Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения - Страница 70

Наверное, я никогда не сумею добиться схожей интонации даже через те же тридцать лет. Чтобы резать одними только словами — для этого нужно иметь во истину ядреный опыт, которого мне не заполучить при всем моем истеричном желании. Слишком поздно, да и условия не те.

— За относительную честность — отдельное спасибо, но только за нее. За прочее, сам понимаешь. Пока что ты еще ничего из своих угроз не совершил, если не считать вчерашней выходки и этой. Но с ними я разберусь отдельно. Что касается остального… — он вдруг впервые поддался вперед из глубины кресла, вызвав у меня несколько запоздалые нотки легкой паники.

Стрельников-старший редко когда позволял себе излишние жесты, поскольку в его прошлой жизни они значили слишком многое. Своего рода отдельный знаковый язык, который могли расшифровать только те, кто его когда-то и придумал для тайного с друг другом общения. И то, что он взял со стола красивую (само собой, жутко дорогую) шариковую ручку, облокотившись о столешницу и принявшись задумчиво "играть" с вроде как безобидным пишущим предметом, могло означать все что угодно, вплоть до отсылок к его очень далекому, но отнюдь не забытому темному прошлому.

— Я понимаю, осознание того факта, что ты мой сын дает тебе якобы некие бонусные привилегии, которых лишены другие, в том числе и Алина, ощутимо послабляя твое восприятие реальности и истинное положения вещей… Но, как принято говорить у нас с незапамятных времен "Незнание закона не освобождает от ответственности". Законы, как это ни прискорбно, ты знаешь очень хорошо, а вот на счет прочего… В этот раз я пропущу мимо ушей все твои намеки на угрозы в сторону Алины (а, значит, и в мою тоже). Я из тех людей, кто обращает на них внимание в самую последнюю очередь. Те, кто действительно хочет воплотить их в жизнь, как правило никогда, ни при каких обстоятельствах не озвучивают их вслух перед кем бы то ни было, особенно перед своими жертвами. В крайнем случае, только в момент уже совершаемого ими преступления, для усиления нужного психологического прессинга. А, насколько вижу я, ты сидишь сейчас передо мной весь такой ухоженный, чистенький в стильном костюмчике за десять тысяч евро, в классических кожаных оксфодах, еще и с травмированной рабочей рукой, и сыпешься, как из рога изобилия, больными фантазиями в адрес моей девушки… Ты ведь понимаешь, как это на самом деле выглядит со стороны?

— Более чем… — у меня получилось разлепить немного пересохшие губы и едва не процедить свой ответ сквозь стиснутые зубы кое-как разморозившимся голосом. И, нет, я злился вовсе не на отца. Не на то, что он сам крайне завуалированно мне угрожал из-за какой-то смазливой шлендры. Я злился в первую очередь на себя. На то, что испытывал вполне здоровый страх со вполне естественным чувством самосохранения и ничего не мог с этим поделать. Увы, но максимальный перевес сил находился сейчас не на моей стороне. Да и никогда, в сущности, не находился.

— Тогда тебе не составит труда понять и остальное. Только тебе решать, как поступать в дальнейшем и что делать со своей образовавшейся в голове вавкой в самом ближайшем будущем. То ли чем-то ее лечить, то ли окончательно запустить, доведя до состояния абсцесса. Но если вдруг, не приведи Господь, конечно же, я узнаю, что ты хотя бы просто попытался приблизиться к Алине (неважно с какими намереньями) или, не дай бог, действительно вдруг решишь ее преследовать… Я не буду тебе ни звонить, ни встречаться с тобой лично, как ты это сделал сейчас со мной, и уж тем более не совершать никаких ответных порывов, дабы разобраться в истинных мотивах твоего поведения. Мое наказание последует сразу же, автоматом, без предупреждения. Если не дойдет с первого раза, последует второе, более доходчивое. Надеюсь, до третьего уже не дойдет. Хотя опять же, все зависит только от тебя.

В этот раз он сделал паузу, но только для того, чтобы дожать меня своим весьма убедительным взглядом. И у него это очень даже хорошо получилось. Мое сердце пропустило надрывный перебор, а к горлу подступил удушливый комок панической асфиксии. Казалось, я прочувствовал именно физически конец ручки прямо у своего кадыка, отчего не смог заставить себя хотя бы просто сглотнуть.

— Ты ведь все хорошо понял из того, что я тут пытался до тебя донести? Дополнительных разъяснений не понадобится?

— Можешь себя этим более не утруждать… Все понято, принято и сохранено в нескольких резервных копиях. — разве что не могу расписать во всех буйных красках, чего мне это стоило на самом деле.

На вряд ли какого-нибудь там банального разочарования. Тут уж не до инфантильного расстройства "незаслуженно" обиженного любимым родителем сыночка. Скорее это было можно сопоставить лишь с рубящей болью от нанесенного в спину удара. Очень мощного удара, особенно если по почке. Устоять от такого просто нереально, как и пошевелиться в распластавшейся по полу позе парализованного эмбриона. Видимо, поэтому я и продолжал все это время сидеть буквально вросшим в кресло истуканом, иначе, если пошевелюсь… накроет сразу.

Спасибо, папочка. Теперь еще придется "ссать кровью" в ближайшие несколько дней.

— Ну раз так, выход ты знаешь где. И чтобы я не видел тебя здесь до тех пор, пока сам сюда не вызову.

ГЛАВА двенадцатая

Как ни странно, но встать с кресла, дойти вначале до одних дверей — выхода из кабинета, потом до других — выхода из приемной, силы у меня нашлись. Их не хватило вернуть мне потерянного лица. Не знаю, как я тогда выглядел, но и Марья, и Настенка ни звука не проронили, пока провожали подобие меня недавнего ошалевшими в вытаращенных глазенках взглядами. Я и сам не очень хорошо запомнил того момента. Дальнейшие события так вообще не захотели задерживаться в моей памяти, выпадая оттуда огромными кусками в виде очень мутных картинок. Очнулся я уже более-менее сносно соображающим в своем кабинете, заперевшись изнутри на всякий пожарный. И то последнее сделал спонтанно, а не с каким-то четким намереньем на ближайшее будущее.

Откровенно говоря, я не знал, что буду вообще теперь делать. Но уж точно не работать. В таком состоянии даже воды себе не сможешь налить, что уже говорить о проблемах нашего рабочего отдела с возложенными на нас обязательствами. По ходу я сейчас и единицу от нуля не различу. Наверное, поэтому я и притормозил, когда дошел до зеркальной горки и потянулся к дверцам бара чуть дрожащими руками. Сказал себе стоп чуть ли не в самый последний момент.

Я реально только что пытался достать бутылку коньяка? Серьезно?

Хотя, не знаю, что хуже. Опять упиться, еще и на работе под боком у всевидящего и всезнающего папашки или… продолжать и дальше терпеть внутренние атаки взбесившихся во мне демонов. Казалось, вчерашняя боль не то, что не ослабила своей садисткой хватки, а еще больше ее усилила с помощью пережитого в кабинете отца и залитых им мне в уши серной кислотой неимоверно красноречивых угроз. Сегодня я получил, что называется, контрольный, буквально в голову, без возможности отмотать случившееся на обратно или переписать на чистовик совершенно иным ходом событий. Более того, полез голыми руками на оголенные провода, подставив себя от и до. Не удивительно, откуда у меня теперь ТАКОЙ убойный приход. Все равно что просидеть связанным перед своим убийцей, пока тот пихает дуло револьвера в твой рот, спуская через каждую минуту курок и играясь с твоей жизнью в русскую рулетку. То ли ты такой везучий, раз до сих пор еще жив, то ли он просто тебя развел, как сцыкливого щенка.

На что я вообще рассчитывал, когда затевал это безумие? Что отец пойдет мне на встречу? Так запросто? Особенно после вчерашнего? И как у меня духу хватило полезть на его территорию со своими требованиями? С каких это пор я перестал пользоваться своим прекрасно прокачанным критическим мышлением и решать вставшие передо мной проблемы с помощью неуравновешенных эмоций и пацанских понтов? И почему я никак не могу успокоиться? Вчерашнего безумства, видимо, мне было недостаточно, и я решил сходить к папеньке за новой дозой?