Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения - Страница 9

— Мама? — наверное, она была сейчас самой последней, кого я ожидал сегодня услышать. Да и, откровенно говоря, не вовремя она надумала мне названивать. Ох, как не вовремя.

— Боже, Кир. Это ты? Что с твоим голосом?

— А у тебя есть еще какие-то дети или кто-то на стороне, кто называет тебя "мамой"? — согласен, вышло не очень красиво, но, уж простите, мне сейчас не до сыновьих заискиваний. Тем более, что другого родителя я уже успел в своих очень бурных фантазиях расчленить на несколько кровавых кусочков собственноручно и даже забетонировать под толстой плитой из черного мрамора.

— Кир, господи, что случилось? С тобой все в порядке?..

— Что случилось? — я не удержался и хрипло хохотнул, представив в этот момент свою маменьку, млеющую на лоджии номера-люкса в венецианском отеле "Фоур Сеасон" за внушительным бокальчиком пина колады и под горячими лучами итальянского солнца. И тут ей ломает такой шикарный кайф собственный сыночек пугающе загробным голоском. — А что со мной может случиться, мамочка? Я же под надежным присмотром и защитным крылом самого Глеба Стрельникова. Рядом с ним ничего не может такого случиться в принципе. Это же априори. Само собой разумеющееся явление. Да и тебе что с того? Зачем тебе сейчас какие-то мозгодробительные потрясения? Наслаждайся отдыхом по полной, получай заслуженное тобой удовольствие, как того и требует твой социальный статус. Ты же как раз для этого туда сбежала? Чтобы не тащиться на унизительные вечеринки со своим муженьком, который тебя ни в грош ни перед кем не ставит?

— Да что там у вас произошло? Всего-то решила уехать на пару недель из дома и уже устраиваете не пойми с чего проблему века вселенских масштабов. Тебе вроде давно не десять лет, а такое ощущение, что до сих пор устраиваешь истерику каждый раз, когда отец не принимает твоих стараний или не соглашается с твоими инфантильными заявочками-требованиями.

— Ну да. А вот ты, как всегда, принимаешь его сторону, потому что он старше, опытнее и мудрее, и ему лучше знать, что для его единственного сына хорошо, а что плохо. Ведь это же так очевидно. Кирюшенька еще маленький, глупый, не в меру амбициозный мальчик тридцати годков от роду. Он нуждается в пристальном внимании более сообразительного и всеведающего наставника, иначе набьет себе шишек или, не дай бог, свернет когда-нибудь себе шею.

Все-таки она погорячилась, выбрав совершенно не подходящее для разговора со мной время, буквально попав под мою горячую руку, как говорится, с лету. Не тот она человек, кто был способен утихомирить во мне не на шутку разбушевавшегося мистера Хайда.

— Кир, пожалуйста. Ты бы не мог сбавить обороты и не говорить со мной подобным тоном, еще и в таком гопническом ключе. Я не знаю, что там у вас сегодня произошло, но, видимо, не сумела этого не почувствовать. Сердце не на месте едва не с обеда. Да и до твоего отца как обычно не дозвонишься.

— Ну так, не теряй надежды. Набирай его дальше. Потому что я не собираюсь с тобой обсуждать все его "правильные" на мой счет выходки. Только сомневаюсь, что он вообще захочет разговаривать с тобой на данную тему. Просто красиво пошлет, как обычно, а ты, как обычно, это проглотишь и поплывешь любоваться дворцом Дожей.

— Кир, ну за что ты так со мной? Я всегда была только на твоей стороне, соглашаясь с отцом не потому, что пыталась этим тебя предать или сделать тебе больно, а потому что знала, что так лучше именно для тебя…

— А сбегая на очередные европейские каникулы, ты тоже опиралась на свое жизненное кредо, что делаешь все это только мне во благо? Не слишком ли поздно ты теперь спохватилась?

— Я не хочу с тобой ссориться, Кирилл, тем более не зная истинных причин твоего агрессивного ко мне поведения. Это не честно по отношению ко мне. Добиваешься того, чтобы я тут начала сходить с ума? Или хочешь, чтобы я ближайшим рейсом вернулась домой и исполнила перед тобой свой материнский долг? Так скажи это открытым текстом, а не отсылай меня к отцу, как ты часто любишь делать, когда обижаешься на меня.

Бл*дь, а что я ей могу сейчас сказать? Выложить все как на духу? Рассказать, что ее сыночек и благоверный муженек не поделили между собой одну девушку? Я бы, конечно, с радостью посмотрел на ее реакцию, но я еще не настолько охренел, чтобы выдавать родной матери сюрпризища подобного масштаба.

— Прости, мама, но уже слишком поздно с твоей стороны метаться. И, нет, я не горю желанием вернуть тебя домой в ближайшие дни во чтобы то ни стало. Не думаю, что ты тут можешь кому-то чем-то помочь или что-то исправить. И зря ты мне позвонила. Так бы отдыхала себе спокойно, да горестей никаких не знала.

— Вот зачем ты меня продолжаешь обижать, Кир? Знаешь, что не смогу после такого места себе здесь найти, так все равно, не останавливаешься. Дожимаешь и дальше. Раз плохо тебе, обязательно нужно сделать больно близким тебе людям?

— Я же тебе уже сказал. Ты ничего не сможешь ни сделать, ни исправить. — кто бы мог поверить, что я когда-нибудь стану разговаривать с матерью, как с малым ребенком и объяснять неочевидные для нее вещи.

— Так ты даже не дал мне для этого хоть какого-то шанса. Или думаешь, я никогда не выясню, что там у вас творится? Останусь в неведенье до конца своих дней? Знаешь, ты очень сильно удивишься, узнав, сколько мне приходилось за всю свою немалую жизнь хранить тайн и притворяться перед некоторыми личностями беспросветной дурочкой, чтобы, не дай бог, не вызвать у кого-то ненужных на мой счет подозрений. Даже ты до сих пор считаешь меня недалекой и ни к чему не пригодной пустышкой. Понимаю, что сама виновата, создавая все эти годы подобный образ, но ради тебя, уж поверь мне на слово, я готова любому разодрать глотку голыми руками. И это отнюдь не метафора.

— Серьезно? Даже моему отцу?

Короткая пауза на том конце связи послужила и без лишних на то слов весьма красноречивым ответом. Я горько усмехнулся, выдохнув смешок нарочито громким звуком и иронично покачав головой. Увы, но за эти годы, ничего нового о своей матери я так и не узнал.

— Чтобы разодрать глотку твоему отцу, для этого потребуются дополнительные ресурсы и силы. И то, что я не сделала этого раньше, вовсе не значит, что меня останавливала испытываемая к нему слабость. Иногда, именно слабость и становится главной причиной большинства фатальных ошибок. Да и как-то все равно сомнительно, чтобы ты однажды дошел до данного предела не важно с кем, с отцом или с кем-то другим. Уверена, все твои сегодняшние им недовольства будут завтра уже забыты, как очередной бредовый сон.

— Естественно… — я опять показательно усмехнулся, не сколько соглашаясь со словами матери, сколько понимая, какого уровня за этот день достигла моя совершенно ни к чему пригодная выдержка. — Кто будет в здравом уме мечтать о небе в решеточку? И желание кого-то убить — лишь самый обыкновенный инфантильный выбрык. Разве что проблем от этого меньше не станет, а Глеб Стрельников будет и дальше, как ни в чем ни бывало заправлять балом, попирая своей кожаной туфлей за пять тысяч евро чувства и будущее собственного сына. Как будто такое происходит впервые. Или ты действительно способна что-то изменить, но не делала этого раньше, не пойми из-за каких соображений совести?

— Кир, повторюсь еще раз. Мне сложно говорить с тобой, не пойми о чем, не зная всей сути проблемы. Может как раз я и смогу тебе с ней разобраться. Но ты ведь даже не пытаешься пойти мне навстречу. Или ждешь, когда я найму со стороны детектива, если сам не желаешь говорить, все как есть?

— Интересно, конечно, было бы на это глянуть, но… — я отрицательно покачал головой, хотя мать меня в этот момент и не видела, впрочем, как и я ее. С кем она там, где и что делает прямо сейчас — могу только гадать, но не имею на это ни капли желания. Хочется ей изображать заботливую мамочку, которая якобы способна решить все мои проблемы, бога ради. Пусть тешит себя данными мыслями и дальше.

Хотя, не отметить того факта, что я за время нашего с ней разговора процентов на сорок приостыл, было бы просто верхом цинизма. Не только заметно успокоился, но и больше не метался по кабинету, не зная за что зацепиться и что первым, подвернувшимся под руку, разнести ко всем долбанным чертям. Правда, и не сидел — замер перед окном напряженным истуканом, выискивая все еще неспокойным взглядом в представшей панораме мегаполиса знакомые очертания нужного района.