Любовь без розовых соплей (СИ) - Нефедова Алена - Страница 37

Но поиском подходящего жилья надо плотно заниматься, а мне некогда. Вот и пришлось просить Лизу. И она нашла.

На меня напал приступ истерического смеха, когда она привела меня в уже арендованную без меня квартиру, за которую Лиза внесла предоплату за три месяца вперед.

Квартира жестокой сирены.

Подводный грот русалки с холодным сердцем.

Жилье морской ведьмы с горячими солеными губами, чьи огненные поцелуи до сих пор пекут кожу, как незаживающее тавро.

— Больно?

Она трогает мой окровавленный лоб прохладными пальцами, а в глазах я вижу неподдельное сострадание. И я хочу сказать ей, что гораздо сильнее у меня болит не тут, не рассеченная кожа, а разорванное в лохмотья сердце. Но глупый язык молотит какую-то чушь, а сострадание в ее глазах сменяется горечью.

Я скрываюсь в туалетной кабинке, чтобы привести себя в порядок после только что произошедшего недоразумения. Не могу я позволить себе в подобном виде явиться на заседание совета акционеров по поводу представления меня к новой должности. Но когда выхожу, с твердым намерением усадить ее перед собой и заставить поговорить со мной начистоту, ее уже и след простыл. У нас разные рейсы. Очень рядом, очень близко, с разницей всего в двадцать минут, но разные.

Удивительная насмешка судьбы. Прилетаем мы обратно точно так же. Соседними рейсами с разницей в двадцать минут. И я, подъезжая к зданию аэропорта, прекрасно вижу и охапку роз, и то, с какой готовностью она падает в объятия их подарившего.

Не могу назвать себя романтичным юношей. И прекрасно понимаю, что в наши дни, так же, как и во все времена, женщины выбирают лучшего самца. Чем Шон Уилан лучше? Объективно многим. Ведь и занимаемая должность, и его материальное благополучие явно больше того, что могу предложить женщине я — практически молодой специалист, хоть и перспективный, но не имеющий после развода ни гроша за душой, ни собственного жилья. А тот умопомрачительный секс, воспоминания о котором до сих пор разъедают душу и не дают спокойно спать… У меня такой случился всего несколько раз в жизни. С ней. Так, может, это не моя заслуга, а ее?

И получается, что при прочих равных, она решила не тратить свое время на приятное времяпрепровождение с молодым любовником, а остановить свой выбор на более успешном кандидате. Логично?

Логично.

Но, сука, больно.

И винить ее я не имею никакого права.

Вот и не виню.

Просто ненавижу. Ненавижу в первую очередь себя за то, что не могу забыть и отпустить. За то, что живу в ее квартире, каждый раз прикасаюсь к ее вещам, каждый день засыпаю и просыпаюсь на ее кровати, отчаянно пытаясь ухватить ускользающий в утренней мгле сон, в котором она шепчет мне: «Еще, хочу еще. Я так люблю делать это с тобой».

Ее представитель предупредила Лизу, что кладовая закрыта для использования, потому как владелица квартиры оставила там свои личные вещи.

И я в первый же вечер вскрыл чертов замочек.

Вытащил крайний ящик и задохнулся от хлынувшего в грудь аромата моей сирены. И теперь, как последний придурок-фетишист, как хренов наркоман и маньячила, начинаю и заканчиваю каждый день, проведенный в этом временном жилище, в крохотной кладовке, рассматривая ее вещи.

Я помню эту блузку. В ней она была в тот свой первый день на работе, когда я впервые ее увидел. Под дождем. Удивительно беззащитную и при этом сшибающую с ног своим магнетизмом, своей женственностью, своим гипнотическим взглядом серо-зеленых, как вода в горном ручье, глаз.

Я каждый раз сам себе обещаю, что больше не полезу туда. И так выглядит это копание в чужом белье не айс. И иногда усилием воли умудряюсь сдержать себя. В конце концов, не настолько я и тряпка. Но бокал виски лучше всего пьется именно под этой маленькой неприметной дверцей, за которой я так и не нашел подаренное ей свое сердце. А тренажеры и железо, которыми я нагружаю себя до усрачки в ближайшей к дому качалке, лучше всего поддаются, когда в моих наушниках поет свое знаменитое на весь мир легкомысленное «пу-буп-пи-ду» Мэрилин.

Новая должность, на которой я осваиваюсь последние недели, требует довольно частого посещения строящегося трубопровода по всем участкам его пролегания. И однажды мне доводится столкнуться с мистером Уиланом, моим более счастливым соперником.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Привет, Шон, паршиво выглядишь! — жизнерадостно восклицает кто-то совсем рядом, и я поворачиваю голову на звук.

— Не завидуй, засранец, — вяло отшучивается Уилан. И выглядит он на самом деле паршиво. То ли приболел, то ли…

— Эй, шевельни адресок той горячей русской кобылки, которая так лихо заездила тебя!

То ли… реально заездили мужика. Все же не мальчик молодой. Ему бы поберечься… горячих, слишком горячих для его возраста кобылок. Уж я-то помню. Увы, помню до сих пор.

— Заткнись, неудачник. Она только для меня.

Господин Уилан скользит равнодушным взглядом по мне, но вдруг как-то странно подбирается, как сторожевой пес, унюхавший почтальона возле калитки.

— О, Данил? Какими судьбами? — деланно удивляется он и протягивает руку.

На секунду в голове всплывает желание вместо рукопожатия зарядить ему со всей дури слева, но вокруг нас слишком много свидетелей. Не то время. И не то место. Поэтому я всего лишь стискиваю его ладонь до хруста. Ну а что? Я парень простой, практически «от сохи», и приветствие у меня соответствующее.

Он слегка кривится, но возвращает почти так же крепко. Почти. Возраст все-таки.

Пятиминутная околоделовая беседа о сроках строительства, первых пуско-наладочных испытаниях на насосных станциях и масштабности данного проекта, пролегающего по территории двух стран. И мы подбираемся к самому главному — тому, ради чего этот говнюк наверняка и затеял беседу.

— Как поживает ваша очаровательная супруга? Наверняка она не привыкла к столь частым вашим отъездам? — Уилан улыбается с фальшивым сочувствием, кивая на обручальное кольцо, но в глазах его я вижу некое злое торжество.

— Прекрасно, благодарю. Она отлично справляется. — Минимум информации, лишь обтекаемые формулировки, из которых ты вряд ли что-то поймешь, старый манипулятор.

— О, я понимаю, — качает он головой. — Русские женщины такие преданные и верные своим избранникам. Вы уж берегите ее и не забывайте баловать сувенирами и подарками. Знаете, моя Олга обожает все эти маленькие знаки внимания. С такой радостью и детским восторгом каждый раз распаковывает завернутые в блестящую бумагу коробочки и сверточки. Каждый мой приезд —  маленькое внеплановое Рождество, а я чувствую себя чертовым Санта Клаусом. Но знаете, в ее положении это совершенно простительно. Беременным женщинам нужны положительные эмоции.

Я с пониманием киваю, но в эту секунду до меня доходит смысл сказанного.

И, очевидно, он улавливает этот момент, потому что с облегчением смеется и якобы в смущении вполголоса добавляет.

— Да-да, мы немножко беременны. Ждем малыша. И счастливы в нашем ожидании.

Беременна.

Ольга ждет ребенка от Шона Уилана.

Что может быть более окончательным в женском выборе самца? Только ее готовность продолжить его род. Произвести на свет копию его ДНК. Осуществить мечту любого о собственном бессмертии.

Если та гипсовая маска у меня на лице, изображающая вежливую, но равнодушную радость, называется покер-фейс, то… носить мне ее еще очень и очень долго.

Надо попросить Лизу подыскать мне новую квартиру.

Я больше и дня не смогу находиться в месте, где слишком многое будет напоминать мне о ней.

Хватит уже ныть самому себе и пускать сопли. Можно бороться за женщину с другим, можно бороться за нее с ней самой. Но пытаться победить ее ребенка — бессмысленное занятие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Права оказалась морская ведьма. Это была не любовь, а похоть. Просто внезапно вспыхнувшее вожделение. Просто временное умопомрачение, сумасшествие, психическое отклонение, ворвавшееся в мою жизнь с соленым ветром и сладким весенним дождем.

Пора поставить точку и просто жить дальше.