Обрученная с ветром - Дрейк Шеннон - Страница 56

Она укусила его.

Он свирепо выругался, потом перевернул ее. Платье, которое он распорол лишь частично, начало сползать, оставляя ее обнаженной и беззащитной. Руки, удерживающие ее, были суровы и жестоки, глаза ярко горели. Это неистовство пугало ее, и она невольно запросила пощады.

— Пожалуйста, Пирс! Пожалуйста!

Внезапно неистовство исчезло. Он отпустил ее, уселся на койку и искоса посмотрел на нее.

— Проклятие, Роза! Тогда не искушай меня!

Она, задыхаясь, лежала рядом с ним. Она попыталась вырваться, отодвинуться от него. Он переводил взгляд с ее порванного лифа на ее грудь. Голос стал хриплым. Он протянул к ней руку.

— Иди сюда, Роза.

Почти в слезах, скрипя зубами, она покачала головой.

— Иди сюда! — повторил он. — Прошло так много, много времени!

— Много времени, — повторила она.

— Дай мне руку.

— Нет!

Одна из его угольно-черных бровей снова взметнулась вверх, верный знак того, что он начинает выходить из себя. Ей было безразлично.

— Роза, ты все еще моя жена.

— Да, но уже давным-давно вдова, как ты уже заметил! Ты дразнишь меня и злишься и отказываешься пощадить! Если вы, милорд, думаете, что я запрыгаю от радости и буду готова к услугам, вы глубоко ошибаетесь. До сих пор вы только и делали, что грубо обращались со мной и оскорбляли меня и моего отца. Клянусь, я и близко к вам не подойду!

— Ты моя жена! — настаивал он хриплым голосом.

— Тогда, может быть, вы потрудитесь извиниться, и, если вы сделаете это достаточно смиренно, я в конечном счете, возможно, и надумаю простить вас.

— Простить меня! — В его голосе прозвучали как удивление, так и раскаты грома. Потом он улыбнулся, хотя изгиб его губ вовсе не был приятным. — Миледи, я могу лишь молиться, чтобы вы начали расплачиваться со мной за все, вами содеянное!

Она еще отодвинулась к краю койки, настороженно глядя на него.

— Милорд, повторяю вам — я ничего не делала! Как бы я ни старалась, похоже, я не в состоянии вдолбить это в вашу тупую башку. Ну что ж, милорд, раз так, если вы хоть пальцем меня тронете, я буду вопить до посинения. Я подниму такой ужасный шум, что даже ваша пиратская команда ворвется сюда с требованием освободить меня!

Он улыбнулся.

— О, вряд ли, Роза! Часть моей пиратской команды служила вместе со мной на испанском корабле. Даже если я придушу тебя и скормлю по кусочку акулам, думаю, они и тогда ни за что не вмешаются!

— А как же капитан Нименс! И его команда!

— А мне плевать, — вежливо сообщил он.

— Но…

— Капитану Нименсу известно, что ты — моя жена. Здесь всем это известно.

— Как вы можете хотеть женщину, которая ненавидит вас? — в отчаянии воскликнула она.

Бровь снова изогнулась. Она подтянула колени к груди, изо всех сил стараясь держаться на расстоянии от него. Но он наклонился к ней. Он протянул руку и только одним указательным пальцем нежно обвел контур ее щеки.

— Ты ненавидишь меня?

— Я должна, — огрызнулась она. — В довершение всего, в чем ты меня обвиняешь?

— Докажи, что я ошибаюсь, — тихо сказал он.

— Докажи мою вину! — воскликнула она. Палец, нежно поглаживающий ее, замер.

— Вернись ко мне, Пирс! — процитировал он ее слова, сказанные той ужасной ночью. — Как отчетливо помню я эти слова. И как отчетливо я помню, что обнаружил в Хантингтон Манор и что случилось, когда я вернулся к тебе!

— Я понятия не имела, что Анна мертва! — гневно заявила она. — Я бы никогда не послала тебя туда, если бы подозревала об этом. Боже, как я могла знать, что солдаты могут явиться за тобой?

— Действительно, как — если ты не была в сговоре с Джеромом? Ты встретилась с Джеромом. Так ты мне говорила.

— Ты — хитрый! — гневно прошептала она, боясь, что вот-вот расплачется. Она задыхалась. — Как ты можешь говорить мне такое и после этого командовать моими чувствами!

— Я думаю, — сказал он, — что прошло много, много времени.

— Много времени! Действительно! И я теперь гораздо старше и умнее. Я не стану платить за грехи, которых не совершала! Если ты не спал по ночам, мечтая о мести, мсти. Неси свои плетки — режь меня на куски, чтобы скормить акулам!

— Как странно! — тихо сказал он. — Я мечтал именно о такой мести. Но в мечтах всегда присутствовало что-то еще!

— И это было…

— Желание! Роза, ты знаешь меня! Я возьму тебя. Иди ко мне!

Она неистово затрясла головой.

— Ты обвинил меня в ужасных поступках, захватил корабль, на котором я ехала, и теперь хочешь увезти меня в Англию! Значит, ты считаешь, что можешь приказать мне сдаться! Ну, так ты не можешь этого сделать. И я не поеду в Англию, я не могу ехать в Англию! И не позволю тебе соблазнить или взять меня, я не стану жертвой твоих способностей или искусства…

— Или жажды? — тихо сказал он.

Неожиданно глубокая нежность его тона, казалось, мучительно подействовала на нее, гораздо сильнее, чем любой угрожающий рев или крик. О Боже, да, прошло так много времени. И она тоже так много, много ночей лежала без сна, вспоминая, желая его. Его прикосновения, его голоса, ощущения его объятий во сне.

Она смотрела на него, пораженная действием этого голоса, этих глаз. Он требовал, потом звал, но никакого значения это не имело, потому что с самого начала он был намерен получить желаемое.

И он получит.

Он не стал ждать, пока она протянет руку, он сам нашел ее. Она не имела возможности ни дышать, ни сделать что-либо еще, прежде чем обнаружила себя у него в руках, на коленях, и их обоих — на середине койки. Потом он смотрел на нее, и серебристый огонь его глаз волновал и согревал ее кровь. Она все еще отчаянно желала бороться. Но абсолютный голод и страсть в его глазах затронули в ней какие-то глубокие струны. Она хотела снова закричать. Открыла рот, но издала только вздох.

А потом стало слишком поздно. Его рот с силой прижался к ее губам. Лихорадочно, настойчиво. И соблазняюще. Мгновение она пыталась не разжимать губ под толчками его языка. Как глупо. Он легко преодолел этот барьер. Скользнул по ее губам, зубам, поиграл с ее языком, двинулся в глубину рта, дотрагиваясь, рыская, исследуя. Поцелуй был настолько возбуждающим, что лишил ее способности мыслить. Она знала, что не может, не должна отвечать на него.

Но и отказать ему она не могла. Она закрыла глаза и с восторгом ощутила его жар. Вдыхала его запах, наслаждалась его вкусом и ощущением его объятий. Она не может отвечать…

Но было так удивительно хорошо. Она считала, что он умер, и часть ее умерла вместе с ним. Он жив, и теперь волшебство снова ожило в ней. Она знала так мало, но все же знала, что никакой другой мужчина не может обладать его страстью, его возбудимостью, его жизненной силой. Никто, только Пирс…

Он оторвал от нее губы, но взгляд его пронизывал ее насквозь. Глядя на серебристый огонь его глаз, она чувствовала, как влажны, как распухли ее губы. Она покачала головой, отрицая все свои ощущения. Отчаянно. Он должен поверить в нее.

— Нет, Пирс!

Губы его спустились к ее щеке, пальцы откинули порванную ткань лифа. Губы дотронулись до ключицы, нашли бьющуюся на шее жилку. Язык его оставлял за собой пылающую дорожку от этой жилки до ложбинки между грудями, потом рука его обхватила грудь. Она подвинулась, борясь с огнем, который эта нежная ласка вызвала в ней. Она закрыла глаза и сжала зубы.

Нет…

Но, о Боже! Так много времени! И он так тихо шептал, целуя ее тело.

— Любовь моя, ты изменилась…

Его голос, его шепот, ощущение его жаркого дыхания на ее теле… все это было так эротично! Но она не сдастся!

Но слова его омывали ее. Она уже поплыла по морю ощущений. Она должна скорее остановить его — или она пропала.

Боль. Желание.

Поцелуй обжег ее грудь.

— Ты изменилась и выросла и… Боже, ощущать твое тело, его вкус, его сладость… — слова замерли.

Он тихо застонал, слегка сжимая пальцами ее грудь; язык легко танцевал вокруг соска, потом обхватил его ртом, омывая его, согревая, посасывая его.