По лазоревому ветру (СИ) - Енодина Анастасия - Страница 34

- Одного я оставил тебе, – произнёс знакомый голос откуда-то с улицы. - Надеюсь, справишься. Не мешкай!

Лефириус вздрогнул от этого голоса. Больше всего на свете ему бы хотелось броситься вслед за ним и узнать, кто он и почему помогает ему. Но голос был прав, мешкать не следовало, и потому Лефириус бросился на оставшегося в одиночестве врага. Тот тоже моментально вышел из оцепенения и, видимо, решил бороться за свою жизнь до конца. Лефиру это не понравилось: он чувствовал, как усталость с новой силой наваливается на него, отчего он уже не может реагировать стремительно и верно. К тому же ему казалось, что неизвестный доброжелатель всё ещё рядом, смотрит через окно, наблюдает за ним, и, если всё пойдет к тому, что Лефир проиграет, этот неизвестный обязательно появится и всё исправит. Возможно, поэтому принц не очень расстроился, когда его повалили на пол. Но никто не стремился вмешиваться и помогать ему. Никто не спешил выпускать стрелу в человека, прижимавшего его к полу, пахнущему гнилыми досками. Враг был доволен собой. Он собирался было вонзить в него меч, но Лефир отбросил оружие и принялся работать кулаками. Он настолько резко и неожиданно даже для самого себя перешёл в наступление, что  враг опешил. Принц ощутил в себе прилив сил, у него открылось второе дыхание, но этого уже не требовалось: Элейне удалось подняться и она, подобрав свой нож, вонзила его в шею противника.

- Хоть немного… поучаствовала, – слабо улыбнулась она, и Лефир быстро вскочил с пола и придержал её за талию, так как девушку шатало.

- Эй, почему ты не зачаровала свою одежду? – возмутился принц, находясь в странно непривычной эйфории от того, что они остались вдвоём стоять над убитыми врагами.

- Я…- пробормотала девушка растерянно. – Я как-то не подумала о том, что могут искать меня…

Он на мгновение отпустил Элейну, подобрал  и убрал свой меч в ножны. Потом снова приобнял девушку, которая уже начала подаваться в сторону, и вздохнул:

- После того, что мы наплели стражникам, тебя будут искать едва ли не усерднее, чем меня: в теории с помощью тебя меня можно заманить в любое удобное убийце место.

- Я просто не думала, что стражники так быстро вернутся в столицу... – попыталась оправдаться Элейна и по её щекам потекли предательские слёзы от осознания собственной глупости.

- Ладно,- снова вздохнул он, не зная, как её успокоить. - Всё могло быть хуже. Пойдём отсюда, – он осторожно направился к двери, бережно увлекая Элейну за собой.

Однако её больная голова кружилась, и сил девушке хватило лишь, чтобы дойти до двери, после чего она провалилась в тяжёлую вязкую темноту. Принц был готов к чему-то подобному, и потому не был вынужден долго раздумывать. Он осторожно положил Элейну на пол и стянул с себя плащ, помня о том, что зачарована одежда. Лефир осторожно взял девушку на руки, пытаясь укрыть её своим плащом, и, ежеминутно воровато оглядываясь по сторонам, вышел на улицу. Было ещё не совсем темно, но оставаться в доме с убитыми людьми казалось опасным. Наверно, равно опасно, как и покидать этот дом, но всё же принц с Элейной на руках побрёл по сумрачным знакомым улочкам. Девушка оказалась на удивление лёгкой, и он подумал, что всё-таки она может оказаться из рода каких-нибудь фей.

 Никогда его родной город не казался ему более мрачным, враждебным и отталкивающим. Он вспомнил, с каким неподдельным презрением Элейна произнесла на опушке слово «Оуил», и подумал, что сейчас мог бы в точности повторить его с той же интонацией. Искренняя неприязнь ко всему, что находилось в столице, завладевала им. Ему не нравились дома, от скопления которых, казалось, становилось трудно дышать; не нравились спешащие по своим делам прохожие, от которых приходилось таиться; не нравились улицы, слишком грязные и дурно пахнущие, а также не нравились огни в окнах, которые напоминали о том, что большинству в этом городе комфортно и уютно. Как в Оуиле может быть уютно, Лефир теперь не представлял. Как это не парадоксально, но при том, что вокруг всё было каким-то зловещим и вызывающим отвращение, Лефир пребывал в приподнятом настроении: он давно не дрался и не чувствовал в теле упоительного ощущения напряжения каждой мышцы, после которого всё тело ещё долго ныло приятной болью. Кроме того, вспоминая прошедшую потасовку, он не мог не отметить, что ему не стыдно за себя. Да, ему помогли, но и он сделал всё, что мог, а мог он, как оказалось, не так уж и ничтожно мало, как ему прежде думалось.

Принц знал, куда идёт. Единственное приятное во всём происходящем было то, что Лефириусу было, куда идти. Он нёс девушку и поражался тому, что не устаёт от этого. Даже после схватки, и даже при ноющем теле. Элейна оказалась невесомой, и принц подумал о том, что, вероятно, именно по этой причине она оставляла столь малозаметные следы на болоте и в пыли заброшенного дома. Молодой мужчина шёл долго, и в результате принёс Элейну в самый неприметный домик в самом дальнем и трущобном месте, какое только могло сыскаться в столице. Домик этот, хоть и выглядел крайне непрезентабельно, имел функционирующую дверь, запертую на ключ. Однако ключ принц легко нашарил в щели между дверным косяком и рассохшимися досками стены, на которых клочьями висела облупившаяся краска. Внутри домишко оказался вполне пригодным для укрытия, и даже, возможно, для жизни. В темноте принц не мог заметить, насколько всё поросло пылью, зато характерный запах чувствовался – давно, очень давно никто не заходил сюда. Оно и понятно – красть здесь было решительно нечего, да и кому придёт в голову идея о возможности разжиться хоть чем-то полезным при взгляде на столь неприметное и обветшалое здание.

Лефириус бережно положил свою ношу на небольшой продавленный диванчик, потом взял плед, с трудом отыскав его впотьмах, и, стряхнув с него скопившуюся пыль, укрыл им девушку. Если бы Элейна была в сознании, то в последующие минуты она могла бы слышать грохот и приглушённую ругань, исходившие от принца, который шарил по давно забытым комодам в поисках свечей и кремня. Прошло довольно много времени, пока мужчина всё-таки сумел рассеять тьму, разогнав её по углам небольшой комнаты светом свечей в канделябре. Первым делом принц подошёл к Элейне. Её перепачканный и заплаканный вид напомнил ему их первую встречу, и ему нестерпимо захотелось как-то это исправить. Он нашёл старое пожелтевшее полотенце, вышел на улицу, где всего через несколько домов стояла бочка с дождевой водой. Убедившись, что никого нет, он сходил и намочил полотенце, вернулся и присел на кривой покачивающийся стул рядом с Элейной. Наклонившись к ней, он вдохнул исходивший от неё слабый запах сирени.

Несколько секунд он просто вглядывался в её лицо, и в его памяти всплывали обрывки их первого разговора, когда между ними были прутья решётки и глухая стена непонимания. Он постарался сосредоточиться на том, что необходимо стереть кровь с её лица, а не мучить себя воспоминаниями.

Все его движения были такими осторожными, что казалось, он хочет остаться незамеченным, не разбудить и не потревожить девушку. Он старался не прикасаться к самим ранкам, а лишь стирать размазанную кровь. Девушка выглядела мирно спящей, и Лефир искренне верил, что с ней всё хорошо и просто нужно отдохнуть. Из её разбитой брови кровь тонкой струйкой стекла по лицу на ухо, и, стараясь смыть с него уже запёкшуюся кровь, принц разглядывал остроконечное ушко. «Кто же ты?» - подумал он и слегка удивился, что этот вопрос как-то не приходил ему в голову с того самого момента, когда она была поймана несколько лет назад. Вернее, приходил, но совсем мимолётно. Из этого выходило, что ему вообще было не важно, кто она. Чуть любопытно, но не настолько, чтобы это часто ему вспоминалось, и тем более, не настолько, чтобы задать ей этот вопрос прямо.

Лефир отложил полотенце и погладил девушку по растрёпанным волосам. Она напугала его сегодня. Он действительно испугался за неё…или за себя, что потеряет её и останется наедине со своими проблемами. Лефир провёл тыльной стороной ладони по её щеке и поспешно отдёрнул руку. Нельзя было позволять себе влюбляться в ведьму, в неизвестное существо, которое стало ему дороже всех на свете всего за пару дней. Да, нельзя было, но, кажется, он подумал об этом слишком поздно.