Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет - Страница 56

У средневекового хрониста, желающего указать дату битвы при Азенкуре, было несколько вариантов. Рыцарские авторы, как правило, выбирали легкий вариант: Монстрелле, например, просто назвал ее "пятница, xxv-й день месяца октября тысяча четыреста пятнадцатого года".[418] Церковные писатели, включая хронистов и клерков королевской администрации, возможно, потому, что они были более грамотными и обязанными соблюдать церковную практику, использовали более сложные системы. Английский и французский хронист, получивший церковное образование, описали бы одно и то же событие разными терминами. Ни один из них не датировал бы битву 25 октября, а связал бы ее с праздником Святого Криспина и Святой Криспинианы. Англичанин мог бы поместить его "в третий год нашего господина короля Генриха, пятого от этого имени после завоевания". Его французский коллега, писавший от имени Карла VI, описал бы это как "в праздник Святого Криспина и Святой Криспинианы, в тридцать пятый год нашего правления". Именно поэтому каждый средневековый хронист и клерк должен был иметь под рукой набор хронологических таблиц для вычисления даты.

Нелегко было даже точно определить время. Хотя было общепризнанно, что в сутках двадцать четыре часа, способы измерения этих часов различались. В начале пятнадцатого века использовались три системы. Одной из них был раннесредневековый обычай делить день на два периода — от восхода до заката и от заката до восхода, каждый из которых искусственно делился на двенадцать неравных часов. Зимой светлое время суток было короче, а ночное — длиннее, летом ситуация менялась на противоположную. Второй метод также менялся в зависимости от времени года и определялся семью каноническими часами, которые обозначали главные ежедневные службы в церкви; они начинались с Заутреней на рассвете и заканчивались Вечерней с наступлением темноты. Преимущество этой системы заключалось в том, что, хотя в разных местах она была разной, поскольку зависела от времени восхода солнца, и часы опять же были неодинаковой длины, службы отмечались звоном колоколов в монастырях и приходских церквях, который был слышен людям, живущим вокруг них. Подобно школьным звонкам и фабричным гудкам современного мира, они определяли продолжительность рабочего дня для подавляющего большинства людей.[419]

Третий способ определения времени, который неохотно был принят в некоторых монастырях, был полностью отделен от времени года. Механические часы делили день на двадцать четыре часа равной продолжительности и отмеряли время от полуночи до полуночи. Солнечные, песочные и водяные часы использовались на протяжении веков, но новые часы были сделаны из точно изготовленных подвижных металлических частей. Самые ранние часы в Англии были изготовлены в 1283 году канониками Данстейблского приорства, но самые старые из сохранившихся часов, хранящиеся в соборе Солсбери, датируются столетием позже. Многие из этих часов были произведениями выдающегося мастерства. В 1322 году приорство Норвичского собора имело часы с большим астрономическим циферблатом и автоматами, включая пятьдесят девять изображений и процессию монахов. К пятнадцатому веку механические часы определяли время в большинстве бенедиктинских монастырей и были установлены на церквях и других зданиях для всеобщего обозрения.[420]

Наш бедный капеллан, пытаясь определить дату отъезда короля из Арфлера, должен был бороться со всеми противоречиями средневекового календаря. В своих похвальных попытках быть точным он только намутил воду. Он решил, что они отправились в путь "во вторник, за день до праздника святого Дениса, в первых числах октября". Праздник святого Дениса отмечался 9 октября, а в 1415 году он выпал на среду, поэтому днем накануне действительно должен был быть вторник. К сожалению, ноны октября, согласно классическому римскому календарю, приходились на 7 октября. Вполне вероятно, что это был просто досадный промах, когда он сверял свои хронологические таблицы.[421]

Труднее объяснить, почему капеллан считал, что они покинули Арфлер во вторник 8 октября, в то время как в казначейских записях четко указано, что это произошло в воскресенье 6 октября. Очевидного ответа на этот вопрос нет, но вполне вероятно, что казначейство произвольно выбрало 6 октября из соображений административного удобства, поскольку это был первый день нового финансового квартала кампании. Все, что можно сказать наверняка, это то, что капеллан лично присутствовал там, и что, учитывая его профессию, он наверняка знал бы, если бы они отправились в путь в воскресенье. Исходя из этой, безусловно, шаткой основы для принятия решения, мы последуем за капелланом, помня, что он мог ошибиться в своих расчетах на пару дней.[422]

Итак, во вторник 8 октября король со своими девятью сотнями латников, пятью тысячами лучников и многочисленными гражданскими лицами, включая королевских хирургов, менестрелей, герольдов и капелланов, отправился из Арфлера по дороге Монтивилье. Как это было принято, армия была разделена на три баталии, или дивизии, в которых ей предстояло сражаться. Честь возглавить авангард, или первую баталию, вновь выпала неукротимым сэру Джону Корнуоллу и сэру Гилберту Умфравилю. Основную часть армии возглавлял сам король, а также некоторые из его молодых и менее опытных дворян, включая его двадцатичетырехлетнего брата Хемфри, герцога Глостера, двадцатилетнего сэра Джона Холланда, который отличился при высадке и во время осады в компании своего отчима, и Джона, барона де Роса, который унаследовал поместья своего отца в предыдущем году и которому было всего восемнадцать или девятнадцать лет. Руководство арьергардом, как и авангардом, было доверено опытным участникам кампании, в данном случае ветерану Эдуарду, герцогу Йорку, и Ричарду де Веру, графу Оксфорду.[423]

Вероятно внутри трех подразделений, люди по-прежнему группировались в соответствии с отрядами, в которые они были первоначально набраны. Другими словами, не было никакого разделения латников и лучников, даже если последние теперь превосходили первых более чем в пять раз, вместо обычного соотношения три к одному, которое предпочитали англичане. Однако, должна была произойти значительная реорганизация. Многие отряды потеряли своих командиров, включая отряд Кларенса, который, насчитывал почти тысячу человек и был самым многочисленным отрядом в начале кампании. Численность многих других сократилась на треть. Для поддержания управления и дисциплины было важно назначить новых командиров. В некоторых случаях это означало, что кто-то из приближенных выбывшего военачальника взял на себя командование, как это сделал сэр Томас Рокби, когда граф-маршал был отправлен домой. В других случаях, особенно при большом количестве лучников, эти люди переводились в другие отряды, чтобы восстановить их численность до боевого подразделения.[424]

Учитывая расстояние, которое предстояло преодолеть армии, и вероятность того, что вскоре ей придется вступить в бой, вполне вероятно, что большинство, если не все люди, были конными. В Арфлере было много лишних лошадей, так как приоритетной задачей была отправка домой больных людей, а не их лошадей. Вместе со всеми запасными лошадьми, которых разрешалось брать всем, кто выше ранга лучника, и вьючными лошадьми, необходимыми для перевозки багажа, в колонне должно было быть минимум двенадцать тысяч лошадей, а вполне возможно, что и вдвое больше.[425] Хотя лошади были необходимы для скорости и мобильности армии, их присутствие в таком большом количестве означало, что будет трудно обеспечить их достаточным питанием и водой во время похода.