А отличники сдохли первыми.. (СИ) - "R. Renton" - Страница 4

Ишь ты, какая зоркая.

Она продолжала напирать и аргументировать, заметив, что я перестал спорить:

— Вы же, может быть, теперь… Единственный… Ну… Взрослый… Который не хочет только есть и всё. Мальчишки-то тоже все как сдурели… Им в квартиру-то ещё просто так не попасть. А я знаю, где ключ спрятан запасной.

Перспектива, конечно, не сказочная. Метнуться через полстраны на поиски какой-то столичной хаты. С мизерным шансом найти координаты складов госрезерва. И в нагрузку — вот это ходячее несчастье.

Но долго ли я смогу шататься по местным полям, пока не загнусь от цинги. Или пока не ослабну настолько, что меня прирежут местные шакалята. Хорошо, если только прирежут.

В конце концов. О чём ты больше всего мечтал, сидя в четырёх стенах последние полгода до эпидемии? О свободе. Так вот она, твоя свобода. Такая, какой никогда раньше не было. Собрался разменять её на медленный голодный суицид?

— Сейчас и я мало чего хочу больше, чем поесть. Пошли. — Я забрал у неё капусту и зашагал в сторону самого высокого коттеджа в посёлке. — Вон туда. Там на чердаке жоры нас не унюхают. Попробуем твои соленья, переночуем. И с утра что-нибудь придумаю.

Девочка улыбнулась, шмыгнула и захлюпала рядом, соглашаясь:

— Правильно. Утро вечера мудренее. Так бабушка всегда говорила…

Глава 2. Глаза жертвы

О скором восходе солнца нас оповестил дружный хор воющих с голодухи жор. Они всегда приветствовали рассветы и закаты таким образом. Если, конечно, не валялись где-нибудь, обожравшись до полной одури.

Хотя, обычно жора переставал есть только тогда, когда еда поблизости кончалась полностью. Один раз я наблюдал, как пара заражённых глодала сгоревшую прямо в стойле корову. Надеясь дождаться окончания пиршества и отрезать себе пару кусков про запас, я прождал почти час. Они пихали в себя комки поджаренной говядины до тех пор, пока не лопнули раздувшиеся животы, вывалив наружу проглоченные куски и сизые внутренности. Они всё равно ещё некоторое время заталкивали себе в рот горелое мясо. В том числе и то, что только что из них вышло. Пока не ослабели от кровопотери. Так и не побаловался я тогда говядинкой.

В ванной комнате разорённого коттеджа ожидаемо нашёлся нетронутый комплект зубных щёток и нить. Одичавшие от свободы подростки и раньше-то не особо заботились о личной гигиене, а тут уж и вообще забили на все "взрослые" требования. Поэтому разнообразные мыльно-рыльные приспособления можно было найти проще всего и в больших количествах.

— А паста есть? — Девочка приняла у меня щётку и заглянула в зеркало, сразу же пытаясь расчесать спутанные волосы пятернёй.

— На запах мяты жоры сбегутся со всей деревни. И язык тебе отгрызут. Хотя, может и не зря…

За наше недолгое время знакомства я успел убедиться в том, что девчонка дьявольски болтлива. Ночью, пока мы осторожно хрустели вскрытой капустой, она спросила с набитым ртом, поначалу стесняясь:

— А как… А как вас зовут?

— «Эй ты».

— Нет, ну правда! Не могу же я вас так звать.

— Кир.

— Кир? Это как… Кирилл?

— Кир это как Кир.

— Кир… Есть… Был такой писатель, Кир Булычёв… — Она задумалась, хрумкая очередную ложку сочной овощной нарезки.

— Не слышал. — Я думал, что заканчиваю разговор. Но, как оказалось, я только что его горячо поддержал.

— Да вы что! Он очень интересно писал! Про Алису Селезнёву, там… Про космос… Будущее всякое… У меня почти все его книжки были дома. Я все прочитала… — Тут девочка, видимо, вспомнив что уже находится в прекрасном далёко, оказавшемся весьма жестоким, перестала жевать и потеряно глянула в сторону.

Я знал, что ещё пожалею об этом, но всё же попытался отвлечь её от мрачных мыслей:

— Тебя-то как зовут?

Она вернула взгляд на меня и снова принялась азартно хрустеть:

— Алина.

— Сколько лет?

— Скоро будет пятнадцать. В мае. — Она показала ложкой куда-то за спину, словно май должен был наступить откуда-то оттуда.

— Знать бы ещё, когда он будет… — Сам я перестал считать дни почти сразу после того, как выбрался на свободу.

— А я знаю, я всё время считала! Сегодня двенадцатое апреля. День космонавтики!

— Надо же. С праздником…

Девчонка заулыбалась и закивала, не имея возможности ответить, пока не дожуёт. Но тотчас заметила, что поздравление было отнюдь не радостным.

Спешно проглотив капусту, чуть не подавившись, она заявила:

— А я думаю, что всё когда-нибудь наладится. И мы опять полетим в космос. Люди и не с таким справлялись! Чего только не было в истории…

Я с удивлением посмотрел на Алину — только час назад перед ней пускали кровь из вскрытого горла её родные братики. А банда малолетних отморозков собиралась оттрахать её во все дыры. А может ещё и братиков заодно. И теперь она тут строит мне оптимистичные прогнозы о том, как космические корабли непременно будут бороздить просторы вселенной. На голой капусте и талой воде. Хотя, скорее всего, ребёнок просто на автомате спорит с взрослым. Есть у детей такая неприятная привычка, давно заметил. Как сам повзрослел.

— А как вы думаете, Кир… Они что-нибудь понимают вообще? Может, просто вида не подают? Ну… эти… Жоры. — Она опять нашла новую тему, спешно прожевав очередную порцию капусты. — Может им когда-нибудь станет лучше?

Я отрицательно покачал головой:

— Я пробовал. Не реагируют ни на что, пока едой не пахнет. А когда пахнет — тем более. Только отбиваются, если мешать им есть. Кстати, жуй тщательнее. Больше усвоится.

— А как вы… А почему вы не такой, как остальные взрослые? У вас, наверное, какой-то иммунитет?

— Зараза к заразе не пристаёт.

Алина заулыбалась:

— Бабушка тоже таквсегда говорила… — И, очевидно, вспомнив судьбу несчастной старушки, снова поникла. Настроение меняет по несколько раз в секунду. Девчонки… Никогда вас не понимал.

— А где вы были, когда все… Ну… Когда все заболели… — Любопытство юности побеждало любую скорбь.

— В дурдоме.

— Ой… Как же вы туда попали?

— Выиграл путёвку в лотерею.

Девочка хихикнула и посмотрела на меня уже не так испуганно, как секунду назад. Но, так и не дождавшись подробностей, она философски пожала плечами:

— Теперь весь мир — один большой дурдом…

И замолчала. Я уже было обрадовался тому, что беседа закончена, но она снова заговорила, а я ругнулся про себя:

— Я думаю, должны быть ещё такие, как вы. Ну… С иммунитетом.

— Не встречал.

— Может быть, мы таких найдём! Вот было бы здорово! — Нужно заметить, что как-то мимо меня прошёл момент, когда «я» вдруг превратилось в «мы».

Я поспешил её разочаровать, стараясь говорить медленно и со значением, мрачно понижая голос к концу фразы:

— Ты хочешь, чтобы мы нашли ещё таких… Как я? Думаешь, это будет… Здорово?

Она, очевидно, поняла намёк. Но синдром автоматического противоречия опять дал себя знать:

— Ну не обязательно же… Может где-то осталась армия, врачи, спасатели… Они же давали присягу. Да и вы на самом деле добрый. Пусть и хотите, чтобы вас все боялись.

Да у нас тут психолог. Знавал я парочку таких самоуверенных, но неосторожных мозгоправов. Пока не задушил.

Девочка заметила скепсис на моём лице и поспешила продолжить спор:

— Да, добрый! Вы же меня спасли… И не бросили…

— Не заставляй меня об этом жалеть.

Зря я с ней шутил. Теперь она меня совсем не боялась, увлечённо сооружая перед зеркалом хоть какое-то подобие причёски. А без страха ещё и слушаться перестанет.

— Давай чисти. Щётку с собой и выходим. Если заболят, лечить теперь некому.

Алина покосилась на меня, поджала губы и тайком проверила языком коренные зубы. Похоже, её уже что-то там беспокоило. Цветы жизни, твою мать. На могилах родителей.

Пока она возилась с щёткой, яростно отплёвываясь, я оглядел из чердачного окна дорогу на соседнее село в бинокль. До горизонта никакого движения. Свежих колёсных следов на размокшей дороге нет. Только пустые весенние поля. Кое-где уже проглядывали засеянныев прошлом году озимые. Интересно, когда начнут созревать колосья, жоры и их сожрут? Надо будет проверить кое-что…