Сладкое искушение (ЛП) - Хиггинс Венди - Страница 32

Который я в слова пытаюсь обратить.

О да, в слова пытаюсь обратить.

Мы словно день и ночь,

Как лед и пламя.

Сгораем, словно свечи на ветру,

Отбрось свои сомненья, право, — я искру разожгу.

А после, в сумраке ночи,

Сплетаясь в пламени сияющих огней,

Своею нежностью меня ты очаруй

И в омут пылкой страсти затяни.

ПРИПЕВ:

Позволь мне быть с тобой, не уходи

И пламя рвется из груди.

Когда ты рядом, я живу,

Отбросив страхи и страданья.

Согрей меня своим теплом,

Я жажду твоего касанья.

Твоя улыбка дарит целый мир,

И я не в силах от нее закрыться.

И как тебе любовное посланье?

Затронул душу я твою?

А если нет, то я не сдамся —

Добьюсь того, чего хочу.

Будь уверена, все так и будет, детка

Повысь же ставку, задачу усложни.

Теперь скорее приближайся к микрофону.

Привет, ты запоешь через 1,2,3…

ПРИПЕВ:

Пламя роз и синева фиалок —

Избитая фигня, она не для тебя.

Мое послание любви увидишь ты во взгляде —

Под маску лжи лишь только загляни.

Глава 13. Хорошая ведьма, плохой примат

"Что ты прекрасна, милая, и дело не в тебе,

Дело во мне — я чудак."

"Whataya Want from Me?" Adam Lambert

Я всегда воспринимал жизнь, как игру. Шаг за шагом перемещался по игральной доске, из всего выжимал удовольствие, но в остальном всегда чувствовал себя отстраненно. Пока не случилось нечто особенное, изменившее все и вся. Жизнь для меня по-прежнему — игра, только правила у нее изменились. И теперь каждый ход слишком зыбкий и несет за собой неизвестность.

Снова и снова я вспоминаю тот вечер — тот отель, и как она сидит на кровати. Этот образ въелся в мой разум — она прижимает руки к практически обнаженной груди, в то время как флюоресцирующая розовая аура обволакивает ее, удивительно красивая.

Этот образ. Он сносит мне крышу. Режет без ножа.

Теперь она в безопасности — если это понятие вообще можно применить к Нефилиму — под опекой отца. Каждый раз, когда отец уезжает в Нью-Йорк, мне приходиться подавлять желание съездить и проведать ее. Я напоминаю себе, что нас могут засечь шептуны, что я и так уже достаточно искусил судьбу, проведя с Анной столько времени. Я потерял осторожность.

Я работаю только тогда, когда отец находится в Атланте. Я знаю: чертовски опасно ограничивать себя всего несколькими перепихами в неделю, но Анна заразила меня своей жаждой чего-то более существенного. Только ей подвластно заполнить глубокую пустоту в моей душе.

Прошло больше двух месяцев с нашей последней встречи. На прошлой неделе, заприметив Джея на одной из вечеринок, я поддался порыву отчаяния.

— Слышал о тусе в честь Хэллоуина? — спросил тогда я. Старый-добрый Джей, как я и рассчитывал, воссиял после моего приглашения. Не уверен, что он приведет Анну, но попытка не пытка.

Возможно, она не придет. Умная девушка не пришла бы. Хэллоуин — любимый праздник демонов, именно в эту ночь они больше всего любят нашептывать свои пустые, но такие сладкие обещания.

Я не показал отцу свой костюм. Лучший, чтобы спрятаться от всех людей. Только одна девушка сможет узнать меня в костюме огромной гориллы. По сияющему красному знаку на груди примата.

Хэллоуин всегда был моим любимым праздником: люди наряжались так, как не позволили бы себе в обычные дни. В этот день снимались запреты, и даже без воздействия наркотиков и алкоголя в воздухе витало пьянящее возбуждение.

Голова гориллы отвратительно воняет, да и внутри этой проклятой штуковины невыносимо жарко. Весь на нервах и в отсутствии вентиляции, я ужасно потею. Сквозь сетчатые отверстия для глаз я поглядываю на толпу. Сюда пришло, должно быть, не менее нескольких сотен человек, и все, чтобы посмотреть на выступление пяти групп. Мы сегодня не играем, хотя уверен, Радж, Майкл и Беннет где-то здесь.

Я напрягаю зрение, чтобы отчетливо разглядеть каждое лицо на этом поле. Мне интересно, какой костюм она выбрала. Мне она представляется этаким сексуальным ангелом — иронию мы оставим при себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Взгляд мой останавливается на взъерошенной светловолосой голове Джея. У него на глазу повязка, а на плече фальшивый попугай. Рядом с ним стоит невысокая зеленая ведьма в мерзком черном парике и в остроконечной шляпе. С мерцающим в области груди знаком, который среди всех присутствующих вижу один я. Сам себе ухмыльнувшись под прикрытием костюма, я начинаю успокаиваться.

Она пришла.

Я не собираюсь приближаться к ней. Я уже даже не уверен в том, что она ко мне испытывает. Слишком многое могло измениться за два месяца, особенно, учитывая, как я отверг ее. Она заслуживает лучшего.

Внутри начинает полыхать, стоит подумать о Копано. Да так, что мне хочется сорвать голову гориллы и вдохнуть воздуха, но я не в настроении показывать свою личину кому-то, кроме Анны.

Вполне возможно, что Коуп — единственный человек на земле, достойный Анны, но будь я проклят, если отдам ее ему. Стать ее возлюбленным — вот чего я хочу больше всего. Меня изводят фантазии о невозможном. О желаниях, которые не осуществить. Опасные мечты.

Теперь я смотрю только на Анну. Вот она бросает на себя взгляд, а вот смущенно скрещивает руки на груди, ей неуютно в обтягивающем черном платье. Мне предоставлен великолепный обзор на ее профиль. Взглядом я ласкаю контуры спины, переходящей в талию, затем округлую попку. Внутри рождается одурманивающее желание. Какое счастье, что мой чертов костюм такой просторный.

В голове немного проясняется, а пульс пускается вскачь, едва я замечаю, что она смотрит на меня. Узнала. Я не шевелюсь. Мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем она машет мне. Этот простой жест наполняет меня радостью. Я поднимаю лапу и усмехаюсь, видя ее улыбку. Но тут я замечаю девушку, которая хватает Анну за руку и что-то говорит. Я напрягаю слух.

— … Кому ты машешь? — спрашивает девушка. На ней провокационный костюм Минни Маус.

— Э-э, вон той мартышке, — говорит Анна. — Он, кажется, смотрит на нас.

Поправочка, милая. Я смотрю только на тебя.

Они обе поворачиваются ко мне в ожидании, так что я поднимаю руку и чешу себе под мышкой, что вызывает у них смех. Кажется, это та девушка, что танцевала вместе с Анной на вечеринке в том домике у озера — как давно это было. До сих пор приятно вспоминать, как я увел ее у того идиота и его выражение лица. Одно из любимейших моих воспоминаний.

Анна отворачивается от меня и начинает грызть ноготь. Вот упрямица, совсем не изменилась. Но я слишком жаден и хочу лицезреть ее личико, пока есть такая возможность. Я не собираюсь заводить с ней длительные беседы. Подойду всего на минутку. На чуть-чуть. После чего сразу же уйду.

Я подхожу к ним и стягиваю голову от костюма, трясу взмокшими волосами и набираю в грудь свежего воздуха. Обе девушки округляют глаза. Костюмчик Минни, который в горошек, окрашивается дымкой красной ауры. Анна хмурится, заметив это. У той девушки нос с небольшой горбинкой, придающей лицу некоторую изюминку, хотя скорее всего, она этого не ценит. Когда дело касается нюансов собственных тел — все девушки такие.

Я смотрю на Джея и говорю:

— Гррр, приятель. — Он смеется и протягивает мне руку, которую я пожимаю. Клевый он.

— Что нового, чел? — говорит он.

Я выдаю ему очередную шутку про барабанщика, ведь он такое любит.

— Чем отличается барабанщик от сберегательной облигации? — спрашиваю я.

Он широко улыбается и его аура становится ярко-желтой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не знаю, чем?

— Сберегательная облигация, спустя какое-то время, приносит деньги.

Он смеется и протягивает руку для очередного приветственного хлопка. Когда мы поворачиваемся к девушкам, цвета Минни успокаиваются.

— Это моя подруга — Вероника, — говорит Анна, ровным тоном. — А это Кайден.