Александровскiе кадеты. Том 2 - Перумов Ник - Страница 5

Ноги у Фёдора словно приросли к полу. Дыхание пресеклось, и вот тут ему стало страшно по-настоящему.

Машина шипела всё громче, неведомая сила точно вдавливала их в каменные плиты; а снаружи раздались выстрелы, длинная очередь, словно там заработал настоящий пулемёт. Крики, проклятия – вновь очередь, ещё одна, потом ещё – пулемёт резал в упор.

И вдруг всё стихло.

– О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честнейши, помощница еси обидимых… – шептал рядом трясущийся Петя Ниткин.

Всё стихло, двери вдруг распахнулись, ударил сквозь тьму свет сильного фонаря; но разглядеть силуэт возникшего на пороге человека они так и не смогли. И сдвинуться с места тоже. Тьма держала их, не отпускала, тянула куда-то, в бездонную воронку, кружила, вырывая из времени и мира; у Фёдора всё помутилось в глазах.

Человек с фонарем что-то крикнул, что именно – разобрать было нельзя. Кинулся к ним, но тут тьма сделалась совершенно чернильной, что-то сильно ударило Фёдора в темя.

Полыхнул ослепительно-белый разряд, словно во мрак подвала ворвалась небесная молния, так, что Фёдор на миг ослеп; а когда вновь открыл глаза, вокруг было очень-очень тихо. И темно тоже было, но это была уже совсем другая темнота, привычная. Где-то рядом капала вода. Пахло кошками и сыростью.

В узкое оконце пробивался слабый свет. А за спинами…

За спинами не было никакой машины.

И впереди ничего не было. Вернее, ничего знакомого.

Глава X

6 (19) мая 1972 года, Ленинград

– Все целы? – Константин Сергеевич недоумённо переводил взгляд с госпожи Шульц на троицу кадет и обратно. – Господи, что это было? И… где мы?

– У-у м-меня ф-фонарь есть, – выдавил Петя Ниткин.

Зажгли. Луч заметался по серым бетонным стенам, вдоль которых тянулись трубы. Под ногами хлюпало, кое-где брошены были полусгнившие доски.

– Подвал какой-то…

– Только не наш, Ирина Ивановна. Если только нас всех не поразила одновременная галлюцинация.

Осторожно двинулись вперёд, по прогибающимся доскам.

Совсем близко хлопнула тяжёлая дверь, послышались шаги. Две Мишени и госпожа Шульц разом вскинули пистолеты – совершенно одинаковым движением.

Однако к ним никто не спускался. Напротив, сверху донёсся недовольный визгливый женский голос:

– Эй, Семёныч! Ты чё, с утра уже того, тёпленький? Я тебя куда послала, в восемнадцатую квартиру, а ты чего?

– Да не шуми ты, не шуми, – отозвался мужской голос, слегка запинаясь. – И вообще я… как с-стёклышко… с-стояк перекрывал…

– Как стёклышко он! – продолжала шуметь невидимая тётка. – Перегаром так и несёт!.. Ладно, стояк перекрыл? Вот и давай в восемнадцатую, они уже и в райисполком писали, и в райком…

– Ладно, ладно, иду я, иду… только наряд закроешь, ага? А то устал я что-то…

– Пьянчуга ты, – злобно сказала тётка. – Алкаш. Никакого с тобой сладу. Один сантехник на всю жилконтору – и не просыхает!.. А наряды закрывать требуешь!..

Взрослые переглянулись. Кадеты переглянулись тоже. Никто ничего не понял. Нет, кое-что они, конечно, поняли – главным образом насчёт «стёклышка», перегара и тому подобного. Но что за «райкомы» и «райисполкомы»?

– Да иду я, иду, Марь Петровна, – недовольно бухтел тот самый Семёныч.

– Дверь запереть не забудь!

– Да не забуду, не забуду… замок тут ржавый, намучаешься… а новый у вас не допросишься…

– Вперёд, – одними губами скомандовал Две Мишени. – Не хватало ещё, чтобы нас тут закрыли!..

Они шли на свет и голоса, по импровизированной дорожке из старых, кое-как сбитых вместе досок. Очень скоро они кончились; вверх вели узкие ступени.

– Быстрее!

Обитая железом дверь в подвал и впрямь запиралась на висячий замок. Лестница шла выше – обычная лестница, узкая, без всяких изысков – чёрный ход, скорее всего, какого-то доходного дома. Обычная дверь, серая, вела на улицу.

– Наверх!

Взбежали на один марш.

Внизу, шаркая ногами, появился мужичок в кепке и сером ватнике, в чёрных сапогах, с серой брезентовой сумкой через плечо. Смоля папиросу и что-то бормоча, он довольно долго терзал замок подвальной двери, пока не запер.

Сплюнул и, всё так же шаркая, отправился восвояси.

Хлопнула дверь.

– Где мы, Ирина Ивановна? – жалобно спросил вдруг Костик Нифонтов. – Куда корпус делся?..

– Не знаю, Костя, дорогой. Но постараемся узнать. Ну, Константин Сергеевич!.. Давайте ступим в неведомое!..

– Только браунинг спрячьте, Ирина Ивановна.

Толкнули дверь. Изнутри она была покрашена серой краской и изрядно грязна. И вообще на лестнице воняло – тоже изрядно, видно, дом был из дешёвых.

Две Мишени решительно шагнул через порог, Федя – за ним следом. И невольно зажмурился – от яркого солнца и голубого безоблачного неба. В лица повеяло теплом, весной. Из-под ног взлетел толстый наглый голубь.

Они оказались во дворе-колодце: посредине небольшой скверик с тройкой старых тополей, окружённый низкой зелёной оградкой; желтовато-песочные стены с густой россыпью окон, возле многих – коричневые коробы ледников.

Двор был пуст; по левую руку виднелась арка, за ней – шумела улица. И не просто шумела, шумела совершенно не так, как привык Фёдор и остальные. Низкий басовитый гул, сопровождаемый высоким скрежетом.

– Ничего не понимаю… – Две Мишени снял фуражку, утёр лоб. – Весна. Теплынь. И… эта… жилконтора?..

Федя подумал и стянул шинель, остальные последовали его примеру.

Они топтались на одном месте. Видно было, что взрослые растеряны, и от этого становилось ещё страшнее.

Из подъезда напротив вдруг вылетел мальчишка, наверное, ровесник Фёдора, Пети и Кости. Были на нём короткие синие штаны выше колен да видавшая виды рубаха в клетку с закатанными рукавами. Светлые волосы растрёпаны, а под глазом свежий синяк.

Мальчишка замер на миг, уставившись на незнакомцев со странным восторгом; а потом вдруг сломя голову бросился к ним.

– Здрас-сьте, – выпалил он единым духом. – Идёмте, идёмте скорее, вам нельзя тут, нельзя, пойдёмте…

– Мальчик, – Ирина Ивановна Шульц, похоже, если и растерялась, то куда меньше остальных, – мальчик, что это? Почему нельзя?.. Куда идти?

– К нам, – быстро проговорил тот. – Меня Игорем звать, я… я вас ждал. Дед не верил, не верил, а я сказал – ждать обязательно, я и ждал. В школу не ходил, вроде как болен. Идёмте, идёмте, я сейчас всё объясню!

И потянул их к арке.

– Главное – ничему не удивляйтесь. Просто идите, – торопил Игорь. – Мы вас ждали. Дед, бабушка… все. Сигнал был. Мы знали, что вы придёте… Я тут входы в подвал проверял, бегал, а вы уже сами вышли… Только скорее, тут нельзя долго, нельзя!

– Почему, Игорь? – очень спокойно и очень серьёзно спросила Ирина Ивановна.

– Милицию могут вызвать. – Мальчик кинул быстрый взгляд на тёмные окна, угрюмо уставившиеся на них с высоты. – Или неотложку. В Кащенко отвезут, и всё!..

– Куда отвезут? – не понял Две Мишени.

– В дурдом. Ну, к психам. К ненормальным, – принялся объяснять мальчик Игорь, не переставая тянуть их к арке.

Фёдору пришлось схватить Петю Ниткина за руку, потому что тот с разинутым ртом глазел по сторонам, хотя, на взгляд Фёдора, ничего такого уж необычного во дворе не было. Ну разве что асфальт под ногами. В Гатчино такой имелся только на главных улицах, да и то не на всех.

Но тут они вышли из арки, и…

– Постойте, это ж Кронверкский проспект! – вырвалось у Константина Сергеевича.

– И Народный дом государя Александра Третьего[1]! – подхватила Ирина Ивановна.