Невидимые планеты. Новейшая китайская фантастика - Цысинь Лю - Страница 11

Самый сильный страх – то, что кто-то узнает про ваши страхи.

В комнату заходит шарпей и лает на меня. Я достаю из-под его ошейника записку.

Она хочет пойти со мной на концерт роботов, которые играют народную музыку наси. Эту музыку она называла «воплями осла, у которого отрезали яйца». Подпись: «Я не телепат».

Да пошла ты, буржуазная сука! Я пинаю шарпея. Он визжит от боли.

В конце концов любопытство берет верх над страхом. Я моюсь, одеваюсь, иду к концертному залу. Она в желтом. Я киваю ей.

Игнорируя мои попытки сохранять дистанцию, она подходит ко мне, берет меня за руку и заводит внутрь.

– Перестаньте притворяться, – шепчет она мне на ухо.

Я прилагаю все силы, чтобы скрыть от нее свое возбуждение.

Музыканты начинают играть. Звуки, которые они издают, действительно похожие на вопли осла, – настоящее оскорбление для настоящей музыки наси, которую я слышал десять лет назад.

Роботы раскачиваются взад-вперед, делают вид, что играют на инструментах, и из динамиков, встроенных в кресла, течет музыка. Роботов, очевидно, сделали в Китае: они неуклюжие, двигаются нелепо, у них ограниченный набор жестов, а мимики нет вообще. Похоже, что только создатели робота «Сюань Кэ»[6] проявили внимание к деталям. Он даже ведет себя так, будто музыка полностью поглотила его. Время от времени он сильно раскачивается, и я боюсь, что у него отвалится голова.

– Я думал, вам не нравится ржание ослов, – шепчу я ей.

Меня окружает ее аромат.

– Это часть нашей реабилитации.

– Ага, точно.

Я пытаюсь ее поцеловать, но она отстраняется, и мои губы натыкаются на ее пальцы.

– У вас в офисе на столе стоит крошечный серый будильник в виде гриба. Он часто спешит.

Она говорит спокойно, а я словно громом поражен. Этот будильник мне подарила компания, когда меня признали лучшим работником месяца. Откуда она об этом знает?

Да, в той игре с выпивкой я проиграл – но, возможно, по случайному стечению обстоятельств. Но это…

Я продолжаю смотреть на ее профиль. Музыка, похожая на ржание осла, накатывает на меня морской волной. Кажется, я тоже стал роботом-музыкантом. Я изо всех сил пытаюсь играть свою дурацкую песню обольщения, но она читает меня, как открытую книгу. В моей груди нет ничего, кроме механического железного сердца.

В конце концов мы оказываемся в одной постели.

Она ведет себя так, словно в этом нет ничего особенного. Но для меня это совсем не так. Мужчина – странное животное: за страх и желание у него отвечает один и тот же орган. В первом случае мужчина теряет контроль над органом, и тот извергает из себя мочу; во втором он теряет контроль над органом, и тот наполняется кровью.

Это тоже часть реабилитации? Я мог бы сказать ей это, подшутить над ней, но я молчу, потому что боюсь услышать ответ.

– Кто вы на самом деле? – спрашиваю я, не в силах больше сдерживаться.

Ее голос звучит приглушенно, неразборчиво.

– Я медсестра. Мой пациент – время.

В конце концов она рассказывает мне все.

Она работает в некоем «Отделении по управлению временем». Туда попадают только самые важные персоны делового мира.

Старики похожи на мумии, их тела утыканы трубками и проводами. Они нуждаются в круглосуточном наблюдении и уходе. Каждый день их навещают самые разные люди: надев стерильные биокостюмы, посетители стоят рядом с кроватями, общаются со стариками, приносят отчеты и получают инструкции.

Старики никогда не двигаются. Каждый их вдох длится несколько часов. Время от времени один из них стонет, словно младенец, и кто-то этот стон записывает. Если посмотреть на их биологические параметры, можно прийти к выводу, что все они уже умерли, ведь числа на аппаратах не меняются. Но старики остаются в этом заведении в течение многих лет, десятилетий.

Женщина говорит, что у них особая терапия – «растяжение чувства времени». Стариков она называет «живыми мертвецами».

Эта терапия началась двадцать с лишним лет назад. В то время ученые открыли, что, управляя биологическими часами организма, можно снизить производство свободных радикалов и тем самым замедлить старение. Но разрушение и смерть мозга невозможно ни обратить вспять, ни остановить.

Затем кто-то совершил еще одно открытие: оказалось, что старение мозга тесно связано с ощущением времени. Манипулируя с определенными рецепторами шишковидного тела, ученые смогли изменить ощущение времени, сделать так, чтобы человеку казалось, будто ход времени замедлился. Тело человека, который подвергается этой терапии, остается в обычном потоке времени, но в его сознании оно замедляется в сто, в тысячу раз.

– Но какое отношение это имеет к вам? – спрашиваю я.

– Вы знаете, что у женщин, которые живут вместе, синхронизируются биологические ритмы – например, менструальный цикл?

Я киваю.

– С нами, медсестрами, которые ухаживают за живыми мертвецами, каждый день происходит то же самое. Поэтому раз в год я приезжаю в Лицзян на реабилитацию, чтобы устранить эффекты, которые растяжение ощущения времени оказывает на мой организм.

У меня кружится голова. Этим старикам замедляют время, чтобы поддержать курс акций или отложить борьбу за власть среди преемников. Но как подобное растяжение воздействует на обычного человека?

Я пытаюсь представить себе, что за секунду проживаю сто лет, но мое воображение на это не способно. Чтобы время практически превратилось в бесконечность, его нужно замедлить почти до нуля. Но разве тогда мозг не станет бессмертным? И зачем тогда ему тело из плоти и крови?

– Помните, что я вам сказала? Я не выбрала вас, а вы не выбрали меня, – говорит женщина и улыбается, словно извиняясь.

Во мне снова вспыхивает тревога. Мне кажется, словно я пытаюсь удержать песок, утекающий между пальцами.

– Вы – моя вторая половина. Нас расколола надвое молния Зевса.

Ее слова звучат как проклятие.

Она уезжает.

Она говорит, что ее период реабилитации закончился.

Мы сидим в темноте. Перед нами – огромная Заснеженная гора нефритового дракона. Серебристый лунный свет отражается от ее покрытых снегом вершин.

Мы молчим.

В моей голове играет музыка, похожая на вопли осла.

– Помните тот будильник на вашем столе? – спрашивает она.

Расширение времени стоит очень дорого, а вот обратная процедура – сжатие времени – совсем дешево, так дешево, что ее выводят на массовый рынок. Несколько крупных конгломератов вложили средства в развитие этой технологии. Более того, воспользовавшись определенными лазейками в китайских законах о труде (и негласной помощью со стороны правительства), они начали втайне проводить испытания над китайцами, которые работают в международных компаниях.

Тот будильник – экспериментальный образец компрессора времени.

– Значит, все мы – подопытные крысы.

Я вспоминаю, как шутил над собой, услышав ее откровения. Даже мой босс – крыса; у него на столе тоже стоит такой будильник.

– Знаете ли вы правду или нет, не важно, – говорит она. – Теоретической базы для сжатия времени не существует.

– Не существует?

– Теоретическая физика утверждает, что это невозможно, поэтому им пришлось взять за основу философию Анри Бергсона. Все связано с интуицией.

– Вы о чем?

– Не знаю. – Женщина смеется. – Возможно, все это чушь.

– Вы хотите сказать, что мое заболевание, это ПНФР II, или как там оно называется, вызвано сжатием ощущения времени?

Она не отвечает.

Но это логично. В моем сознании время идет быстрее, чем в реальном мире, и поэтому я каждый день чувствую себя измотанным. Я всегда работаю сверхурочно и за сутки делаю гораздо больше, чем остальные. Неудивительно, что компания считает меня примерным работником.

Облака наплывают, закрывают собой луну, и все вокруг темнеет, словно в театре перед началом спектакля.