Повелитель Островов - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 22

Она боялась, что любое ее движение только усугубит непонятное настроение отшельника. Посему она стояла неподвижно, не хуже образа Госпожи, вырезанной на стволе растущего тут же дерева.

— Граф Сандраккана поставил колдунов на страже своего лагеря, когда противостоял королю Валенсу у Высокой Стены, — заговорил Ноннус. Теперь его голос больше напоминал рычание дикого зверя или завывания вьюги. — Пока армии сближались, колдуны приносили в жертву цыплят и овец, перерезая им глотки. Кровь стекала по стенам, они читали свои заклинания, а затем земля начала сотрясаться.

Он бросил взгляд на изображение Госпожи, и на губах его промелькнула улыбка. Обернувшись снова к девушке, отшельник закончил свой рассказ:

— Они заставили землю трепетать, как одежду на ветру. Ну и что из того? Во время любого шторма волны в сотню футов вздымаются и разбиваются об остров Пьюл! Обычное дело… Но орнифальское ополчение на правом фланге запаниковало, и кавалерия Сандраккана прорвалась через них и окружила короля Валенса!

Хотя он старался говорить спокойно, видно было, что эмоции переполняли его и делали речь невнятной. Отшельник посмотрел на Шарину, и она сказала то, что должна была сказать:

— Но ведь Кровавые Орлы выстояли, Ноннус?

— О да! — произнес он тонким отчаянным голосом. Шарина содрогнулась — она даже не представляла себе, что такой звук может вырываться из человеческого горла. — Они выстояли.

Девушка потянулась к отшельнику с такой осторожностью, будто перед ней была невообразимо тонкая ткань, которая может рассыпаться от одного прикосновения. Он не ответил на ее движение, только улыбнулся. Его посох стоял, прислоненный к дереву, где Ноннус работал. Он взял его в руки.

— Эти аристократы хотят отвезти тебя в Валлес, — уже обычным голосом сказал отшельник. — А ты сама хочешь ехать?

Оба конца деревянного посоха были снабжены металлическими наконечниками. Какое-то время Ноннус критически изучал их, затем положил палку обратно — одним концом на плоский камень.

— Медер говорит, что это моя судьба, — смущаясь, пояснила девушка. Ни один житель Барки не имел судьбы — только жизнь. — Кроме того, не думаю, чтобы они стерпели отказ. Ты же знаешь, у них солдаты…

— Да уж, пожалуй, — произнес отшельник тоном, который Шарина никак не могла понять. — Но я спрашиваю: чего ты сама хочешь?

Он приставил конец колышка из твердой древесины к заклепке, которая держала металлический набалдашник на посохе, и резко ударил рукояткой своего большого ножа. Заклепка вышла с другой стороны на четверть дюйма, Ноннус ухватил ее и вытащил прочь. Силы в его пальцах хватало, чтобы разогнуть крючок для трески.

— Думаю, я хочу поехать, — наконец решилась Шарина. — Мне страшно, потому что я никогда не уезжала от родных мест, но все же я хочу поехать.

Вместо ответа отшельник снял наконечник посоха и ушел с ним в хижину. Он вернулся с какой-то штукой, завернутой в промасленный холст. Шарина раньше никогда не видела ничего подобного у своего друга.

— Они… — проговорила Шарина. — Сегодня они готовят корабль, а завтра утром отплывают.

Ноннус присел на корточки и развернул пакет так, чтобы девушка могла видеть его содержимое. Там, как в гнезде, лежал обоюдоострый, с широкими краями наконечник копья. Жало его было острым, как иголка.

Отшельник на мгновение склонил голову на посох, затем поднял взгляд на Шарину и мягко улыбнулся. Он всегда был добр и к ней, и к другим жителям деревни. Однако Шарине и в голову не пришло бы путать его доброту со слабостью.

— Возвращайся, дитя мое, — сказал Ноннус. — Я буду там, когда корабль соберется выходить в плавание.

18

— Доброе утро, госпожа Теноктрис, — поздоровалась Илна, подходя к Гаррику и колдунье, стоявшим у загона для стрижки овец — Ваше платье все еще у меня. Солнце и соленая вода совсем не повредили краски.

Теноктрис взглянула на девушку. Перед этим она читала резную надпись, водя по ней пальцем, и разговаривала с юношей. Он тоже обернулся и поприветствовал Илну.

Загон, расположенный на северной окраине деревни, был огорожен неровной стеной, сложенной частично из валунов, частично из обломков старинных построек. Обломок, который изучала Теноктрис, представлял собой сланцевую плиту всего в дюйм толщиной. Ее срез прямоугольной формы был покрыт резьбой, в которой Илна разглядела буквы Старого Письма.

Прочесть надпись девушка не могла. Честно говоря, она не могла бы прочесть и более массивные современные буквы, в которые выродилось Старое Письмо. Детство Илны было таково, что для учения просто не оставалось времени.

— Похоже, здесь мне не очень-то пригодится шелковое платье, не правда ли? — снова улыбнулась Теноктрис. Ее взгляд переместился с Илны на Гаррика. — Как ты полагаешь, хафтскому графу понадобится придворная волшебница? К тому же, боюсь, не слишком могущественная.

Гаррик чувствовал себя не в своей тарелке: с таким же успехом колдунья могла бы спросить его, что находится на другом конце мира.

— Понятия не имею, госпожа, — пробормотал он. — Может, спросить отца? Он был знаком с Ласкаргом еще до того, как тот стал графом.

На самом деле Илну не слишком волновало платье волшебницы. Это, конечно, удивительная вещь, и наверняка очень ценная в глазах знающих людей, но для девушки по-прежнему важнее всего были волнующие ощущения, исходившие от ткани платья.

Сейчас она использовала одежду Теноктрис просто как предлог, чтобы подойти к Гаррику, которого почти не видела со времени прибытия корабля. Все ее время занимал пусть прибыльный, но очень утомительный уход за пятью постояльцами.

Теноктрис, должно быть, заметила, что ее вопрос поверг юношу в смущение, поэтому сменила тему.

— Гаррик показывал мне надписанные камни, использованные в нынешних постройках. Вот этот, например, с надгробной доски. — Палец колдуньи снова вернулся на полоску надписи, опоясывающей камень.

— Он из вашего времени? — спросила девушка. До нее, конечно, доходили слухи, что Теноктрис прибыла из далекого прошлого, но ей хотелось получить подтверждение от самой волшебницы.

— Нет, гораздо более поздний, — ответила та. — Пожалуй, он ровесник местного постоялого двора. В то время Старое Письмо, очевидно, сохранялось еще для официальных событий вроде похорон. Хотя в быту им уже давно перестали пользоваться и перешли к современному шрифту.

— А откуда вы знаете? — подозрительно прищурилась Илна, почувствовав изъян в логике. — Ведь если вы из другого времени, то события, которые упоминаются здесь, вряд ли знакомы вам.

В общем-то, она получила подтверждение невообразимой отдаленности во времени колдуньи, прикасаясь к ее платью, но разум девушки попросту отказывался верить в это. Подобные знания не принадлежали привычному ей миру.

— Вот эта надпись на краю камня является просьбой к Пастырю охранить душу усопшего, — пояснила Теноктрис с легкой одобрительной улыбкой. — Там, наверное, что-то еще было написано на лицевой части камня, но она не сохранилась. О возрасте камня я сужу по тем силам, которые он вобрал в себя, будучи положенным на могилу.

— О… — Илна покраснела. — Простите меня, госпожа.

— Не стоит извиняться, — ответила Теноктрис без тени сарказма. — Ты задала хороший вопрос.

Она обернулась к Гаррику и посмотрела на его правую руку, сжимавшую что-то на груди под туникой.

— Гаррик, что у тебя там? Мне кажется, в этом кроется причина твоего… изменения. Я не права?

Юноша снял с шеи шелковый шнурок, бледно-голубой при дневном освещении, и продемонстрировал золотой диск колдунье. Илна никогда раньше не видела у него такого украшения.

— Эту монету дал мне вчера отец, — извиняющимся тоном проговорил Гаррик. Сознательно или нет, но он постоянно прикасался к ней, чтобы привлечь внимание Теноктрис. — Он ничего не объяснил, сказал только, что это принадлежит мне.

Волшебница взяла монету в ладонь. Она придерживала шнурок большим пальцем, чтобы как следует рассмотреть предмет с обеих сторон. Илна тоже глядела во все глаза. Полустертый профиль мужчины был ей незнаком, на реверсе21 вроде бы виднелась какая-то надпись. Впрочем, девушка могла ошибаться.