Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения - Страница 56

А вот последние фразы прозвучали для меня несколько обидно. Хотя и здесь ко мне применили слишком мягкий метод донесения нужной информации, учитывая, кем я сейчас являлась по тому же умолчанию и где могла оказаться в любой момент, если вздумаю взбрыкнуть.

— Просто, чтобы ты была хоть немного в курсе того, с кем связалась и что тебя может ждать в будущем, если что-то вдруг воспримешь не так или захочешь сделать не то, вроде как вопреки здравой логике. Учти, я строг ко всем и это не попытка запугать или продавить под себя. Я спрашиваю со всех по максимуму, даже с собственного сына. И то, что сегодня я пошел навстречу его далеко некрасивому поступку, отнюдь не указывает на мою к нему отцовскую слабость. Я взыщу с него потом по полной, и отвертеться от наказания у него не получится.

Взыщет по полной?

"…Поэтому предупреждаю сразу. Когда я тебя найду, готовься. Я взыщу с тебя по полной." — так вот чья это фразочка? Если яблочко так близко упало от яблони, даже страшно представить, какая у него на самом деле начинка.

— Так что тут еще много чего под большим вопросом, касательного того, кому повезет больше, а кому нет. Если, конечно, не портить себе жизнь сознательно и намеренно.

— Судя по его пристрастиям к экстремальным видам спорта, тяга к приключениям и острым ощущениям у него в крови. Боюсь, таких людей я никогда не пойму. — сказала та, кто неделю назад подался в агентство эскорт-услуг.

Я отрицательно качнула головой, стараясь говорить как можно естественней и без излишних задержек на предательское придыхание. Хоть меня только что и предупредили, что меня ожидает, если я вдруг надумаю соврать, но ведь Глеб сам сказал — лучше уж замолчать и не договорить. Поэтому я сильно и сомневаюсь, захочется ли ему узнать прямо сейчас, с кем я целовалась в засос за день до того, как легла в его постель.

— Я, кстати, тоже. Но это не исключает самого главного на данную минуту вопроса, почему ты до сих пор меня не поцеловала? Сколько мы тут болтаем ни о чем?

— Так это должна была сделать я, еще и без заведомо данной для этого команды? — ну, а что? Могу я его тоже хотя бы разочек пожурить? Не вечно же мне быть на вторых скрипках.

— Ох и договоришься, Стрекоза. И, к твоему сведенью, я все еще жду.

Стрекоза? В который уже раз он меня так называет? Это что, какая-то спец-кличка для его купленных пассий? Правда, если вспомнить колье, которое он мне подарил с полным гарнитуром оригинальных украшений, то там да, вроде как были четко выделены две большие стрекозы. Остальные камешки могли выполнять функцию как цветочков, так и бабочек, но, скорей всего, это тоже были маленькие стрекозки с четырьмя крылышками-"лепестками" у каждой. Надо будет поинтересоваться, что это значит и почему именно стрекозы. Но чуть попозже.

А пока для меня это во истину волнительный момент — поцеловать Глеба самой и… возможно попробовать окончательно избавиться от присутствия призрака его сына (слава богу, что не Гамлета). Мне действительно это нужно и как можно скорей, чтобы я окончательно не свихнулась в ближайшие часы.

Правда, смелости хватает не на такие уж и великие подвиги, только приподнять руку и едва не пугливо коснуться прохладной, гладковыбритой (когда это он успел?) щеки внимательно наблюдающего за мной мужчины. От его враз потяжелевшего взгляда мгновенно становится не по себе, как и сбивается дыхание с сердечным ритмом. Но отступать уже поздно, да и некуда. Данная грань уже давно мною переступлена. Я уже за ее фатальной чертой и на вряд ли даже сейчас понимаю, чего мне это будет стоить в самое ближайшее время. Я шагнула в эту пропасть еще вчера (а может и намного раньше) и теперь просто падаю в неминуемое…

Когда-то, почти так же я целовала его сына и тем болезненней воспринимался в эти мгновения весь процесс. Буквально от и до, поскольку это уже не было игрой, да и не являлось ею изначально. Ни для кого из нас.

Сердце набирало свои бешеные обороты, намереваясь в ближайшие секунды выскочить из грудной клетки, будто от соприкосновения с губами Глеба должно было вот-вот случится нечто страшное, хотя я всего лишь прижалась к ним своими. И если пол под ногами в тот момент и дрогнул, то совсем не от разверзнувшейся под нами земли. Казалось, я и вправду повторяла все те движения, что запечатлелись в моей памяти при поцелуе с Кириллом. Даже провела кончиком языка по нижней губе мужчины, до того, как он сам приоткрыл свой рот и, в конечном итоге, перетянул на себя бразды главенства. Его массивная ладошка обхватила практически весь мой затылок, погружая властным жестом всю пятерню в мои почти высохшие волосы. Легкое сжатие у корней и меня реально бьет нещадным разрядом сладкого тока, вынося за пределы ненавистной мною реальности, как только его язык вторгается непримиримым завоевателем в святая святых.

Я даже не поняла, что тот стон, только что задевший мой слух, принадлежал именно мне. Мне банально не до анализа услышанного и происходящего за пределами нашего маленького мирка, состоявшего сейчас из наших слившихся тел и совершенно разных, практически ни в чем несовместимых сущностей. Я и сама не хочу выходить из него, вернее из той клетки, в которую меня заключил Глеб. Он первый и единственный, других здесь нет и не может быть в принципе (как и не должно). Его силы и безграничного опыта с лихвой хватит вытеснить отсюда кого угодно и заменить собой всех мужчин вместе взятых. И это не какая-то там слепая вера глупой девчонки-студентки, это на самом деле так. Это аксиома, не требующая доказательств. Истина в последней инстанции.

Казалось, чем дальше затягивалось это безумие, тем глубже меня погружали в этот неумолимый фатум, лишая последнего (если он вообще существовал) шанса вырваться и освободится. Только смысл освобождаться, если я сама этого захотела, добровольно, по собственному желанию? Страшно, тревожно, да и сердце до сих пор не на месте. Но все это смешивается с приторной сладостью неописуемого экстаза, пробирающего мое тело от пальчиков ног до кончиков волос на голове сумасшедшим блаженством. Тем самым, что переполняют меня властные объятия и поцелуи Глеба. Мысли растворяются в его наркотическом дурмане со всеми недавно пережитыми нехорошими предчувствиями, и я начинаю потихоньку дуреть и забываться. Особенно когда его ладонь настойчиво скользит по поверхности моего халата, а щадящее сжатие пальцев в волосах направляет меня в удобное для себя положение.

Острая судорога долгожданного удовольствия телепортируется от его руки на моей ягодице в мое занывшее от сумасшедшего желания лоно. Я опять беспомощно задыхаюсь и практически не чувствую под собой пола. Кажется, я вообще не понимаю в каком положении сейчас нахожусь — стою, лежу или парю в воздухе. Как и не пониманию, что со мной происходит на самом деле и где мои ощущения, а где упоительная нега от прикосновений и жарких объятий Глеба. Я просто и буквально в этом тону, тихо постанывая и беспомощно цепляясь за плечо и волосы на затылке крепко держащего меня мужчины. Это максимум на что я вообще сейчас способна. Потому что это он мною управляет. Он заставляет меня откидывать голову и подставлять под его губы шею, приспуская с моего плеча рукав халата и оставляя дорожку вакуумных поцелуев от трапеции до самой вершины груди. А потом с жадностью вбирая сомлевший от эрогенного воспаления сосок всем ртом. Изощренная ласка, от которой у меня окончательно срывает крышу и уже хочется, что дури обхватить его бедра ногами, чтобы прижаться до озабоченной тряски во всем теле промежностью к низу его живота. А когда он щадяще прикусывает мне сосок, тут же снимая легкую боль возбуждающей росписью горячего языка, я не сдерживаюсь и отрывисто вскрикиваю почти во весь голос. Кажется, еще немного и точно кончу…

— Клянусь, я не смотрю. Можете не останавливаться. Меня здесь нет. Продолжайте в том же духе. Я просто пришел за ключами.

— Кирилл, твою мать. Ты в край ох*ел?

— Фу, пап, таким быть и так некрасиво выражаться при детях. Я же сказал, меня тут нет. Сейчас заберу ключи и тут же слиняю. Я не специально. Думаешь, меня вставляет от вида собственного предка, трахающего юную шлюшку, которая ему годиться во внучки? Ты хоть представляешь, какую теперь я заработал психотравму на всю свою оставшуюся жизнь?