НЛО майора Казанцева (СИ) - Рясной Илья - Страница 29

Остаток дня мы провели, обшаривая скалы. Нашли пропасть, куда загремел казах. Она уходила настолько глубоко, что терялась во тьме. Хотя на Марсе тяжесть и не земная, но все же семьдесят процентов от нее. Так что шансов после такого падения у Алиева не было никаких.

Ночь прошла в полусне, щедро разбавленном кошмарами. Я не мог простить себе гибель товарища. Поляк же всю ночь шарился по салону, искал что-то из оборудования, на вопрос, на фига, отвечал, что надо. Он был так придавлен и пришиблен произошедшим, что грешно было давить на него еще больше.

Связи все не было. Буря крепчала.

Наконец, просветлело. Поднялось слабенькое марсианское солнце, едва видное сквозь бурю, но все же дающие свет. Пора было возвращаться на базу. Дальнейшие поиски были бесполезны. Энергетического картриджа и запасов кислорода нашему товарищу все равно не хватило бы. А без них на Марсе смерть.

Буря все нарастала – такой мы еще не видели. В груди было какое-то смешанное чувство. Терпкая горечь от потери, отчаянье от того, что не поворотить время назад. И вместе с тем какое-то будоражащее кровь ощущение великого открытия. Ну а заодно и липкий страх перед этим открытием…

«Муравей» шел через бурю. Не в первый раз. Я был уверен, что мы справимся.

Гжеляк за штурвалом вел вездеход осторожно, внимательно вглядываясь в клубы пыльной бури прямо по курсу и сверяясь с сонарами и датчиками.

Ну, если уж посыпались невзгоды, то только успевай их собирать. Меня стал тревожить до того полностью безотказный вездеход.

Тряхнуло корпус. Похоже, какой-то сбой в механической части двигателя. Редко, но бывает.

Потом это повторилось еще раз. И еще, так что поляку пришлось сбрасывать скорость.

Я представить не мог причины неполадок. Если дело в механике, это еще можно пережить. Но если накроется реактор, или нарушится ритмика импульсных микровзрывов, тогда вездеходу конец. Его смогут реанимировать лишь на Земле. А это далеко, так что «Муравей» так и останется грудой металла на поверхности Марса.

Потом двигатель начинал работать ровно. Мы прошли еще пару десятков километров. И опять шли сбои.

- Да что же ты, родной, подводишь нас! – похлопал я по приборной панели.

Когда мы спускались с холма, «Муравей» вообще заглох, скатился вниз по инерции. И больше не реагировал.

- Ну, вот и все. Станция конечная, поезд дальше не пойдет, - горько произнес я.

- Кажется, я догадываюсь, что произошло, - сказал поляк. – С двигателем нормально. Дефект в системе передачи. От песка мог образоваться электрический пробой. Это устранимо. Надо просто открыть впереди кожух и переустановить передаточный блок с положения «А» в положение «Б». И включить подстройку.

В его словах был смысл. И, главное, виделся вариант починить машину.

- Тут нужна тонкая настройка, - показал поляк на клавиатуру бортовой ЭВМ. – Нельзя ошибиться. Сделаешь? А я подправлю программу.

Дело и, правда, было тонкое. Но вдвоем мы могли справиться. А Гжеляк отлично разбирался в бортовой ЭВМ.

- Работаем, - кивнул я.

Надев скафандр, я полез наружу.

Вышел в бурю. Покачиваясь под порывами ветра, разложил на песке инструмент. И начал отвинчивать кожух на капоте.

Тут вездеход и рванулся с места вперед. Прямо на меня, как бык на тореадора.

Мысли промелькнули с невероятной скоростью. Одним пакетом. Врубилась автоматика? Двигатель сам завелся? Поляк случайно нажал на педаль хода? И ругательная тирада по его поводу. И все эти мысли и мыслишки были осознаны, оценены, отложены в дальний ящик, до лучших времен, когда они смогут пригодиться.

Как я это сумел? Как хватило сил и реакции? Каким-то чудом я рванул в сторону, распластываясь на земле и ощущая, как рядом со мной взрыхляют почву гусеницы «Муравья».

Ну, поляк! В морду за такие фокусы дают! Чуть не убил по безалаберности!

Хотя почему по безалаберности? Он и хотел меня убить! Что стало понятно, когда вездеход крутанулся на гусеницах и вновь попытался впечатать меня в марсианский песок.

Это было смертельное па. Не замечал за собой особых успехов в гимнастике, но тут смог бы потягаться за медаль на Олимпиаде. Каким-то чудом я снова увернулся от гусениц. Сумел запрыгнуть на корпус. И удержался за скобу.

И что теперь? В тамбур эта скотина меня не пустит. Но есть еще один путь – аварийный люк. Используется для аварийного покидания вездехода и для неотложного проникновения в него снаружи. Когда нет возможности возиться с тамбуром. Это страховка на самый крайний случай. Который сейчас и настал.

Я провернул и рванул на себя оранжевую ручку, рядом с которой была нарисована схема открывания. Люк неожиданно легко поддался и отошел в сторону. Я уже готов был всем телом ввалиться в вездеход, чтобы навести там порядок и справедливость всеми доступными методами.

И едва не получил выстрел в грудь.

Нет, лупили в меня не из огнестрельного оружия. Зачем пистолеты и ружья на Марсе? Опасных животных тут пока не обнаружено, не считать же за таких песчаных червей, пусть и солидных размеров, но безобидно ползающих под песком пустыни. Или мелких «тушканчиков». Так что для экономии веса никакого стреляющего оружия на станции не было, если не считать пистолета в сейфе капитана. Но это больше традиция – у капитана должен быть веский аргумент на случай неповиновения. Хотя какое неповиновение на советской космической базе, куда отобраны самые лучшие, сознательные, истинные коммунисты и коммунары, готовые жизнь отдать за выполнение миссии? Я так искренне считал. И вот теперь один из этих лучших людей, известный ученый, пытался меня убить.

И хотел убить обычной сигналкой. Старой доброй ракетницей, обозначавшей присутствие, когда рация не работает, что на Марсе не редкость. Штуковина, которая может не только может послать звезду сиять в небе, подавая сигнал, но способна также продырявить скафандр и тело, если вмазать в упор.

Опять каким-то чудом я вывернулся, и ракета прошла в сантиметре от шлема. Тогда поляк, ошпарив совершенно безумным взором, всем телом бросился на меня.

Мы вывалились из вездехода. Тот проехал еще несколько десятков метров и заглох. А мы бились друг с другом не на жизнь, а на смерть.

При своем субтильном сложении противник оказался нечеловечески силен. Даже против такого верзилы, как я.

Мы покатились по земле. Гжеляк попробовал разбить мой прозрачный шлем о камни. Когда это не получилось, попытался выдернуть из разъема и раздавить мой блок кислородного концентратора.

Атмосферное давление на Марсе в три раза меньше земного. В принципе, не страшно. Но кислорода очень мало. И еще газовые примеси. В общем, без системы воздухообеспечения человеку на поверхности светит три-четыре минуты, ну, может чуть больше. Сорви концентратор, а еще лучше раздолбай забрало, и со стороны смотри, как жертва в корчах помирает.

И этот гад ползучий все же раздавил мой концентратор, а заодно и энергетический стержень. И откатился от меня. Вскочил на ноги.

Я тоже поднялся, пошатываясь.

Поляк сделал шаг мне навстречу. И я увидел его совершенно счастливое, торжествующее и глумливое лицо.

Теперь ему остается чуток подождать, пока я задохнусь. Для этого просто держаться от меня подальше и не давать добраться до вездехода, путь к которому он мне перекрывал.

Он это понимал и сделал шаг назад, чтобы не дать мне снова войти с ним в клинч. Но только не учел, что я могу быть чрезвычайно быстрым. Особенно, когда бросок последний.

Я рванулся ему навстречу и воткнул штырь почвенного анализатора, похожего на стилет. Он всегда при мне. Висит на поясе. И сейчас пригодился, как никогда.

Бил я со всей своей дурной силы, которой у меня немеряно. Так что острие пропороло скафандр врага, а заодно и его тело.

Я отступил на шаг.

Поляк стоял, раскачиваясь, и на лице его царило изумление. Изо рта хлынула кровь. И негодяй рухнул на колени. Постоял так. Дернулся. Попытался приподняться.

Черт, надо ведь оказать ему помощь. Враг он, да. Поэтому его нужно связать. Доставить на базу. Допросить. И пускай руководители решают, как с ним быть. Но сначала спасти… Вот только хватит ли для этого мне воздуха и сил?