Якудза из другого мира. Том V (СИ) - Калинин Алексей - Страница 47

Я невольно улыбнулся. Да, даже в самой хреновой ситуации найдется повод для улыбки. Вот лежу я, настоящий японский пацан, посередь сада камней, весь грязный, в растерзанной одежде, побитый, но живой. А говорили, что кицунэ меня жизни лишит…

Нет, я конечно же не совсем в это верю, но всё-таки был настороже и следил за руками Шакко. Кто знает — что на уме у Сэтору, от него можно любой подлости ожидать.

Однако, лежи не лежи, а дело само себя делать не будет. Я кинул взгляд на часы, посмотрел на небо. Перевалило за полночь. Значит, проспал от силы пять-шесть часов. Что же надо приводить себя в порядок. Мда-а-а, штаны придется выбросить, так как новый шов вряд ли удастся замаскировать.

Утром я, как всегда, отправился на пробежку. Да, можно было бы забить, сказав самому себе, что вчера рисковал жизнью, устал и вообще — употребил слишком много энергии, чтобы дать возможность себе восстановиться. Однако, по собственному опыту знаю — если дать поблажку один раз, то в следующий раз забить будет гораздо легче. Ведь споры с совестью происходят как действия в суде — появился прецедент, значит на него можно сослаться и полениться во второй раз. А там и в третий, а после и вовсе положить с прибором. И там глядишь — уже и пропала мускулатура, и рельефные кубики сменились на рельефный шарик. А вместо подтянутого и жилистого Изаму снова вернулся прежний рохля и размазня, которого щемят все подряд.

Как говорил китайский мудрец Лао-цзы: «Путь длиной в тысячу ли начинается с первого шага». Так что не надо возвращаться назад, чтобы снова пытаться начать, а нужно идти и идти вперед. Всё равно конец жизненного пути у всех един, но вот как его пройти — решать только идущему.

Мда, всегда тянет пофилософствовать, когда заглянешь в пустые глазницы бабы с косой. Нет, я имел в виду не Кашиму Рейко, а ту, которая приходит ко всем в черном балахоне.

Во время пробежки зазвонил телефон. Опять видеовызов с незнакомого номера. Ну что же, полюбуемся на собеседника. Как я и ожидал, моим собеседником оказался двойник. Всё такая же наглая харя с веточкой сакуры на щеке, такие же растрепанные волосы.

— Привет бойцам «Черного кумитэ»! — радостно завопил двойник. — Смотрел вчера твой бой. Ты молодец! Благодаря тебе я стал богаче на семь миллионов!

— Можешь отстегнуть долю, Ёсимаса Сакурай, — пробурчал я в ответ. — Я буду не против.

— Ха-ха, а ты шутник. Бежишь куда-то? За смертью вслед?

— Ага, догоню её и к тебе попрошу обратиться, — парировал я. — У тебя неплохо получается её вызывать. Зачем Ватанабе убил? Он же тебя другом считал, а ты…

Эта легкая манипуляция чувством вины вряд ли сильно ударит по такому прожжённому цинику, как Ёсимаса Сакурай. Однако, щепетильность в отношении чести крепка в японской крови, потому-то у меня и получилось так легко одолеть братьев Рику. Возможно, небольшой удар послужит той трещинкой, от которой потом разойдется широкая щель, и которая послужит причиной обрушения постамента Сакурая.

В любом случае, словесная атака была произведена, теперь нужно ожидать либо блока, либо контратаки…

— Ты убил Ватанабе? — послышался старческий голос за экраном. — Но зачем? Он же помогал нам…

— Так было нужно, — презрительно сморщился мой двойник. — И вообще — это не твоё дело.

Я даже чуть сбавил ход. Вот это новости… Разлад в группе всегда на руку противнику, а значит, недопонимание в группе Сакурая на руку мне. Надо бы подлить маслица в огонь — жар может помочь той трещине, которую я сделал своей манипуляцией вины.

— Да нет, на самом деле этого не стоило делать. Ватанабе был всего лишь стукачом, но стукачом преданным. Он заботился о тебе, Сакурай… Мог бы жить и мог бы тебе служить! Ведь я слышал, что клан Хаганеноцуме отвернулся от тебя?

— Что? Клан отвернулся от тебя? Какой позор…

— Заткнись, старик! Это не твоё дело. Оябун поймет, что я умею мстить, когда увидит тела этих пятерых!

— Ты убил этого мальчика? Зачем? Ведь ты хотел наказать только нападавших! Ёсимаса, ты воспользовался моим доверием!

— Завали хлебало, старик! — гневно рявкнул Сакурай и я увидел, каким бываю мудаком, когда ору на сэнсэя.

Даже сделал себе пометку никогда не повышать голос на сэнсэя… Тут же сделал ремарку, что не буду повышать, если он сам не заслужил этого. И добавил про себя, что сэнсэй всегда сумеет вызвать мой гнев — для него моя ярость служит елеем для души. Да-да, если я не заору, то он посчитает такой день прожитым напрасно. Но выглядел я полнейшим мудаком…

И в то же время я сделал себе пометку, что в стане врага вообще не все в порядке. На этом стоит сыграть.

— Оябун тебя не примет. Да и людей не даст, ведь ты погубил своих соратников, — продолжил я накидывать говно на вентилятор. — Старик правду говорит. И я думаю, что люди сами откажутся работать с тобой.

— Меня одного достаточно, чтобы справиться с вами, — прошипел двойник.

— Конечно-конечно, ведь больше никто не пойдет на верную смерть.

— Мальчишка прав, Сакурай, никто не захочет работать с неудачником. Да и я рядом только потому, что обещал своей умершей сестре выручить непутевого сына в случае неприятности.

— Я тебе сказал — завали хлебало, старик! — прорычал двойник и картинка камеры запрыгала. — Не вмешивайся в мои дела!

— Не смей так разговаривать со своим дядей! — выкрикнул я. — Имей уважение по отношению к родственнику!

— Да! Даже хинин это признает! Да если бы не я, то ты, сучонок…

— Что? Ты мою мать сукой назвал? — взревел Сакурай.

Послышался звук удара, а затем тихое поскуливание, как будто наказали щенка за оставленную на ковре лужу.

Я даже остановился. Похоже, что у меня получилось углубить трещину. Если ещё пару ударов нанести, то можно перетащить на свою сторону того, кто скрывается за камерой. А что? Неизвестный старик уже признал мою правоту, так что нужно только поддать жару.

— Не смей так обращаться со старшими! — выкрикнул я в камеру так, что невысокая женщина отшатнулась прочь и поспешила перейти за угол.

Её испуганный взгляд напомнил мне, что я нахожусь на улице, где могут возникнуть посторонние уши. Такие уши мне были не нужны, поэтому я завернул в небольшой закуток и спрятался за мусорным контейнером. Не самое приятное соседство для моего носа, но ради задуманного можно и потерпеть.

— Хинин, да как ты смеешь мне указывать? — прошипел двойник, когда я вновь уставился на экран.

— А так и смею. Ты уже знаешь, что я не тот, за кого себя выдаю…

— Да, ты русский в теле японского мальчишки.

— Так вот, я сейчас быстро расскажу историю, и ты поймешь, что я смею так говорить. Я вырос в то время, когда к взрослым прислушивались и взрослых уважали. Да если бы нашкодившего мальчишку, привел домой какой-нибудь старик и сказал, что тот обзывал его, то отец таких бы люлей ввалил мальчишке, что не передать словами, — начал быстро говорить я, не давая перебить себя. — Меня растила улица и авторитет старших был непререкаем. Нас с детства учили, что молодым везде у нас дорога, а старикам везде у нас почет. И мы помогали старикам. Помогали чем могли. И нас называли тимуровцами в честь мальчишки из книги, который был чист душой и сердцем…

— И что?

Ему всё-таки удалось вставить слово.

— А то, что со временем всё поменялось и понятия об уважении старших начали стираться. К этому времени я уже сам перешел в разряд старших, но молодая шпана, которая родилась в то время, когда я первый раз поцеловал девушку, не имела такого уважения, какое закладывали в нас. Они больше начали походить на антигероев из той же книги о мальчишке. И даже гордились своими выходками. А другие, глядя на это, начинали подражать. И уже не круто было помочь старику, а круто стало насрать под его дверью, накрыть газетой и поджечь. Заодно и позвонить, чтобы старик вышел и решил потушить огонь под дверью. Да ещё и снять всё это на телефон, чтобы потом с такими же недоумками ржать над обидой взрослого человека…

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спросил двойник, когда я остановился чтобы перевести дух.