Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 23

Господи, дожить бы до конца этой проклятой поездки!

19. Энджи

Надеюсь, ты доволен, Ольшанский.

Если это была прививка от моих чувств к тебе — да, получилось прекрасно.

Удивительно, но сейчас я ненавижу не его партнершу, как это было с Викой. А его, заставившего меня терпеть этот цирк и не отрывать глаз от проплывающих мимо окон — сначала улиц, потом — окраины Подмосковья. Наконец-то Подмосковье. В центре у меня за полчаса мозг почти в ноль расплавился от Юлиных постоянных реплик.

— Знаешь, я читала отзывы, тут просто потрясающие коляски…

— А тут продаются пинетки и детские кофточки ручной вязки

— А тут…

Любящий папочка её ребенка кивает, каждый раз выныривая из своих глубоких мыслей.

— Да-да, заедем в выходные, обязательно.

— Да-да, оформи заказ, пусть пришлют курьером.

Мне это не нужно. Ничто из этого. Ни его реакция, ни его обеспеченность.

Просто…

— Анж, ты такая молчаливая… — Юля то ли укоряет меня, то ли просто пытается завязать со мной разговор, — это мы не интересные, или что?

Ужасно интересные. Такие интересные, что глаза б мои на вас не глядели. На ваши чертовы десять сантиметров между руками — Ника, на рычаге переключения передач и Юли, опущенной сбоку от колена.

И ведь они соприкасаются. То локтями, то Юля пальцами проходится по предплечью Ника, привлекая его внимание к очередному детскому магазину.

Боже…

— Просто потрясающие тут пейзажи, — тихо озвучиваю я, провожая взглядом вывеску «Ритуальные услуги», — под них хорошо планировать остаток рабочего дня.

Всех идиотов — убить… Найти и…

— Ты просто потрясающая рабочая лошадка, Анж, — по-свойски смеется Юля, а я на это только улыбаюсь краем рта, — может, сделаешь что-то с моей Шурочкой? Совершенно бедовая девка.

— Совершенно бедовые сотрудники не всегда вписываются в коллектив, — спокойно откликаюсь я, — читала отзывы о работе Шуры в гостиничном блоке. Горничная из неё не вышла, были постоянные жалобы. Зачем ты её вообще к себе взяла?

— Меня попросили, — Юля вздохнула, — я не смогла отказать. Теперь жалею.

— Не волнуйся, я жалеть не буду, — я позволила себе нехорошую улыбку, — только дойду до медпункта с проверкой.

— Надо окна, что ли, помыть ради такого дела…

Смешная девочка. Будто мне есть дело до её окон. Только до работы. Причем не до её, невесту Ольшанского я вообще не собираюсь трогать, не дай бог мне его спровоцировать. Да и нечего у неё трогать, медсестру в клубе любят.

Время тянется, тянется, тянется… Я кошусь взглядом на часы и умудряюсь четыре раза застукать одну и ту же минуту. Еще пару раз попытавшись завязать со мной разговор, Юля отстает от меня и с удвоенной силой берется за Ника.

Ой, какая жалость, что я не взяла беруши.

Такой концетрированный заряд ванили, с кучей «А помнишь то… А помнишь это… А помнишь, мы доехали до этого дерева верхом в начале июня?»

Предатель.

Мы гоняли к этому дереву вдвоем, разными тропами, оставляя друг для друга записки в дупле, высоко над уровнем земли, припоминая, как подростками лазили по деревьям.

А теперь он водит сюда свою Юлу. Наверняка и мою тропу для езды ей тоже показал.

Одно хорошо, если видно это дерево — значит, до клуба осталось недолго.

Моей пытке практически пришел конец.

Когда мы останавливаемся у медпункта — первой станции на пути нашего следования, — я оказываюсь на улице даже быстрее Юли. И быстрее неё подскакиваю к багажнику, чтобы забрать сумку.

— Спасибо, что подбросили, отсюда я, пожалуй, и пешком дойду, — жизнерадостно и не очень естественно (и плевать) заявляю я, забрасывая ремешок на плечо.

Я готова даже не пешком валить, а бегом — лишь бы подальше от этой непомерно бесячей, ужасно сладкой парочки. Да и от Ника — тоже. Просто потому что орать на босса посреди вверенного в его руки клуба — это плохая идея. А я очень хочу именно что орать.

И называть его очень плохими словами.

— Кажется, её укачало, — слышу я задумчивое за спиной, голосом Юли, и подыгрывая этой версии, через несколько сотен метров, почти прыгаю в кустики, в коих и пропадаю минут на пять, пока Ольшанский наконец не соизволяет отъехать.

После этого я уже с чистой совестью выгребаюсь из кустов и, выдохнув и отряхнув с брюк налипшие пылинки, уже более спокойным шагом иду по клубу, привычно скользя по сторонам изучающим взглядом.

Я уже успела заколебать тут многих своей дотошностью, поэтому при виде меня не только животы подтягиваются, но и болтливые инструкторши возвращаются к своей работе, которой у них немерено, и кажется, даже кони на выездке подбрасывают колени выше.

И здесь, сейчас, в среде, в которой я могу контролировать очень многое, меня потихоньку отпускает этот эффект бессильной рыбки, оказавшейся в маленькой банке.

Все хорошо.

Я пережила встречу с будущей четой Ольшанских и даже никого не придушила при этом. Не взорвалась, не вела себя подозрительно, может, только как слегка чудная, но мне простительно — я беременная.

Нужно сосредоточиться на главном.

Выбросить из головы все вторичное. Все, что заставляет меня отвлекаться, нервничать, все, что повышает мои риски.

Я ныряю ладонью в сумку, чтобы найти мой маленький мотиватор. То, что, даже не находясь со мной рядом, удерживало меня в условно неплохом настроении. Снимочек с сегодняшнего скрининга.

Вообще-то у меня в сумке порядок. Никаких тебе помад, валяющихся вне косметички, все документы рассортированы по файликам, книжку беременной я убирая в идеально подошедшую ей по размерам косметичку.

Найти между ними маленький глянцевый листочек снимка УЗИ… Должно быть просто…

Должно быть…

Когда с третьего раза я не обнаруживаю снимка на месте, останавливаюсь у первой попавшейся скамейки и опустошаю сумку на ней. Обшариваю каждый уголок, каждый кармашек, каждый файлик.

Снимка нет!

Халк хочет крушить! И плакать.

20. Ник

Зараза!

Хочется треснуть ладонью по крыше машины, да хоть по чему— нибудь, до того сильно клокочет в моей груди досада. Я был уверен, что смогу выкроить пару минут, пока довезу Эндж ближе к административному корпусу. И задам ей пару вопросов тет-а-тет. А она — дала деру, стоило только остановиться в пределах клуба.

Что и следовало ожидать, впрочем, поездка вышла… сложной. То, что она выдержала её с блеском, не означает, что внутри неё ничего не происходит.

Происходило.

Наверняка.

Я три года был уверен, что хорошо понимаю эту женщину, могу даже предсказать, что она думает, а потом оказалось, что нет. Ни разу и близко не понимал. Не догадывался о том, что прячется под доспехом. И знание это пришло ко мне совершенно невовремя.

— Кажется, её укачало, — задумчиво роняет Юла, глядя на торопливо удаляющуюся спину Энджи, и та именно в эту секунду ныряет за куст невысокой сирени, будто ей и вправду слишком стало муторно «держать в себе».

Правда или нет?

— Ну что, поцелуешь меня перед работой? — Юла касается моей руки, тянется к лицу. Я же, напротив, недовольно отклоняюсь в сторону.

— Больше так не делай.

— А? Что не делать? — девушка удивленно расширяет глаза.

— Не вытаскивай наши личные моменты при других людях, — ровно озвучиваю я, глядя ей прямо в глаза, — особенно при тех, с кем мы вместе работаем. Это противоречит деловой этике.

— Да ладно тебе, — Юла смеется, тыкая меня в предплечье маленьким кулачком, — я на гормонах, поддалась сентиментальности. Анж ни слова не сказала против.

— А я скажу, — покачиваю головой, не давая сбить меня с мысли, — мы не тащим детали нашей личной жизни на территорию этого клуба. Мы оба сошлись на этом условии.

— Злой ты, Ник, совсем меня не любишь, — моя невеста надувает губы, — пойду работать раз так.

— Ты не рассказала мне про результаты похода ко врачу, — напоминаю я.

— И ничего не скажу до вечера, — мстительно отрезает Юла и вихрем взлетает по ступенькам крыльца медпункта.