Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия - Страница 22

— Он в атэлье, — сообщила блондинка, — вхаадите, п’жаалста.

Она открыла дверь и впустила Генри.

Первым желанием инспектора было броситься из комнаты вон. Он оказался в огромном помещении, где царил фантастический беспорядок: тюки ткани, мотки ниток, булавки, обрезки, сантиметровые ленты, наброски моделей, перья, кружева, искусственные цветы, манекены и нитки бус, разбросанные повсюду, составляли только его часть. Из дальнего угла комнаты доносилось несмолкаемое жужжание швейных машин, за которыми полдюжины бледных девушек в коричневой униформе жали на педали, крутили колесики и ловко направляли под иглы драгоценную ткань.

Впрочем, ничто из этого не имело отношения к панике Генри. Что его шокировало, так это непосредственный первый план. Здесь — всего в ярде от его ошарашенного лица — стояло, насколько он мог сосчитать, больше сотни невероятно красивых девушек, одетых всего лишь в самые крошечные трусики и бюстгальтеры, какие только можно представить. Только когда Генри разглядел бесконечное множество уменьшающихся вдали Николасов Найтов, он понял, что эффект был вызван двумя зеркалами, помещенными друг против друга. На самом деле в комнате были всего три едва одетые девушки, но и этого оказалось слишком много для инспектора.

Николас Найт драпировал зеленый атлас вокруг стройных бедер четвертой модели — брюнетки с профилем, как у Нефертити, — которая стояла в позе статуи и рассматривала свои лиловые ногти скорее с интересом, чем с удовольствием. Выше талии она тоже была обнажена, если не считать тонкую белую полоску бюстгальтера.

— Войдите, — невнятно произнес Найт, в губах которого были зажаты булавки.

— Возможно, будет лучше, если… — нервно пробормотал Генри, готовясь к отступлению.

— Не дольше минуты, хорошо? Кто-нибудь найдите мистеру Тиббету стул.

Одна из обнаженных красавиц отодвинула рулон темно-синего бархата, под которым стояла деревянная табуретка. Вторая нимфа выдвинула табуретку, слегка обмахнула ее от пыли кусочком золотистой ламе и поставила рядом с Генри. Он поблагодарил девушку и сел, почувствовав себя немного уютнее. Его поразило, что красавицы не выказывали ни малейших признаков стеснения при виде постороннего мужчины. Минуту спустя пришел посыльный с рулоном ткани, который он закинул на полку в другом конце комнаты с изяществом, которое могло быть только результатом многолетней тренировки. Девушки весело поприветствовали его, и он ответил им тем же. Не было ни визга, ни попыток прикрыться, ни ухмылок или похабных комментариев. Генри стало стыдно за свою ограниченность. Грязь, решил он, в глазах смотрящего, и здесь, в этой комнате, ее не было.

Найт взял еще одно полотнище зеленого атласа, обернул его вокруг груди модели и заколол булавкой.

— А теперь медленно повернись, Рене. Вот так, да, славно.

Девушка, не меняя выражения лица, принялась грациозно поворачиваться. Найт оценивающе смотрел на нее.

— Так. Еще. Еще чуть-чуть. Стоп! — Он поправил ткань. — Вот так. Продолжай, милая. А теперь иди от меня. — Рене изящно направилась к швейным машинкам, при этом ее бедра слегка покачивались. Найт наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки. — Да. Вот так. Стоп. Вот так хорошо, милая. Марта!

— Да, Николас? — Полная женщина средних лет, одетая в черное платье, неожиданно появилась рядом с Найтом.

— Сними это с Рене и передай закройщикам, — распорядился он, — для нижней юбки используй туаль номер восемнадцать и эти драпировки. Это срочно. Леди Прендергаст.

Внезапно к Найту подошла молодая китаянка в самой странной одежде, которую Генри когда-либо приходилось видеть. Силуэт походил на вечернее платье в пол, но из плотной бязи кремового цвета, обильно украшенной карандашными отметками.

— На мне туаль номер двадцать четыре, как вы и просили, мистер Найт, — с очаровательным акцентом проговорила она.

— О Господи! — Голос Найта звучал раздраженно. — Я совершенно забыл. Ну что ж, придется подождать. Я занят.

— Но мисс Марта говорит… — начала девушка.

Найт топнул ногой в шикарном ботинке.

— Марта может говорить все, что угодно! — сердито воскликнул он. — У меня назначена встреча. Оставь нас.

Девушка пожала плечами, как бы говоря, что это не ее дело, и исчезла. Найт повернулся к Генри:

— Мне невероятно жаль, что вам пришлось ждать, инспектор. Но сейчас у нас — бедных портных — самая жаркая пора. У меня через неделю показ летней коллекции. А тут еще все эти зимние приемы, и во всем Лондоне нет женщины, которой не хотелось бы обзавестись новым платьем, и все они решают это сделать в последнюю минуту. В самую последнюю, говорю вам. Не знаю, за кого они меня принимают. Я работаю с Рождества, и уже стер пальцы до костей. В буквальном смысле до костей.

Генри не до конца поверил в его последнее заявление, но не мог не заметить, что кутюрье и вправду выглядит усталым и измученным. Принимая во внимание нервное напряжение в сочетании с беспорядком, в котором он работал, это было неудивительно.

— Пойдемте в мой кабинет, — предложил Найт, — надеюсь, там нам удастся поговорить спокойно.

Генри последовал за ним на площадку, а затем в комнату с табличкой «Вход воспрещен». В кабинете Николаса Найта царил еще больший беспорядок, чем в его ателье, если такое возможно. Стол и стены покрывали листы с набросками платьев, сделанными уверенной и умелой рукой. К большей части набросков были приколоты лоскуты ткани. Всего остального было не видно из-под лавины бумаг и фотографий, среди которых Генри заметил Веронику, по всей видимости, собирающуюся спрыгнуть с Эйфелевой башни.

Найт сбросил стопку бумаг со стула и жестом предложил Генри присесть. Затем он сам опустился во вращающееся кожаное кресло у дальнего края стола, угостил Генри черной сигаретой из золотого портсигара, сам взял одну и в конце концов произнес:

— Наконец. Теперь мы можем поговорить.

Генри осторожно начал:

— Не думаю, что вы можете мне так уж много рассказать, мистер Найт. Но у меня есть чувство, что ваше мнение, как заинтересованного постороннего лица, может быть весьма ценным.

Николас заулыбался:

— Все, что в моих силах… — Он сделал широкий жест рукой. Казалось, ему удалось преодолеть нервозность, терзавшую его в ресторане.

— Для начала скажите, вы были знакомы с Хелен Пэнкгерст?

— Нет, то есть почти нет. Разумеется, я знал о ней, но она работала в основном в редакции. Других сотрудников «Стиля» я, разумеется, хорошо знаю. Терезу, Бет и остальных.

— Что я сейчас пытаюсь сделать, — сказал Генри, — так это нарисовать для себя схему отношений между разными людьми.

Улыбка Найта исчезла с лица, словно он чего-то неожиданно испугался.

— Что вы имеете в виду, инспектор? — спросил он.

— Я имею в виду, — ответил Генри, — отношения Хелен Пэнкгерст с другими сотрудниками редакции.

— О… — В голосе Найта послышалось облегчение. — Я расскажу вам все, что знаю. — Он сделал паузу, будто тщательно выбирал слова. — Разумеется, вы понимаете, что мир моды — довольно странное место.

— Мне говорили, — произнес Генри.

— Дело даже не в том, что люди тут не то, чем они кажутся, — продолжал Николас, — напротив, они стараются преувеличивать, утрировать до абсурда то, чем кажутся.

— Я это заметил, — кивнул Генри.

— Возьмем Дядюшку. Полагаю, с Дядюшкой вы уже успели познакомиться.

— Успел, — с чувством ответил Генри.

— Так вот, — довольно зло продолжил Николас, — он полное ничтожество. Даже хуже чем ничтожество. Все, что он собой представляет, — это обычный тупоголовый ирландец. Более чем обычный, — добавил Николас с некоторой грустью в голосе, — но он был вынужден стать яркой индивидуальностью. Что хорошего было в Хелен Пэнкгерст, так это то, что она не играла в эту игру и всегда оставалась самой собой — не больше, но и не меньше. По крайней мере так мне говорили.

— Кто говорил?

— Ну, это все знают, — ответил Николас, взмахнув рукой с ухоженными ногтями. — А посмотрите на Терезу и Майкла. Что это за брак, а?