Русалка - Дрейк Шеннон - Страница 54

Ондайн с ненавистью бросила в него щетку. Уорик засмеялся и уклонился от летящего предмета.

— И вы еще обвиняете меня в дурном характере, моя любовь! Если я чудовище, то можно сказать, что я встретил подходящую для себя половину — настоящую водяную ведьму! Мы уезжаем через час, моя любовь. Торопитесь.

Но, оставшись в одиночестве, граф закусил губу от пронзившей его боли. Он думал об опасности, которой собирался ее подвергнуть. Его губы сжались в тонкую полоску, и он решил, что попросит короля о разводе и отправит ее в колонию. Вдали от него Ондайн ничто не будет грозить.

Глава 17

Уорик с великим рвением и решимостью принялся за осуществление своего безумного плана; он оставил Ондайн с Матильдой и Лотти, которые, запыхавшись, прибежали к дверям ее комнаты, готовые начать паковать в дорогу вещи. Матильда расстроилась, что Уорик возит беременную жену туда и обратно, но тот уверил ее, что все будет в порядке. Матильда принесла госпоже немного козьего молока, которое Ондайн ненавидела, но из уважения к доброй женщине выпила со слабой улыбкой.

Было, правда, одно обстоятельство, которое делало эту поездку привлекательной для Ондайн: Юстин поедет вместе с ними. Он шепотом сообщил ей, что Уорик переговорил с Карлом и король сменил гнев на милость, разрешив Юстину вернуться ко двору.

Клинтон оставался присматривать за домом и на прощание тепло обнял Ондайн. Она молилась, чтобы ни один из братьев не оказался причастным к убийству, поскольку успела крепко полюбить их обоих.

Уорик, обычно ехавший на козлах вместе с Джеком, на этот раз сел в карету рядом с ней напротив брата.

Путешествие было чудесным, по крайней мере таким оно казалось Ондайн. Им оставалось провести в дороге день и ночь. Путники остановились, чтобы позавтракать на природе. Когда пикник подходил к концу, Ондайн услышала, как Юстин в разговоре с Уориком упомянул о ее здоровье и здоровье будущего наследника Четхэмов.

После привала Юстин поехал наверху, вместе с Джеком, а Ондайн с Уориком остались в карете одни. День близился к концу.

В темноте кареты она чувствовала на себе внимательный взгляд мужа.

— Уорик… — позвала Ондайн и задумалась. Их отношения казались ей странными. В чем-то она знала его очень близко, в чем-то — не знала совсем.

— Что, любимая?

Она всегда была с ним, эта горечь, которая сквозила в его голосе, когда он так к ней обращался.

Ондайн замерла, глядя прямо перед собой в полутьме кареты.

— Теперь я знаю, для чего все это. Я понимаю, почему ты решил сделать именно так, но все-таки думаю, что это жестоко.

Не лучше ли сказать Матильде и другим, что мы ошиблись и никакого ребенка нет?

Уорик молчал. В темноте она не видела выражения его лица.

— Возможно. Только не сейчас, графиня, — сказал он холодно. — Кроме того, это не ложь.

— Поверьте, мой господин, — она ответила с уверенностью, — это ложь.

— Неужели? — В его голосе появились нотки удовольствия. — Ондайн, разве вы ничего не знаете о законах природы? Неужели?

Он придвинулся к ней поближе и зашептал на ухо о том, что обычно случается, когда мужчины проводят ночь с женщинами. Потеплевший и соблазнительный его голос — самый звук его голоса! — пробуждал в ней волнение; она стиснула в гневе зубы, оттого что он, кажется, вовсе не был смущен.

— Оставьте меня! — закричала Ондайн, уворачиваясь от его прикосновений. — Я и сама знаю, что… Я все знаю о… Я…

Уорик засмеялся, в тот же момент освобождая се. Звук его смеха растаял в ночи, и, когда он заговорил в следующую минуту, его голос сделался холоднее камня:

— Вы, кажется, сильно расстроились, моя любовь? Значит, эта идея вас отпугивает? Иметь от меня ребенка?

Ребенка? От него?

Нет, это не отпугивало ее; это было ее мечтой, несбыточной мечтой — семейная жизнь, полная любви и покоя, радости и тепла. Она представляла себя вместе с Уориком, который разговаривал с ней так же нежно, как когда-то с Женевьевой. Он подшучивал над ней, ласкал и хотел ее всегда.

Ах, мужчины! Как же он смеет так дразнить ее, на самом деле думая только о собственном удобстве и своем расследовании?!

— Конечно, лорд Четхэм, эта идея кажется мне отвратительной! Мы идем каждый своей дорогой. Надеюсь, вы помните об этом. И я вовсе не хочу быть связана ребенком.

Вдруг он грубо взял ее за подбородок двумя пальцами. Темнота скрыла от нее все, кроме его гнева.

— Это, леди, я обещаю вам! Никто из моих наследников никогда не будет воспитываться вне моего дома! В этом случае, может быть, вам потребуется несколько дольше ждать, чтобы стать свободной. И обещаю, что вы будете свободны и ничем не связаны. Ребенок будет мой… и Матильды, коль скоро вас так мало это заботит! И поверьте, леди, как только я поручу Матильде воспитание наследника, никто даже не заметит вашего исчезновения!

— Подонок! — взорвалась Ондайн и неосторожно добавила: — Тогда… нам лучше прекратить всякие отношения, прежде чем ложь станет правдой.

— Все останется по-прежнему.

— Вы…

— Вы моя жена. И давайте на этом покончим, моя госпожа. Она отпустила в его адрес отборные ругательства, которым когда-то научилась в Ньюгейте. Но они не произвели на Уорика ни малейшего впечатления.

Карета подпрыгнула и остановилась.

Джек открыл дверь и обратился к графу:

— Остановимся здесь? Мы у «Головы вепря».

— Да, остановимся.

Джек кликнул Юстина. Тот спрыгнул на землю. Уорик не показывал никому своего настроения, и Ондайн решила последовать его примеру. Она старалась быть очаровательной со своим деверем. Во время ужина все шутили и смеялись, Уорик вместе со всеми, но Ондайн знала, что веселье его напускное.

Весь вечер она не переставала про себя молиться: «Господи, только не Юстин!»

Он всегда был с ней любезен, даже льстив, всегда старался ее развеселить, шутил и смеялся, забыв о собственных невзгодах, и всегда соблюдал осторожность. Юстин знал, что Ондайн принадлежит его брату, и никогда не заходил слишком далеко, никогда его рукопожатия не длились дольше положенного. Кроме того, братья уважали друг друга, и Ондайн знала, что Уорик предпочел бы умереть, чем узнать, что брат предал его, совершив убийство.

Ужин кончился поздно. Из зала они разошлись каждый в свою комнату. Ондайн опасалась ночного разговора с Уориком; опасалась его близости. Но ее страхи оказались напрасными. Он грубо пожелал ей спокойной ночи, не раздеваясь, улегся в дальнем конце кровати и быстро заснул.

Ондайн же долго не могла сомкнуть глаз, терзаемая одиночеством и грустью. Она так жалела, что затеяла тот разговор в карете.

Путники покинули таверну на рассвете. Юстин ехал с Джеком. Ондайн, ослабев от бессонной ночи, не могла ни думать, ни продолжать спорить с графом. Она надеялась немножко поспать в карете, но та так подпрыгивала, что Уорику пришлось взять жену на колени. Не говоря ни слова, она вздохнула и погрузилась в легкую дремоту.

Не проехав и мили, карета вдруг остановилась. Уорик удивленно нахмурился, пригладил волосы и хотел было дернуть за ручку дверцы, но она распахнулась, и он увидел перед собой озабоченное лицо Юстина.

— Нас преследуют, — коротко сказал он. — Думаю, тебе нужно об этом знать.

— Преследуют? — спросил Уорик с тревогой.

— Лил Хардгрейв и леди Анна. Я видел его эмблему — голову оленя — на оружии всадника.

Ондайн сонно подняла голову и увидела, как братья обменялись взглядами, как будто сидящие в засаде бойцы, которые завидели врага и рвались в бой.

— Не лучше ли оставить эту парочку далеко позади?

— Согласен, — отозвался Юстин и улыбнулся Ондайн. Жизнь била в нем через край. — Ложись и отдыхай, моя красавица… Чудовище охраняет твой покой!

Она ответила Юстину улыбкой и вопросительно взглянула на Уорика, когда дверца снова закрылась. Карета тронулась. Он не ответил, а задумчиво смотрел на большой дуб, мимо которого они проезжали в это время.