Неповторимая - Дрейк Шеннон - Страница 5

— Тогда что же случилось?

Гоуэйн положил ладони на стол и вгляделся ей в глаза.

— Господь восстановил справедливость! — убежденно выпалил он.

Шона смотрела на деда, потрясенная выражением мстительного злорадства на его лице. Гоуэйн не испытывал никаких угрызений совести после смерти Дэвида, но по крайней мере поджога он не совершал — это Шона знала наверняка. Вероятно, он уже забыл о страшной ночи. Шона пыталась последовать его примеру, но не могла. Давно минувшим событиям предстоит преследовать ее до самой смерти.

— Может, тебе было бы удобнее, если бы я тоже погибла во время пожара? — полюбопытствовала она.

Гоуэйн вновь взорвался раздраженной бранью.

— Боже милостивый, детка, как ты можешь обвинять меня в этом? Та ночь давно прошла, твои родственники живы, как и углекопы и еще двести душ на наших землях. И если ты хочешь быть хозяйкой Крэг-Рока, ты должна забыть о прошлом и жить ради будущего.

Шона взглянула на него и медленно кивнула, а затем перевела взгляд на лежащее на столе письмо.

— Хотела бы я знать, зачем он приезжает.

— Вот этого я не могу тебе сказать, детка, — ответил Гоуэйн, скрестив руки на груди и возвышаясь напротив кресла, в котором сидела Шона. — Хотя, может быть, и сумею. Каждый из нас, безмозглых олухов, счел своим долгом отправить ему соболезнования после смерти его отца. Должно быть, ему в голову запала мысль о том, что надо бы вернуться на родину и потребовать свою собственность, хотя, Бог свидетель, неизвестно, зачем это ему понадобилось или зачем Мак-Гиннисам тревожиться из-за его приезда — если, конечно, у кого-нибудь не нашлось других причин вызвать его сюда, — размышлял вслух Гоуэйн. — Но будь начеку: он уже близко. Вместе с молодой женой и этими друзьями — должно быть, шайкой кровожадных, опасных язычников-дикарей.

— Дедушка, пусть Эндрю Даглас наполовину индеец сиу, но он умный и образованный человек. Во что бы он ни верил, он наверняка не язычник. Смерть брата вызвала у него чувства, которые с уверенностью можно назвать христианской скорбью…

— И желанием потребовать расследования и предать нас всех палачу, дорогая. А я думал, все мы сходимся во мнении насчет Дагласа. — Он погрозил пальцем перед носом Шоны и предупредил: — Оставь свои мысли при себе, Шона Мак-Гиннис.

— Постараюсь, — сухо пробормотала она.

— Значит, ты подумаешь, прежде чем открыть рот?

— Ну что я могу ему сказать, дедушка Гоуэйн? Что, черт возьми, я знаю? — зло переспросила она.

— Не надо говорить со мной в таком тоне, детка.

Шона понимала, что деду не по душе то, что она говорит, особенно ему не нравится вспоминать о событиях той ночи пожара. Этим событиям надлежало храниться в самых затаенных уголках памяти.

А теперь, по-видимому, воспоминания вернулись и принялись преследовать их всех.

— Вино мне дал ты, дедушка, — с внезапной решимостью напомнила Шона.

Долгую минуту он смотрел ей в глаза.

— Да, девочка, я дал вино. А ты была уверена, что сумеешь очаровать Дэвида и дождаться, когда он заснет. Нам требовалось убедиться, что твой безмозглый кузен опозорил нас воровством. Уверяю тебя, я не хотел Дагласу смерти.

Несмотря на то что эта смерть осталась в прошлом, от боли у Шоны защемило сердце.

— Тогда кто же подстроил ее?

— Всему виной огонь, детка. Это печальное, страшное событие произошло случайно. Разве ты не слышала, что я повторял всю ночь? Пожар был деянием Божьим! И потому не давай Дагласу шанса думать иначе. Ты поняла меня, детка?

Не дождавшись ответа, он покинул кабинет в вихре клетчатых складок килта такого сочетания цветов, какое имели право носить только Мак-Гиннисы.

Когда он ушел, Шона вновь взглянула на письмо и на собственные, еще дрожащие пальцы и выругала себя за несдержанность. В нижнем ящике стола хранилось бренди. Она вытащила бутылку и принялась искать стакан. Так и не обнаружив его, Шона глотнула бренди прямо из горлышка бутылки. Вязкая жидкость обожгла ей горло, но приятно согрела изнутри. Шона сделала еще глоток.

Она волновалась и в такие моменты всегда пила слишком быстро. Точно так же, как пила в ночь пожара…

Вдруг, выругавшись, она вскочила. Пора ложиться спать. Она и вправду порадовалась тому, что Эндрю Ястреб Даглас вновь женился и после потери всех близких обрел наконец утешение. Шона считала, что она усердно присматривает за владениями Дагласов и людьми, живущими на этих землях. Эндрю следовало поблагодарить ее.

Несмотря на то что ее вытащили из огня лишь за несколько секунд до смерти брата Эндрю…

Она вышла из кабинета и прошла по затихшему замку к хозяйским покоям. Оказавшись здесь, она остановилась. Иногда Шона до сих пор удивлялась, не понимая, что делает в Касл-Роке. Особенно в хозяйских покоях.

Однако управление замком, землями и рудниками всегда велось из замка Касл-Рок; чтобы считаться в нем хозяйкой, она должна и жить там, где ей подобает. А что касается хозяйских покоев — если уж она стала главой собственного клана, то, естественно, должна была потребовать для себя приличного обиталища.

Но иногда она содрогалась, приходя к себе в комнату. Временами боль становилась невыносимой. Она ясно помнила Дэвида — помнила, как он лежал здесь. Помнила его прикосновения.

Незачем вспоминать о прошлом, решила она с гневом, который мгновенно прогнал боль и тоску. Сбросив одежду, Шона облачилась в ночную рубашку. Изнемогая от усталости, улегшись в постель, она помолилась, чтобы поскорее пришел сон. Но сон не спешил. А когда она наконец заснула, кошмары снова заполонили ее мозг.

Казалось, она едва успела смежить веки, как резко вскинулась, подавив вопль, вырвавшийся у нее под напором нахлынувших видений. Во сне она бежала по холмам, зная, что ее преследуют и вот-вот догонят. Но, оглядываясь на преследователей, видела лишь тени в тумане, которые ровным шагом двигались вперед и непрестанно изменялись, неумолимо подступая все ближе и ближе. Это могли быть оборотни, обладающие магической силой существа из легенд, звери.

Тени приближались в зловещем молчании, легко взбегая по заросшим травой холмам. Подтягивались все ближе, окружая Шону. Но оказалось, что это вовсе не оборотни, а люди, полунагие, с кожей оттенков меди и бронзы, с топорами, ножами, луками и стрелами. Их головы украшали перья, и девушка поняла: это дикари из Америки, они явились, чтобы отомстить ей. Туман по-прежнему клубился вокруг них, а затем из белесых клубов вышел еще один человек — в одежде цветов горцев, в килте с пряжкой, с мечом, с кинжалом в ножнах, привязанных к икре. Он шел прямо на Шону, глядя ей в глаза. Он знал ее, знал правду о том, что случилось, и именно в этот миг у нее вырвался вопль…

И она проснулась, обливаясь потом, но дрожа, как в ознобе. Сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Она поднялась, силясь успокоить лихорадочный ритм дыхания. Боже милостивый, как же она перепугалась!

Усмехнувшись, Шона прошла к окну, глядя в туманную ночь. Нет ничего странного в том, что ей привиделся кошмар. Новый лорд Даглас прибывает в Шотландию, чтобы уладить свои дела. Для тех, кто с ним хорошо знаком, он просто Эндрю Даглас или Ястреб. Наполовину американский индеец. Вполне понятно, что во сне она увидела мстительных дикарей, жаждущих узнать истину.

Но какова истина?

Этот вопрос мучил Шону. После пожара, пока оставалась дома, все время пребывания в Глазго и после возвращения. А теперь, узнав, что приезжает брат Дэвида, она вновь начала видеть жуткие сны.

Потому что она была причиной смерти Дэвида. Но, Бог свидетель, она не замышляла убийство!

Как бы ни сердилась Шона временами на своих родных, она любила их всех: Гоуэйна, Лоуэлла, Алариха, Айдана и Алистера. Пожалуй, Алистера в особенности. Они с Шоной были почти ровесниками и дружили с детства. Но она никогда не желала смерти Дэвиду, даже ради Алистера. Ее родственникам требовалось время, только время, и Шона согласилась им помочь. Но в конце концов именно время предало ее, а судьба сыграла с ней жестокую шутку. Она получила хороший урок: больше никогда не будет такой доверчивой и не поддастся чужим уговорам.