Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения - Страница 44

Кажется, я точно чокнулась. Меня даже не отрезвляют мысли о другом…

Правда, как тут протрезветь, когда рот Глеба вжимается в мою шею и начинает планомерно проставлять вакуумные метки своих горячих, влажных поцелуев на моей воспаленной коже, расписывая изощренным змием-искусителем жадного языка головокружительные узоры греховных ласк. И я точно чувствовала его похотливые атаки, вернее отражающиеся в моей вагине судороги ответного возбуждения, совсем как при его поцелуе в губы. Так что, когда он вжался в мои совсем ничем не прикрытые ягодицы (если не считать ту жалкую полоску, именуемую кружевными трусиками) своим низом живота, я уже была готова принять его прямо сейчас и без секунды на промедление, невольно поддавшись попкой и припухшей промежностью на выпирающий под его брюками член. Меня буквально едва не затрясло, особенно, когда я решилась слегка потереться перевозбужденной киской о его пусть и прикрытый тканью, но зато прекрасно ощущаемый своей внушительной эрекцией фаллос. Другого, как говорится, и не требовалось, чтобы узнать и прочувствовать, как же он меня на самом деле сейчас хотел. Даже самой захотелось от явно извращенной дури оставить на его штанах собственный след собственной откровенной похоти, просочившейся сквозь мои взмокшие трусики.

И после такого, скажете, я не испорченная и не больная на все извилины извращенка?

— Пройдись до кровати… — но что я действительно ожидала меньше всего в эти мгновения, то что он вдруг меня отпустит и даже отступит на полшага назад. И ударивший по слуху его охрипший, почти неузнаваемый голос мало чем пригасит легкую контузию от практически детского разочарования. — Хочу увидеть, как ты двигаешься и… как выглядишь в моменты неподдельного возбуждения.

Не похоже, что ему бы хватало только одного банального траха, если вдруг начал просить о таком. Правда, мне точно было тогда не до критического разбора его слов и действий. Мне не понравилось чувствовать себя голой без его окутывающих объятий, одурманивающей близости и сводящих с ума ласк. Но сейчас не я правила балом и не я задавала тон установленной не мною игры. Я всего лишь купленная дорогая секс-игрушка для развлечений, пусть и неслабо заведенная чужими секс-прелюдиями, поэтому обязана соответствовать своему статусу.

Хорошо, что мне не нужно было хотя бы притворяться, как и понимать, насколько хорошо он все это видел и получал свою нехилую долю извращенного удовольствия.

Хотела бы я исполнить его просьбу, как настоящая профессионалка и истинная роковая соблазнительница, но, боюсь, я пребывала не в том состоянии, чтобы соответствовать собственным желаниям. Хотя, да, старалась. Правда, по большей мере, чтобы не пошатнуться и не упасть на высоких каблуках, еще и с подрезающей в коленках слабостью. Слава богу, до кровати было не так уж и далеко, пусть мне и казалось, что такими темпами я дойду до нее очень и очень нескоро. Но я-таки дошла и более-менее изящно развернулась, приподнимая дрожащие руки, чтобы прикрыться. Но скорее интуитивно, нежели осознанно и далеко не скромным жестом смущенной гимназистки. Поскольку при виде наблюдающего за мной со своего "смотрового" места мужчины, меня тут же шарахнуло очередным залпом обезумевших эмоций и убойной дозой адреналина. Так сильно, неожиданно и со всей дури, что я чуть было не пошатнулась и не плюхнулась попой на край кровати.

При ином освещении и оттенках абсолютно другой комнаты, Глеб тоже выглядел совершенно другим. Не хватит всего словарного запаса, чтобы подобрать соответствующие его новому образу эпитеты. Но нечто мифическое, если не потустороннее, все же коснулось его знакомого лица и ложно расслабленной фигуры чем-то одновременно и пугающим, и до сладкого ужаса притягательным. А может и не коснулось, а, наоборот, вскрыло, выпустив на волю его истинную сущность? Только вот кого?

При чем оттенки бордового и черного не то, чтобы отражались зловещими рефлексами на его коже, вроде как даже омолаживая и делая его на порядок привлекательнее, а, скорее, подчеркивали возрастную красоту мужчины демонической аурой его врожденного естества.

А может это было лишь мое неумно разыгравшееся воображение? Воспаленный разум пририсовывал привычным картинам что-то новое и ирреальное, то ли пытаясь напугать меня еще больше, то ли свести с ума проснувшейся во мне темной стороной… Или собственной изголодавшейся бездной?

— Ложись… — он произнес это, глядя мне в глаза, не вынимая из карманов рук и не двигаясь с занятой до этого позиции. Вроде, как и приказ, но без грубости, если не считать его севшего от внутреннего напряжения голоса. — Покажи, как ты себя ласкаешь, когда по-настоящему возбуждена, но хочешь кончить не быстро. Трусики тоже можешь снять.

А без этого никак нельзя обойтись? Он же прекрасно знает, насколько я уже готова и хочу его принять без какой-либо видимой фальши и наигранных фокусов. Такие вещи слишком интимные. Самоудовлетворение на то и самоудовлетворение, чтобы заниматься подобными безобразиями вне досягаемости чужих глаз. Разве что жаловаться на это и уж тем более озвучивать свои претензии вслух я сейчас банально не имела никакого права. Раз пришла сюда почти добровольно, теоретически зная, на что шла — молчи, терпи, выполняй, что говорят и… да, получай удовольствие. Поскольку видеть, как на тебя смотрит мужчина, у которого на тебя стоит уже не одну минуту и которого ты хочешь, как какая-то озабоченная потаскушка, это на деле самый что ни на есть извращенный вид греховного удовольствия.

Я так и не сумела отвести от него своего частично напуганного, частично замутненного от перемешанных чувств, желаний и эмоций взгляда. Дышала тоже часто, глубоко, с небольшими задержками и через приоткрытый рот, ибо по-другому было сложно. Особенно, когда нужно достаточно изящно приспустить по бедрам трусики, а потом присесть голыми ягодицами и горячей киской на прохладную поверхность гладкого покрывала. Не вздрогнуть при последнем маневре, как и тихо всхлипнуть от неожиданных ощущений я, конечно же, не несмогла. Ментоловый озноб сумасшедшего подкожного прилива тут же прошелся от макушки до пяток, вызывая ненормальное желание передернуться всем телом и даже поджать на ногах пальцы. По сути, я словила очередную не пойми какую эйфорию, значительно облегчающую все мои надуманные мучения и необоснованные страхи.

Я наконец-то откинулась спиной на кровать (но не точно по центру), продолжая несдержанно вздрагивать и следить за реакцией на мои подвиги не спускающего с меня глаз мужчины. Практики мне в таких вопросах определенно не доставало, а просмотренных до этого порнофильмов явно было слишком мало, чтобы вспомнить хоть что-то полезное из когда-то визуально изученного. Так что приходилось действовать по наитию и чистой интуиции, без профессионального изящества и должного опыта.

— Условие только одно. Делать это по-настоящему, не притворяясь. Я хочу видеть твою неподдельную реакцию на собственные прикосновения. И не бойся выглядеть смущенной… — он вдруг сошел с места и начал очень-очень медленно приближаться ко мне, любуясь передернутым мутной дымкой взглядом моей откровенной и совершенно беспомощной наготой. Белокожей фигуркой пока еще не распятой жертвы на темном атласе ритуального алтаря. Не хватало только зажженных повсюду свечей, запаха ладана и монотонного голоса, читающего что-то на латыни. Хотя, нет, голос был бы лишним. Мне хватало и сиплого баритона купившего меня мужчины.

— Ключевые здесь слова — не притворяться и быть собой. Естественность — твоя самая высокая козырная карта. Подари мне столь исключительное удовольствие… чтобы я захотел тебя еще больше.

От подобных просьб проще свихнуться, чем насильно искать в себе силы воплотить их в реальность. Но в этом и заключалась их главная и ни с чем несравнимая особенность. Они проникали вместе с осязаемым взглядом моего совратителя буквально под кожу, выжигая его звучным голосом по эрогенным точкам и зонам далеко не прикрытого естества феерическими искрами ненормального возбуждения. Из-за чего невольно тянуло выгнуться, дрогнуть всем телом и даже тихо застонать (или не тихо). Еще одна волна острого экстаза, от которого на раз сносило крышу и хотелось продлить эти сладкие мгновения на целую вечность.