Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 12

Он, получается, слушал, как я ему лапшу на уши вешаю, да еще и добавки просил.

В любой другой ситуации я бы вздернула нос и решила — ну, если он откажется от моей персоны — сам дурак, но…

Блин, это мой единственный шанс получить нормальную работу.

И я хорошо знаю свое положение: от двух полосок до очередной претензии из управляющей компании, ожидающей меня дома в почтовом ящике.

Я и вклинилась в эту чертову историю с инструкторшей только из-за клиента, который явно уже был близок к точке срыва. Фотограф уж больно известный, скандал от такого действительно ляжет на клуб жирным, практически несмываемым пятном.

Если бы не это — черта с два я бы открыла рот до представления персоналу.

Нет, определенно, благими намереньями вымощена дорога в ад. Вот он мой ад — стоит, смотрит на меня, тянет с тем, чтобы послать меня к черту. Ему определенно нравится, как поет на ветру та струна, что удерживает меня над пропастью.

Впрочем…

Может, не все для меня потеряно?

Тимирязев же изволит молчать и сверлить меня выжидающим взглядом. Настолько, что и Ник, и его секретарша не вмешиваются в нашу перестрелку взглядов и все, что звучит в комнате — гудение кондиционера.

Что ж, погибать — так с музыкой.

Назад все равно уже ничего не открутишь, нужно играть с теми картами, что нагребла. Даже если все они — шестерки, и ни единой козырной.

— Ну что, мне сходить за флажком и занять свое место на трибуне, — я насмешливо приподнимаю бровь, — вы впишете это в мою рабочую инструкцию отдельным пунктом, Артем Валерьевич?

Тимирязев фыркает, так громко и неприкрыто, что это кажется каким-то громом среди ясного неба. Пружина внутри меня, туго скрученная, напряженная, удивленно вздрагивает.

Смеется? Правда, что ли?

Если по-настоящему смеется, значит, по крайней мере, расположен не враждебно.

— Ты был прав, Ник, — Тимирязев проходится по мне с головы до ног критичным взглядом, — зубастая, въедливая, бесцеремонная. То, что нам нужно. Эта не будет мямлить и просто просиживать штаны за зарплату.

Тимирязев оценил меня! Нет, я знаю, что уверенность в себе — это очень важно, это базис, на котором держатся все нюансы управленческой деятельности. Но боже, за год без нормальной работы я категорически от этого отвыкла. Даже чувствовать себя уверенно перестала. Действовала, исходя из тех способов общения с подчиненными, что были мне известны.

Но даже в том же случае с Олесей — я не была уверена, что мое распоряжение сработает.

Сыграло во многом и то, что я четко обозначила свое неопределенное положение и возможные санкции. Проходи я целый день, а после — просто выкати штрафы всем прокосячившим — то в коллективе я бы стала кем-то вроде всем ненавистной крысы, которая фальшивит и бьет из-под тишка. А честность — играет мне на руку. В любом случае.

— Значит, договор подписываем? — в голосе Ника мне мерещится облегчение, аналогичное свалившемуся на меня.

— Подписываем, — Артем Валерьевич прокручивает на пальце шлем для верховой езды, разворачивается к двери, по пути подмигивает мне, — еще увидимся, кисуля. А флажок заведи. Кто знает, вдруг пригодится? У нас тут скачки через две недели. Всех, кто не будет за меня болеть — точно уволю.

Я позволяю себе сжать пальцами переносицу, только когда за Тимирязевым закрывается дверь.

— Кисуля? — бросаю вопросительный взгляд на Ника. — Он со всеми такой, я надеюсь? Это часть его образа?

— Что-то вроде… — Ник с каким-то очень сложным лицом таращится на дверь, закрывшуюся за Артемом Валерьевичем, но спустя пару секунд все-таки встряхивается, — давай-ка живее в мой кабинет, Эндж. Займемся делом. Ко мне скоро зайдут.

Есть что-то весьма понятное в его тоне, что не оставляет никаких возможных двойных трактовок. Слишком тепло для рядового сотрудника или делового представителя.

Зайдет его принцесса.

Надо же, я смогла спокойно улыбнуться этому факту.

Курс выбран твердо. Наш вариант — хорошая зарплата и соцпакет. А мужики — могут идти лесом. Все. Даже этот!

Кабинет Ника — большой, светлый. Здесь много темного дерева, и в сочетании с общей светлой эстетикой помещения это создает нужный контраст твердости и спокойствия. У меня даже возникает смутное ощущение ностальгии, будто я вернулась домой после долгого путешествия по дальним странам.

Нет, Энджи, ты не вернулась. Даже думать об этом забудь. Нельзя упасть в уголок того дивана и, свернувшись там клубком, зачитывать отчет в неформальной обстановке.

Больше нельзя.

Я цепляюсь взглядом за заваленный бумагами стол. Кажется, здесь можно кого-то похоронить, если положить его у стола и все это свалить сверху.

Свободна только «ножка» буковки Т, которую и представляет собой рабочий стол Ника и приставленный к нему сбоку блок для планерок.

— Присаживайся, — Ник указывает мне на стол, коротким движением подбородка, — не обращай внимания на беспорядок. Я все еще разбираюсь с состоянием дел.

— Все очень плохо?

Даже с учетом того, что Ник старательно держится в формальных рамках общения, гримаса у него получается очень красноречивая.

— Ага, полный трэш, поняла! Но когда они успели?

Я помнила Артемис очень уровневым местом. Конечно, здесь были доступны разные варианты досуга, и можно было просто приехать покататься, можно было снять номер в гостинице или арендовать коттедж на все выходные.

И сотрудники тут были вышколенные, выдрессированные, любо дорого взглянуть. Такого, чтобы инструктор, взявший на себя конкретного клиента, взяла и просто про него забыла — не было. Ну и это же нонсенс!

— Ты же помнишь Маргариту Аристарховну? Хозяйку клуба? Это было её детище.

Я киваю. Маргариту Баринову я знала. Женщина-миллиардер — таких в Москве немного. Любая амбициозная стервочка вроде меня мечтает хоть капельку оказаться на неё похожей.

— В прошлом году у неё начались большие проблемы с бизнесом, — Ник неопределенно морщится, явно не стремясь встать на сторону старой знакомой, — история там мутная, но её сын с очень громким скандалом оказался посажен глубоко и надолго.

— С её-то деньгами? Она не вытащила?

— Сажали тоже люди с деньгами, — Ник обошел стол, открыл один из ящиков, вытянул оттуда какие-то распечатки.

Надеюсь, это то, о чем я думаю?

— И что было дальше? — я все еще хочу услышать историю до конца.

— Баринова распродала практически все свои объекты, пытаясь удержаться на плаву. Сейчас, говорят, уехала куда-то в Италию и не вылезает оттуда. Но суть не в этом. Артемис тоже пошел с молотка. Ну, а новая метла…

— Новой метлой был Тимирязев?

— Артем купил клуб недавно, — Ник покачивает головой, — по уже сбитой цене, потому что новый хозяин за полгода умудрился уронить рейтинг клуба с пяти звезд на жалкие три с четвертью. Сменил большую часть персонала. Выгнал тренеров-чемпионов, потому что они были дорогие. Понабрал всякой швали. Кто-то из этой швали сжег десятую конюшню.

Боже…

Я аж зажмурилась от этого. Пожар. На конюшне. Страшнейшее дело и какое больное.

— Были жертвы?

— Пострадавшие среди персонала, четыре лошади погибли, еще три — уже не годятся для скачек, да и для работы. Живут только на средства спонсоров. Тимирязев пытается спасти положение. Он выкупил клуб, вернул часть персонала, кого еще удалось вернуть, но дисциплина и уровень обслуживания по-прежнему не на высоте. Нам нужно спасти этого утопающего.

— Это не утопающий, — критично заметила я, прикидывая объемы клуба, — это Титаник, Ник, — сорвалась и прикусила себе язык, тут же поправляясь, — Николай Андреевич.

Дайте мне, пожалуйста, линейку. Я сама дам себе в лоб.

— А ты думала, все будет просто? — спокойно хмыкает Ник и кладет передо мной свои распечатки.

Мой трудовой договор!

Боже, мне кажется, от листов исходило какое-то небесное свечение!

Договор, конечно, стандартный, но я все равно впиваюсь глазами в буковки, вычитывая каждый пункт. Дурная привычка. Но если тут есть подвох, я хочу о нем знать до подписи!