Мертвая вода (СИ) - Локалова Алиса - Страница 28

— Мне очень жаль, господин, — донесся до него голос начальника группы. — Моя вина в том, что мы воспользовались устаревшими разведданными.

— Да, пожалуй, — согласился голос. Джамир вздрогнул. — Вам нужно больше тренироваться. Пройдете три цикла по три дня. Будете тренироваться собирать информацию и отрабатывать тактику.

— Да, господин, — ответил начальник группы дрожащим голосом.

* * *

Данатос проснулся от странного видения. Все было черно-багровым и полным боли — не его боли, чужой. Он чувствовал, что боль принадлежит кому-то, кто видел его лишь однажды и почему-то связывал боль с ним. Однако спустя несколько мгновений видение переменилось, и перед ним появился маленький домик в ночной тундре. Домик-землянка скрывался за ползучими зарослями, но возле самой крыши в крохотном окне горел огонек — белый, нежный и трепетный, как летняя бабочка.

Проснувшись, он постарался запомнить как можно четче все увиденное. Странный сон казался перехваченным посланием.

У соседней койки он заметил сестру. Брисигида склонилась над Лаэртом. От рук лилось свечение — на этот раз голубое, не золотистое. Данатос знал, что это сканирующая магия.

— Ищешь призрак? — спросил он.

Сосредоточенная Брис кивнула.

— А еще эпилепсию, кататонию и другие побочные эффекты, — добавила она.

Призраком арделорейские жрицы называли страшную болезнь, которую вызывала спонтанная мутация тканей. Человек мог долго жить с мутировавшими органами, пока они не отказывали, и в большинстве случаев человек умирал. На начальных стадиях жрицы легко могли обнаружить опухоль с тканями-мутантами и аккуратно ее устранить. Но как правило призрак находили слишком поздно, особенно у стариков: они становились жертвой призрачной болезни чаще всего.

— Не найдешь, — уверенно заявил Дани.

— Не найду, — легко согласилась Брисигида. — В предыдущие два дня ведь не нашла. Перестраховываюсь.

Жрица ежедневно делала обход: сначала пострадавших, Лаэрта и Хольгера, затем и всех остальных. Данатос считал, что этими обходами она отвлекает себя от мрачных мыслей, которые ей навевал ее главный пациент. Точнее, пациентка.

— Ты уже ходила к Феликсе?

Брисигида тяжело вздохнула.

— Я не уверена, что она впустит меня после вчерашнего разговора.

Феликса спряталась в одной из кают сразу же, как вытянула с морского дна рифы. Капитанскую и три лучшие офицерские она занимать не стала, закрылась в самой маленькой из одиночных. Брис знала, что это тревожный знак — на своем рейдовом бриге, «Стальной Гарпии», она всегда отдыхала в самой комфортной каюте, капитанской, и никто не оспаривал ее право.

Тем не менее, в первый день, когда они только вырвались из гавани, Брисигида не обратила на это особого внимания. Ее больше беспокоило состояние Лаэрта и Хольгера. Дани, который тоже получил небольшие ранения, позаботился о себе сам: вдали от Колодца заработали его способности перевертыша, в том числе и усиленная регенерация, и к утру от порезов не осталось и следа.

К ночи, после ужина, на котором Феликса не появилась, Брисигида начала беспокоиться. Сперва она решила, что волшебница просто устала, вот и не выходит из каюты — уснула. Однако Данатос тоже волновался. Он рассказал Брис, что в день набора команды Феликса пришла совсем поздно и спала совсем мало. Жрица запоздало вспомнила, что нежить, которой стала теперь чародейка, вряд ли чувствует усталость. Эта мысль только усилила ее тревогу.

Убедившись, что Лаэрт и Хольгер идут на поправку, Брисигида постучалась в каюту, где заперлась Феликса, но ответа не последовало. Брис слишком устала, чтобы допытываться, и ушла спать, надеясь, что утром ее давняя подруга объяснится.

Наутро Феликса не только не вышла из каюты, но и не разговаривала ни с кем, кто к ней стучался. Брисигида раздосадовало такое поведение. Ей казалось, что Феликса начала понимать, что значит нести ответственность за свои решения и поступки, однако пока ее состояние больше напоминало подростковый кризис. Жрица была уверена, что, оставшись одна, Феликса принялась жалеть себя из-за неудачи в порту, которая едва не стоила им всем жизни и свободы.

После обеда Брис попыталась поговорить с ней через дверь. Ее сочувственные речи так и остались безответным монологом. Когда она попыталась спросить Феликсу, не чувствует ли она первых признаков некроза, та разозлилась, швырнула чем-то жалобно звякнувшим в дверь и резко попросила оставить ее в покое. Попытка развить эту тему кончилась тем, что Брис услышала яростную тираду, суть которой можно передать всего одной фразой: «Ты понятия не имеешь, о чем говоришь».

Сегодня наступил третий день путешествия, и они подходили к водам, которые некогда патрулировала Феликса на службе в императорском флоте. Кистень уже показывал им маршрут, по которому он планировал миновать эти широты: дугу, удлиняющую их путь почти вдвое. Феликса и это собрание пропустила, игнорируя или ругаясь на всякого, кто пытался ее позвать. Единственным, кому она соизволила ответить, оказался Акыр. Капитану Феликса сказала, что испытывает жестокое нездоровье и не может пока выйти из каюты.

Брисигида, конечно же, знала, что это ложь. Какие болезни могут быть у мертвеца?

— Я мог бы пойти поговорить с ней, — предложил Данатос.

— А ты еще не пробовал? — удивилась Брис. Она думала, что ее брат в первую очередь попытается вразумить Феликсу и вытащить ее из кокона жалости и самобичевания.

— Нет, — смущенно ответил Данатос. — Это было бы нечестно.

— Почему? — окончательно запуталась жрица. — Нечестно по отношению к кому?

— К ней, конечно, — ответил оборотень. — Я очень долго считал себя проклятым, помнишь? Чудовищем, кровожадным уродом. Я много гнусных названий себе придумал. Мне кажется, она чувствует нечто подобное.

Брисигида задумалась. В детстве Данатоса и правда мучило осознание его звериного существа. Однако после нескольких медитаций и молитв, которым она научила его, брат стал получать множество видений, в основном во сне. В каждом из них он видел прекрасную женщину в свободном одеянии, скрывающем растущий живот, а у ее ног — хищных кошек и других зверей, спокойно спящих. Девять видений, девять кошачьих, которые жили в нем. Брисигида знала, что в этих видениях сама Триединая разговаривала с ним. Не словами, конечно, а так, как умеют беседовать только боги. На девятый день Данатос наконец-то осознал, что его сила — это не проклятие, а благословение. Брисигида, тогда еще совсем юная адептка, наконец додумалась отвести его в храмовый сад, где жили стражи храма и любимцы Триединой, Богини-Матери: хищные кошки разных пород. Этих хищников к храму приводила воля Триединой. Так или иначе, на своих лапах из степи или тайком в трюмах страшных скрипучих кораблей, коты и кошки добирались до храма, чтобы стать его частью. Дани провел среди них немало времени в своих звериных обликах, и ни одна жрица, кроме самой Брисигиды, так и не узнала, что одним из стражей был оборотень.

В день нападения, однако, Данатос и Брисигида находились далеко от храма. Вместе с Лаэртом они выполняли особое поручение верховной жрицы Нокт: рассказывали степным народам о Триединой. Лаэрт, агент Тайной канцелярии, выполнял свое задание, но он не успел к нему даже приступить, когда из объятой пламенем столицы прилетел почтовый сокол с невероятным приказом: бежать и прятаться.

— Не думаю, что твой опыт достаточно сходен, — сказала наконец Брисигида. — Тебе помогла молитва Матери. В ее ситуации молиться — только беду на себя навлекать.

— Я не говорил, что ей подойдет мое решение, — покачал головой Дани. — Я лишь сказал, что единственный из всех могу представить, что она чувствует сейчас.

— Тебе не нужно мое разрешение, — мягко ответила Брис. — Если уверен, что можешь ей помочь, делай, что считаешь нужным.

Данатос кивнул и ушел к каюте чародейки.

* * *

Возле каюты он столкнулся с другой посетительницей Феликсы. Дина стояла возле двери, никак не решаясь постучать. Данатос ходил слишком тихо, чтобы девочка услышала его шаги, и все же она вздрогнула, когда он приблизился, и повернулась в его сторону.