Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения - Страница 110

И что? Что дальше?

Понятия не имаю, что со мной тогда случится, если он уже своим бешеным вторжением смел почти весь окружающий нас мир, оставив только этот маленький кусочек доказательства о существовавшей когда-то человеческой цивилизации. Квартиру своих родителей, в которую больше никто сейчас не придет, чтобы спасти меня от него…

Откуда я все это знала? Такие вещи не просто знают, ими в те мгновения буквально живут и дышат, как и выворачивающей на изнанку близостью своего ментального насильника.

О чем он вообще говорит? Какой Глеб Стрельников? Какое криминально прошлое его отца и родного дяди, если я сейчас стою изрезанными до мяса и кости босыми ногами на острейших лезвиях его смертельно опасной близости?

— Не знаю, насколько ты эрудирована в таких специфических вопросах, но могу просветить тебя по некоторым из них чисто по доброте душевной. Правда это не такая уж и большая тайна. Баловаться ножичками среди определенных представителей определенных кругов считалось и считается до сих пор в порядке вещей (при чем, страшно подумать сколько уже веков). Некоторые специально изучают данный вид не очень благородной "борьбы", как ты должна была уже догадаться, с одной конкретной целью. И, таки да. Мой отец тоже постиг в свое время все ее технические тонкости далеко не в качестве одной только самообороны. Любой адепт рукопашного боя, будь то боксер или обычный уличный гопник скажет тебе держаться от человека с "бабочкой" как можно подальше, и не то, что не лезть на рожон, а даже не пытаться что-то сделать со своей стороны. Ибо почикают тебя на месте, как тупейшую овцу, а ты при этом не успеешь заметить, когда и кем. Тем более в состоянии аффекта. Когда в крови зашкаливает адреналин, смертельный удар ножом почувствовать нереально. А профессионалы бьют со стопроцентным попаданием и не всегда используют для этого ножи. Моего отца, когда-то по наивной глупости часто шмонали на наличие острых предметов перед каждой важной стрелкой между представителями враждовавших в те годы криминальных группировок. Только смысла в этом никакого не было. Он запросто мог распороть самой обычной авторучкой сонную артерию любому, кто рискнет повысить свой гонор на него или людей, чьи интересы он представлял в первые годы своей бурной бандитской деятельности. И, естественно, я все это тебе говорю без предъявлений каких-либо доказательств не потому, что хочу банально напугать. Такие вещи никто не фиксирует и не сохраняет на долгую память в виде фотоснимков или видеоматериалов, но это не означает, что им не было места в реальной жизни. Да, они существуют условно, в виде приукрашенных слухов и извращенных историй, но опять же… — он наконец-то сделал небольшую паузу, иронично качнув головой и в который раз за это время резанув меня до самого сердца неподъемным взглядом безжалостных хищных глаз. — Они возникают отнюдь не на пустом месте. И то, что мой отец все еще жив (в отличие от его более миролюбивого братика) и даже возглавляет один из крупнейших строительных холдингов страны, лишь подтверждает каждое из моих произнесенных здесь слов. Этот человек настолько опасен, что ни у кого из его бывших и нынешних конкурентов и по сей день не хватило духу с ним разделаться. Чего не скажешь о его ответных мерах на любую из подобных потуг в его сторону. Некоторые даже не побоялись пустить слух, что это якобы он собственноручно прикончил своего единственного брата, что-то с тем вроде как не поделив. Уж больно убийство выглядело крайне извращенным, чуть ли не хирургическим. Правда, я в это точно не верю, впрочем, как и в официальную версию. Тем более, что папенька тогда дал такую ответку сделавшим это ублюдкам, что его стали обходить стороной как минимум десятью дорогами буквально все. Так что, хочешь не хочешь, но факт остается фактом. Люди с подобным прошлым, как ни крути и ни при каком раскладе, не могут быть белыми и пушистыми. Они не исправляются, не каются и не замаливают своих грехов, даже когда осознают всю чудовищную масштабность своих преступлений. Или ты и дальше собираешься наивно верить в его святую непорочность?

Ни во что я не собиралась верить. Да и не в том я состоянии, чтобы запомнить хотя бы большую часть из сказанного Кириллом. Про критический анализ услышанного даже не заикаюсь. Мне бы сейчас самой как-то выжить и где-то найти в себе силы, чтобы дотянуть до последней точки отсчета, а потом еще и уйти. Не хочу я больше ничего слушать и не хотела изначально. Но разве моего мозгоеба это волновало?

— И что ты от меня хочешь? Чтобы я призналась, будто тебе поверила и готова пересмотреть свое мнение касательно твоего отца и тебя? Чего конкретно ты добиваешься? Какого-то почти благодатного от меня просветления с безумным воплем "Я была не права. Возьми меня, Кирюшенька, я вся твоя."?

Его почти осклабленная жесткая усмешка на мои жалкие попытки ему хоть что-то ответить резанула по моим внутренностям куда сильнее, чем реальным ножом. Наверное, так выглядят одержимые психопаты, которые любят тянуть время до последнего, изводя обездвиженных ими жертв очень долгими и невыносимо болезненными пытками. Если его отец и был, как он до этого утверждал, заслуженным в криминальных кругах "Инквизитором", то Стрельников-младший точно не смог не унаследовать старых привычек своего смертельно опасного родителя. Такие вещи прописываются на генном уровне в крови и уже не выводятся оттуда ничем.

— Я просто хочу, чтобы до тебя наконец-то дошло, какую ты совершила ошибку, выбрав не ту дорожку и не того "клиента". Если тебе ТАК нужны эти гребаные деньги, в чем проблема, дорогая? Я бы тебе их не дал что ли? А теперь тебе придется отрабатывать каждую копейку на износ. И только не надо тут мне доказывать, что у вас с отцом особые отношения, что вы уже почти друг друга любите и собираетесь в ближайшем времени их узаконить жирным штампом в паспорте.

— Ничего такого я говорить не собиралась и не собираюсь. А ты мне так и не ответил. Что ты от меня хочешь и ждешь? Прости, но я не горю особым желанием торчать тут не известно сколько времени, не известно что выслушивая и не имея никакого понятия, чего именно от меня добиваются всем этим дерьмом.

— Серьезно? Прямо-таки и не понимаешь? Совершенно ничего-ничего? — не то, чтобы он как-то резко изменился в своем поведении. Скорее, решил сменить тактику пси-воздействия и тон голоса с нравоучительно жесткого до ласково издевающегося. Хотя, не знаю, чем меня опять настолько глубоко проняло, едва не до полной остановки сердца и позорного падения на пол из-за резко ослабевших ног (будто в нижнюю часть моего тела вкачали литров пять очень ядреного ледокаина). То ли его многообещающим баритоном, от которого стыла в жилах кровь, а кожу стягивало колкой россыпью крупных мурашек, то ли весьма пугающим действием, когда он вдруг сделал последний разделяющих наш полушаг, окольцевав меня окончательно смертельной ловушкой своей физической близости. Могу даже поклясться чем угодно и на чем угодно, все это время он насиловал меня ею отнюдь не на ментальном уровне, а сейчас так и вовсе загнал в тупик и едва не добил до смерти. Хотя, вроде, и не сделал ничего такого… Только вцепился второй рукой в край столешницы рядом с моей ладонью, тем самым зажав меня практически со всех сторон, но при этом все еще не касаясь моего тела своим.

Но и это далеко еще факт… Как он мог не касаться, когда меня ТАК трясло от его сумасшедшей близости? Когда буквально душило острой асфиксией под прессующей до треска в костях физической мощью его далеко не хиленького и явно прокачанного тела. Как и исходящим от него ароматом вполне живого, реального, а не привидевшегося образа — его обособленным потом, чуть уловимым запахом почти выветрившейся туалетной воды и… наверное, им самим. Его кожей, его волосами… его дыханием… Казалось, они усилились в разы, стоило ему сократить последние между нами сантиметры и окутать меня всем своим безумием окончательно и бесповоротно — без единого шанса на спасение.