Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения - Страница 45

А что я еще могла бы сделать сверх того? Я сейчас и сама едва ли бы захотела просидеть несколько минут в гостиной ни черта не делая, пока он одевался в гардеробной или метался по кабинету, хватая на ходу необходимые вещи с документами, пытаясь ничего не забыть и не упустить из вида. Тут уж сложно в такой сумасшедшей спешке и свалившемся на голову цейтноте сосредоточиться на чем-то одном.

Наверное, тогда я впервые и возненавидела Глеба всеми фибрами своей исстрадавшейся душонки. Наблюдать со стороны за его сыном, оказавшимся полной ему противоположностью и впервые с полной ясностью увидев, какая же между ними проложена просто невероятно огромная пропасть… Это что-то явно сродни ниспосланного самими богами прозрения или целому откровению. Даже временами пугающий факт, что их внешнее сходство с определенных ракурсов, казалось, едва не идентичным, почему-то совершенно ничем и никак меня не отталкивало. Я не то что прекрасно знала, насколько это абсолютно разные люди, а именно ощущала данную разницу на физическом и ментальном уровне. Как ни крути, но химия у каждого из них была своя, как и присущие им по жизни привычки с манерой поведения. И это чувствовалось, особенно сейчас, не сказать словами, как глубоко и сильно. Я и раньше воспринимала их всегда по-разному, а теперь так и подавно.

— …Думаю, тебе стоит обдумать идею съездить куда-нибудь на это время, как говорится, на самый безопасный случай. Хотя, это тоже далеко не выход, и мне совершенно не хочется отпускать тебя одну даже в соседний город. Но, если уж и выбирать между двух зол, то тут, конечно, выбор очевиден. Мне будет спокойнее, если Стрельников-старший не сможет добраться до тебя при всех имеющихся у него возможностях, хотя бы дня два или три. Поэтому любой вариант, который сумеет установить между вами максимально безопасное расстояние, я приму без какого-либо сомнения и возможно даже сожаления. Единственное, ты обязана мне пообещать, а то и поклясться на крови — что ни в коем случае не станешь отвечать на его входящие звонки и ничего ему не писать в смс-ках. И из этой квартиры без моего разрешения ни ногой. Запрись изнутри на все замки и, естественно, никому не вздумай открывать, даже если они будут называть себя моими ближайшими родственниками или друзьями-должниками, или газовщиками, получившими вызов от соседей о протечке газа из моей квартиры (кстати, у меня нет газовой плиты, и колонки, если что, тоже). А лучше, вообще не подходи к дверям и ни с кем по домофону не разговаривай. Чем меньше людей знает, где ты сейчас, тем лучше. Подружкам постарайся в эти дни тоже не звонить. А то мало ли. И в первую очередь Луневой. Это прямой намек на то, что здесь никого кроме тебя больше быть не должно. Никаких девичников, мини-вечеринок и прочих в подобном духе сборищ. С телевизором и музыкальным центром, надеюсь, разберешься. Захочешь в интернете посидеть, пароль от роутера, само собой оставлю. Где-то у меня был старый игровой ноут… в общем, вспомню, скажу по телефону. Продуктов в холодильнике должно хватить, как минимум на неделю, даже с твоими питоньими аппетитами…

Казалось, половину из всех напутствий Кира я пропустила мимо ушей, пока следовала за ним везде и чуть ли не по всей квартире безмолвной тенью, наблюдая за всеми его метаниями ненасытно жадным взглядом бедного родственника. Но, когда чуть позже я начинала вспоминать его слова вместе с прописавшимся на подкорку звучным голосом, они всплывали в моей голове практически все до единого, еще и с такой четкой ясностью, будто я их прослушала до этого в записи раз десять, не меньше. Жаль, что не додумалась записать их на диктофон своего мобильного. Видимо, надеялась, что он и сам скоро позвонит мне из своей машины по дороге в аэропорт.

Удивительно, что ему еще хватало ума и смелости на неуместные шуточки и почти обидные подколки.

— А может мне поехать с тобой? В смысле, проводить тебя до самолета…

При других обстоятельствах я быть может как-то и повелась на все его попытки хоть немного разрядить обстановку, но только не сейчас. Чем меньше оставалось времени до нашего расставания, тем труднее мне было соображать, сдерживать себя от слез и усилившейся дрожи нервного озноба. И что самое странное, мне было страшно отнюдь не за себя. В те невыносимо мучительные минуты, меня затягивало тугими жгутами панического страха именно от четкого понимания, что это не я находилась сейчас в предполагаемо смертельной опасности. И тот образ возникшей рядом с нами невидимой черной тени очень дурного предчувствия (с присущей почему-то именно Глебу Стрельникову энергетической аурой), нависал в тот момент вовсе не надо мной. Он тянулся все это время пугающе осязаемым шлейфом как раз за Киром. По крайней мере, мне это постоянно чудилось и рвало мое сознание вполне обоснованными страхами. Пусть это всего лишь разыгравшееся не на шутку воображение, но, что-то мне постоянно, четко и ясно подсказывало, что это вовсе не мне и не за себя нужно было бояться. Что все на деле совершенно не то, чем кажется в действительности. И из-за этой дурацкой спешки с навязанной нам паникой, мы до сих пор не видим всей картинный в целом, продолжая с завидной тупостью идти на поводу у самого главного инициатора и постановщика данного представления. Причем прекрасно обо всем этом зная, но не признаваясь вслух в своих идиотских действиях и ослином упрямстве.

— Мне будет куда спокойнее знать, что ты здесь в полной безопасности и терпеливо ждешь моего возвращения на родину и домой. До аэропорта почти час езды. Пик пробок уже приближается, поэтому… — Кир отрицательно покачал головой, в последний раз окидывая взглядом границы своего кабинета и уже окончательно запирая дорожный кейс на замки с цифровым кодом.

Побриться за это время он так и не успел, хотя легкая щетина в сочетании с темно-серым костюмом в более темную шотландскую полоску его совершенно не портила. Скорее даже наоборот. Или это я была настолько ослеплена его преувеличенной в моих глазах красотой, что могла любоваться его исключительной внешностью бесконечными часами и целыми днями напролет — где угодно, когда угодно и в чем угодно. В любом случае, я никак не могла им наглядеться. Про отпускать от себя, даже не заикаюсь.

— Никаких проводов до самолетов и улетающих в сизое небо Боингов. Я уже сказал. Мне будет спокойнее от мыслей, что ты здесь, гоняешь по Хбох-у в Неед Фор Среед или в Кредо Ассасина и уничтожаешь все имеющиеся здесь запасы конфет, а не торчишь в дорожной пробке в центре городе в вонючем такси. А теперь идем, буду учить тебя пользоваться внутренними замками и видеофоном.

Хотела бы я, чтобы эти последние минуты растянулись еще на несколько дней. А лучше лет или вечностей. Уж лучше так, чем отсчитывать ударами собственного сердца утекающие сквозь пальцы секунды перед неминуемым. Да и не желала я тратить их на вводный инструктаж по изучению дополнительных функций дверных замков. Меня до одури, со страшной силой и лихорадящей во всем теле трясучки тянуло к Киру, чтобы наконец-то его обнять. Крепко-крепко, ни о чем не думая и никого более в свои мысли не подпуская. Чтобы на коже, на всех соприкасающихся с ним местах вскочили синяки — большие, болезненные, можно и уродливые. Мне все равно. Главное, чтобы очень болезненные. Чтобы не давали мне забыться, постоянно напоминая своим нытьем о том, из-за чего и кого я их получила. Я хочу его чувствовать буквально, и не только в своих скудных воспоминаниях. Всегда, везде и постоянно.

Может, поэтому я почти не слушала, что он мне говорил и не видела — что показывал. Какая разница. Вся эта паранойя окажется очередной тратой столь драгоценного времени на абсолютно бессмысленные мелочи. Почему нельзя было его потратить на что-то более полезное и действительно жизненно важное? Еще на несколько минут жарких объятий, с возможностью прожить эти скоротечные мгновения именно так, как этого требуют и душа, и тело. Чувствовать только его одного, тонуть только в нем, в единственном мире, вакууме и губительной бездне, в которой я готова умереть прямо здесь и сейчас. А все остальное — к черту. Пусть сгорит в синем пламени дотла.