Ундина - Де Ла Мотт Фуке Фридрих - Страница 11

Глава девятая

О ТОМ, КАК РЫЦАРЬ УВЕЗ С СОБОЙ МОЛОДУЮ ЖЕНУ

Когда на следующее утро Хульдбранд проснулся, его прекрасной подруги уже не было рядом с ним; и вновь ему пришла на ум неотвязная мысль, что весь его брак и сама прелестная Ундина - всего лишь мираж и мимолетная игра воображения. Но тут она сама вошла в горницу, поцеловала его и, присев на постель, молвила. - Я выходила так рано поглядеть, сдержал ли дядя слово. Все потоки и ручьи уже вернулись в старое русло, и сам он, как и прежде, уединенно и задумчиво струит сквозь лес свои воды. Его друзья в воздухе и в воде тоже утихомирились, все в этих краях успокоилось, пошло своим чередом, и ты можешь посуху вернуться домой когда захочешь.

Хульдбранду вновь показалось, что он грезит наяву - так трудно ему было свыкнуться с мыслью о диковинной родне своей жены. Однако он и виду не подал, а невыразимая прелесть молодой женщины вскоре успокоила все недобрые его предчувствия. Когда короткое время спустя он стоял с ней у входа в дом, озирая зеленеющую косу с ее четко обозначенными водой границами, ему стало вдруг так хорошо, в этой колыбели его любви, что у него вырвалось:

- А зачем нам уезжать сегодня? Едва ли в том большом мире нас ждут более радостные дни, чем те, что провели мы здесь, в этом укромном, защищенном тайнике. Давай же проводим здесь еще дважды, трижды закат солнца.

- Как повелит мой господин, - с ласковой покорностью отвечала Ундина. Вот только старики - им и так будет больно расставаться со мной, а тут, когда они почувствуют во мне преданную душу, почувствуют, как искренне я научилась теперь любить и чтить их, они, пожалуй, все глаза себе выплачут с горя. Сейчас еще моя кротость и благонравие для них - все равно, что гладь озера, пока недвижен воздух, - ведь так оно со мной всегда бывало. И какое-нибудь деревце или цветок они полюбят так же легко, как полюбили меня. Что будет, если они узнают это новое, обретенное мной любящее сердце, в ту самую минуту, когда должны будут навеки утратить его на этой земле? А смогу ли я утаить его от них, если мы останемся здесь?

Хульдбранд не мог не согласиться с ней; он отправился к старикам и сообщил, что они уезжают в сей же час. Священник вызвался сопровождать молодую чету, вместе с рыцарем они помогли Ундине сесть на коня и не мешкая долее двинулись в сторону леса по высохшему руслу лесного ручья. Ундина беззвучно, но горько плакала, старики провожали ее громкими причитаниями. Казалось, они только сейчас начали понимать, что они теряют в лице своей приемной дочери.

В молчании три путника вступили под густую тень леса. Красивое это было зрелище: на фоне зеленой листвы - прекрасная женщина на чистокровном, нарядно убранном коне, а по бокам ее чинно шествовали почтенный пастырь в белом орденском одеянии и цветущий молодой рыцарь в яркой одежде, опоясанный сверкающим мечом. Хульдбранд не сводил глаз со своей красавицы-жены. Ундина, отерев слезы, не сводила глаз с него, и вскоре между ними завязалась безмолвная, беззвучная беседа, в которой говорят только взгляды и знаки.

И лишь немного погодя они очнулись, внезапно услыхав негромкий разговор священника с четвертым спутником, который успел незаметно присоединиться к ним. На нем было длинное белое одеяние, почти такое же, как облачение священника, только на лицо был низко надвинут капюшон, и все это струилось и развевалось широкими складками, так что ему ежеминутно приходилось подбирать полы одежды и перекидывать их через руку или как-либо иначе управляться с ними; впрочем, это ничуть не стесняло его при ходьбе. Молодые заметили его как раз в ту минуту, когда он говорил:

- Вот так-то и живу я здесь в лесу, почтенный отец, уже много лет, хотя меня и не назовешь отшельником в вашем смысле слова. Ибо, как сказано, покаяния я не творю, да и не больно в нем нуждаюсь. Я потому только и люблю так лес, что уж очень занятно и красиво выглядит, когда я в своем развевающемся белом платье пробиваюсь сквозь темную листву, а нежный луч солнца нет-нет да и скользнет по мне и засверкает...

- Вы весьма удивительный человек, - заметил священник, - и мне хотелось бы побольше узнать о вас.

- Ну, а вы-то сами кто такой, если уж на то пошло? - спросил незнакомец.

- Меня зовут патер Хайльман, - молвил священник, - из обители святой Марии, что за озером.

- Так, так, - ответил незнакомец, - а меня зовут Кюлеборн, ну, а если соблюдать учтивость, то следовало бы величать меня господин фон Кюлеборн, а не то, пожалуй, и владетельный барон фон Кюлеборн, ибо я владею всем в этом лесу, а может быть и за его пределами. Вот, к примеру, я сейчас скажу кое-что этой молодой госпоже.

В мгновенье ока он очутился по другую руку священника, совсем рядом с Ундиной и, вытянувшись во весь рост, шепнул ей что-то на ухо. Она испуганно отшатнулась, со словами:

- Мне не о чем больше с вами говорить.

- Ого-го, - засмеялся незнакомец, - видно шибко знатным оказался муженек, коль ты своих родных и признавать не хочешь? Забыла, что ли, своего дядюшку Кюлеборна, который на собственной спине принес тебя сюда?

- Но я прошу вас, - возразила Ундина, - больше не показываться мне на глаза. Теперь я боюсь вас; что, если мой муж станет, сторониться меня, увидев меня в таком странном обществе и узнает о такой, родне?

- Милейшая племянница, - промолвил Кюлеборн, - прошу не забывать, что здесь я служу вам провожатым; а не то, глядите, как бы духи земли и всякая прочая нечисть не выкинули бы с вами какой-нибудь дурацкой штуки. А посему дозвольте уж сопровождать вас; кстати, этот старый священник, как видно, лучше вас запомнил меня - он только что уверял, что мое лицо кажется ему очень знакомым и что чуть ли я не был с ним в лодке, когда он упал в воду. Ну, разумеется, это и был я - точнее, та самая волна, которая смыла его за борт и пригнала потом к берегу - прямехонько к тебе на свадьбу.

Ундина и рыцарь взглянули на патера Хайльмана; он брел как во сне и не слышал ни слова из этого разговора. Тогда Ундина сказала Кюлеборну:

- Вот уже виден край леса. Ваша помощь нам больше не нужна, нас ничто не страшит, кроме вас. Добром прошу вас, сгиньте, отпустите нас с миром!