Королевское наслаждение - Дрейк Шеннон - Страница 13

Слезы потоком хлынули из глаз Даниэллы. Она вцепилась в тело матери, и Монтейн вместе с Жанетт с трудом оторвали ее и увели. Отец Жиль отдавал приказания слугам относительно того, что надо сделать с телом умершей.

Даниэлла невыразимо страдала. Она думала, что боль никогда не оставит ее. Девочка не переставая рыдала. Слезы душили ее даже во сне.

Утром она проснулась вся в жару.

В Авий пришла чума. Она не щадила никого — ни бедных, ни богатых, ни знатных, ни крестьян. Половина народа в замке лежали в лихорадке, и половина из заболевших вскоре умерли.

Почти неделю Даниэлла находилась на грани между жизнью и смертью, лишь иногда приходя в сознание и вспоминая, что ее мать оставила этот мир и что сама она тоже может умереть, хотя последнее ее мало беспокоило. На седьмой день, однако, бубоны начали подсыхать, жар спал, девочка стала возвращаться к жизни.

Как-то утром Даниэлла проснулась с ясной головой, и ей сообщили, что, несмотря на заразную болезнь, ее мать похоронили со всеми полагающимися ей почестями. Отец Жиль после похорон тоже свалился в горячке и вскоре скончался.

Потеря матери не прошла для Даниэллы бесследно. Целыми днями девочка лежала в постели, плакала и желала лишь одного: поскорее умереть и встретиться на небесах со своими родителями.

Жанетт говорила ей, что желать себе смерти — большой грех, что она графиня и должна научиться безропотно принимать волю Господа. Она всегда была такой умной и сдержанной и сейчас должна взять себя в руки и покориться судьбе.

Даниэлла не хотела больше быть умной и сдержанной, не хотела покоряться воле Господа, который отнял у нее мать, но девочка слишком ослабела, чтобы спорить с Жанетт.

Однако проходили недели, и к Даниэлле возвращались силы. Мертвых похоронили, и чума, получив свою жертву, отступила.

Все во дворце, включая слуг, говорили о войне, которую снова собирались развязать англичане. Даниэлле, казалось, нее было безразлично. Но однажды утром она проснулась и увидела, что Монтейн, с лицом, мокрым от слез, ходит по комнате и упаковывает ее вещи.

Даниэлла села в постели и потребовала объяснить, что происходит.

— Графиня, мы должны ехать к королю, — ответила Монтейн.

Даниэлла пришла в недоумение.

— К королю? — спросила она с удивлением, но тотчас же прикусила язык, вспомнив, что обещала матери уважать желания короля.

— Все необходимые бумаги готовы, — сказала Монтейн с тяжелым вздохом. — Ваша мать перед смертью обо всем позаботилась.

— Но почему мы должны уезжать? Филипп ведь может позаботиться обо мне и здесь?

— О вас будет заботиться вовсе не Филипп! Ваша мать поручила вас заботам вашего крестного отца, короля Англии. Вы хорошо знаете, Дэнни, что ваш отец был английским лордом. Вы не раз слышали вашу историю, и сами нередко ее рассказывали. Роберт Оксфордский был бароном, преданным своему королю. Господи, вот уж не думала, что моя жизнь так повернется! Леди Жанетт и я останемся у вас в услужении. Нам придется ежедневно встречаться с королем Англии, несмотря на то, что он воюет против Франции!

Наконец до сознания Даниэллы дошел смысл сказанного, и она вышла из оцепенения. Вскочив с постели в одной ночной рубашке, она подбежала к Монтейн.

— Мы не станем выполнять его приказа! — закричала девочка, заключая Монтейн в объятия. — Мы останемся здесь! Мы…

— О, Даниэлла! — ответила Монтейн, опускаясь перед ней на колени. — Вы не можете его ослушаться. Предстоит ужасная битва, и если вы убежите, то усугубите наше положение! У Эдуарда в Гаскони большое войско. Он сразу поднимет его против Франции. Начнется война, будут погибать люди! Простите меня! Он ваш опекун, и ваше будущее — в его руках. Вы не должны сердить его! Я напрасно высказала вам все, что у меня на сердце.

Однако Монтейн была права: все, даже дети, считали Эдуарда страшным чудовищем, пытавшимся захватить французский трон.

— Вы должны проявлять почтительность, — продолжала Монтейн с самым серьезным видом.

— Я никогда не буду проявлять почтительность по отношению к Эдуарду! — заявила Даниэлла.

— Тсс! — Монтейн приложила палец к губам девочки. — В замке много преданных Эдуарду людей, и вы навлечете на нас беду.

— Но ведь недавно сюда приезжал король Франции!

— Он приезжал навестить свою кузину, и этому не могут противиться ни англичане, ни гасконцы, преданные своему герцогу, так как, хотя Эдуард и правит здесь по старинному обычаю, эти земли принадлежат французскому королю. Несмотря на то, что Эдуард считает себя французским королем, в Париже на троне сидит Филипп, и очень сомнительно, чтобы даже такой воинственный король, как Эдуард Английский, осмелился претендовать на все французские земли. Ему никогда не покорить французского короля и всю Францию.

— Я тоже никогда не покорюсь ему, — заверила ее Даниэлла. — И я убеждена, что мы могли бы бежать…

— И что дальше? — с тревогой спросила Монтейн. — Мы просто умрем от голода. Неужели вы этого не понимаете? Эдуард подготовил в поход против Филиппа большое войско. Английский король высадится на французском берегу и снова начнет опустошать наши земли.

— Мы должны отправиться к Филиппу, — серьезно ответила девочка.

— Поверьте мне, миледи, он не сможет нам помочь. Филиппу сейчас не до нас. У него нет здесь войска, и в ближайшее время он будет полностью занят подготовкой грядущей битвы с английским королем.

Даниэлла замолчала и, застыв на месте, наблюдала, как Монтейн собирает ее вещи. Ей хотелось плакать, но она уже выплакала все слезы, тоскуя по матери.

«Никогда этому англичанину не дождаться от меня почтительности», — твердо решила девочка. Она снова вспомнила, что дала клятву умирающей матери уважать другого короля.

Когда-нибудь она выполнит свое обещание. Такой день придет. Пусть ее силой увезут к английскому королю, но она дала матери клятву. Священную клятву. В своем сердце она всегда будет предана династии Валуа. Пусть этот заморский монстр с его амбициями делает с ней что хочет.

Эдуард не видел свою родную дочь с того самого дня, как даровал Леноре свободу и позволил ей покинуть английский берег. С того же самого дня не видел он и саму Ленору, графиню д'Авий.

Однако ее смерть опечалила короля больше, чем он мог себе позволить показывать на людях. И вполне естественно, что он заказывал мессу за мессой за упокой ее души… ведь она была вдовой Роберта Оксфордского, его лучшего друга. Вместе с ее смертью умерла и частичка души Эдуарда, так как красота леди и ее гордый нрав навсегда запечатлелись в его сердце. Даже теперь, когда жизнь продолжалась и его жена, Филиппа, по-прежнему радовала его и Эдуард считал ее идеальной королевой, он не мог забыть женщину, которая, завладев его сердцем, так и не покорилась ему.

Однако сейчас все его мысли были сосредоточены на многочисленных войсках, которые он высадил на этих берегах, и разработке стратегии предстоящего сражения.

Погруженный в свои мысли, он почти забыл, что послал за Даниэллой. И только звук шагов в коридоре и затем покашливание его слуги с целью привлечь к себе внимание заставили Эдуарда оторваться от лежавшей перед ним на столе карты.

Король поднял голову, и все слова, готовые слететь с его губ, словно замерзли, когда он увидел девочку, стоявшую перед ним в сопровождении своих наставниц.

Дрожь пробежала по его телу. Когда-то он думал, что этот ребенок заставит Ленору д'Авий до конца своих дней помнить короля Англии, помнить, как она сопротивлялась ему, помнить ночи, проведенные вместе. Его гордость требовала с помощью этого ребенка наказать графиню за ее непокорность.

Увы, он горько ошибался, и судьба наказала за гордыню его самого.

Это ему суждено помнить Ленору до конца своих дней.

Зеленые глаза, цвета изумрудов, серьезно смотрели на него с прекрасного, тонко очерченного личика. Губки, словно две вишенки, складывались в надутый ротик, когда девочка разглядывала короля, своего крестного отца. Волосы, блестящие и черные, чернее воронова крыла, густым потоком струились по спине. К Даниэлле приблизилась леди и шепотом велела воспитаннице подойти к королю поближе и поклониться. Девочка лишь улыбнулась, и эта улыбка была словно солнечный лучик, озаривший все вокруг. Такая улыбка могла очаровать любого.