей тени, особенно в те минуты, когда прикладывало бомбическими приступами пассивной истерии.

Проще всего было на прогулках или во время походов по магазинам, хотя их за последние две недели насчиталось не так уж и много. Как правило, я старалась отвлекаться на учебу и подтягивание хвостов по пропущенным мною последим темам курсовых предметов. Пользование телефоном и интернетом мне, само собой, ограничили по самое немогу. И то, я никогда не набирала нужный мне номер на мобилке сама. За меня это делала Ольга Николаевна, следуя установленному (не ею) графику телефонных звонков чуть ли не строго по часам и внимательно слушая о чем я переговаривалась с матерью или кем-то еще по громкой связи.