Краденая магия. Часть 2 (СИ) - Кащеев Денис - Страница 27

Оставив нас на этом, наместник неспешно двинулся по перрону, еще несколько раз по пути останавливаясь и запросто здороваясь за руку с тем или иным офицером или гражданским. Дойдя до возвышения в середине платформы, Светлейший князь взошел на него по приготовленной лесенке и орлом обозрел собравшихся уже оттуда. Толпа притихла, и Романов заговорил — громогласно, не тише, чем Алексеев на ристалище во время вступительного испытания:

— Милостивые государи и милостивые государыни! Жители Москвы и гости Первопрестольной! Верные слуги Его Императорского Величества — уверен, иных здесь нет и быть не может! Мои друзья и соратники! Позвольте мне…

Выступал Романов минут пять, но, признаться, почти ничего нового за это время я от него не услышал: снова о том, что годы грядут непростые, и, только собравшись с силами и сплотившись вокруг трона, с напастями нам удастся справиться. О том, что сильная армия — несущий хребет Российской Империи, единственный верный союзник. О том, что дружить с Китаем, конечно, хорошо, но, когда пробьет роковой час, рассчитывать на помощь Поднебесной нам не придется…

Все убедительно и красиво, но, признаться, в какой-то момент я поймал себя на мысли, что словно бы нахожусь на предвыборном митинге кандидата в депутаты или, может, в президенты. Не хватало только фразы: голосуйте за меня и мою политическую партию!

«Ну, тут вы, сударь, пальцем в небо попали, — с усмешкой заметил мне на это Фу. — Куда Светлейшему князю избираться? Не в губернское же дворянское собрание! Сие отнюдь не его масштаб! А если государь вдруг решит созвать Всероссийский Земский Собор — Романов, как московский наместник, войдет в число делегатов без всякого голосования».

«Все равно очень похоже, — заметил я. — Может, он куда повыше собрался? — предположил в полушутку. — Царей у вас тут, часом, не избирают?»

«НеистощимыйКлюч с вами, сударь! Четыреста лет подобного не случалось — с тех самых пор, как в лихие времена пресеклась династия московских Рюриковичей и Земским Собором на трон — тогда еще здесь, в Первопрестольной — был возведен Борис I Годунов!»

«Между нами: может, Романов считает, что пора повторить эксперимент?» — вовсе уж что-то понесло меня.

«С чего бы это вдруг, сударь? — почти испуганно пробормотал „паук“ — похоже, даже мысли подобной устрашившись. — Нынче династия крепка, как никогда!»

«Ну, как скажете», — пожал я плечами.

«Оставили бы вы подобные крамольные фантазии, сударь! — не унимался Фу. — Иначе — быть беде!

Сергей Казимирович же вас предостерегал!»

«Как скажете», — повторил я — спор мне наскучил.

Светлейший князь как раз закончил свою зажигательную речь — я без иронии, толпа на перроне ему восторженно рукоплескала — и с видом человека, честно исполнившего свой долг, спустился с возвышения. А нас пригласили на посадку в вагон.

Глава 18

в которой мой поезд трогается

Вагон, в который мы вошли — средний из трех в составе — оказался внутри разделен на две части. Первая представляла собой узкий коридор, в который выходили дверцы четырех купе — всё, почти как в знакомых мне по родному миру поездах дальнего следования. Если, конечно, не считать белого пушистого ковра, в котором ноги утопали по щиколотку, обитых малиновым шелком стен и двух хрустальных люстр под потолком, призванных это великолепие освещать.

Вторую половину вагона от наших любопытных взоров покамест закрывала тяжелая бархатная портьера.

— Молодая графиня, прошу, — указал Алексеев Воронцовой на крайнюю дверь. — Сударь, это ваше, — судя по жесту майора, следующее купе предназначалось Ясухару. — Молодой князь, вам сюда, — мне досталось третье. Себе заместитель начальника корпуса, очевидно, выбрал последнее. — На полчаса вы свободны, затем прошу всех явиться в салон, — кивнул старикан на отгороженную часть вагона. — Фуражки с собой не берите, если пожелаете, можете также снять кители — застолье объявлено неформальным. Тем не менее, если китель останется на вас — он должен быть застегнут на все пуговицы. То же самое в любом случае касается рубашек, — заметил он, почему-то строго посмотрев при этом на Милану. — Все ясно?

— Ясно, господин майор, — пожав плечами, кивнула девушка.

— Всем все ясно? — перевел Алексеев суровый взгляд на нас с Тоётоми.

— Так точно, господин майор, — браво ответили уже мы с японцем.

— Тогда обустраивайтесь.

Надавив за изогнутую ручку, я распахнул дверцу — она отъехала в сторону, уйдя в стену, как и в привычных мне поездах — и шагнул в купе. Успев, впрочем, заметить, что свои двери Воронцова и Ясухару открыли, руками к ним не прикасаясь — то есть магией. Ну да, мы же не на территории корпуса, да и не абитуриенты уже. Должно быть, отныне для нас иные правила. Жаль, я их не знаю — раньше меня в подобных вопросах Надя просвещала, а теперь…

«А теперь, сударь, вы, конечно же, напрочь отрезаны от любых источников информации. Прискорбно, не правда ли?» — съязвил фамильяр.

«Ох, Фу, о вас я не подумал…»

«Сим мне, наверное, стоило оскорбиться — не знай я, что ваше сожаление об отсутствии с нами Надежды Александровны отнюдь не ограничивается потребностью в консультации эксперта!»

«Слова в простоте не скажете! — хмыкнул я. — Заявили бы прямо: тоскуете, мол, сударь, по Надежде Александровне!»

«Ну, можно, конечно, выразиться и так, в лоб».

«Так — да нет так! Я, конечно, болван, но то, что учудила она…»

«А я вовсе и не валю все на вас, сударь! Собственно, я вообще не касался вопроса вины — на сию стезю разговор вы сами повернули!»

«Вот и закончим на этом», — буркнул я.

«Как пожелаете, сударь».

«Паук» умолк, и я наконец оглядел предоставленное мне дорожное обиталище. Купе было стандартного размера, но спальное место в нем имелось всего одно. Вагонной полкой его, правда, было не назвать — слева от входа, у стены, стоял широкий диван с кожаной спинкой и подголовниками. Напротив него располагался письменный стол из полированного дерева, на углу которого красовались массивные бронзовые часы — машинально я засек по ним тридцать минут, выделенные нам Алексеевым. К столу прилагался стул, спинку и сиденье которого обтягивала ткань в цвет обивки стен — здесь, как и в коридоре, это был малиновый шелк. На квадратном окне висела не какая-нибудь там легкомысленная занавесочка — полноценные шторы, раздвинутые и перехваченные посередине толстым шнуром с кистями.

В стене рядом со столом обнаружилась неприметная дверца — пониже и поуже, чем входная. Я заглянул за нее: там прятался персональный санузел: фаянсовый унитаз, раковина и даже душ. На позолоченных крючках висели два полотенца — большое и маленькое — и синий банный халат.

Покачав головой, я вернулся в жилую часть купе, и в этот момент поезд тронулся. Плавно и совершенно неощутимо — если бы перрон за окном вдруг не поплыл назад, я бы нипочем не догадался, что наше путешествие началось.

Вторая половина вагона, отделенная от зоны купе портьерой — ныне отдернутой — оказалась одним большим залом. Посреди него стоял овальной формы обеденный стол, способный вместить за собой минимум дюжину человек. Но сейчас он был накрыт только на пятерых. Ровно столько нас за ним и сидело: разделить трапезу с избранной троицей и заместителем начальника Федоровского кадетского корпуса в салон явился офицер Собственного Его Императорского Величества Конвоя — личной охраны царя Бориса — представившийся есаулом Семеновым. Одет гость (а может быть, наоборот, хозяин) был в длиннополый — ниже колен — алый кафтан с двумя рядами узких вертикальных кармашков на груди, из которых высовывались кончики каких-то металлических трубочек — кажется, это называется газыри, в моем мире у казачьего костюма подобная деталь тоже встречается. Пояс и эполеты есаул носил серебряные.