Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 67

— Зачем вы мне это говорите?

— Затем, что я никогда не дам согласия на ваш брак.

— Позвольте, но вы фактически уже дали его!

— Вовсе нет, — слабо улыбнулся старый барон и легонько потряс злосчастным конвертом. — Я поставил претенденту на вашу руку одно условие и из этого письма вполне очевидно, что господин Будищев им пренебрег. Я не буду давать оценку этому решению, но намерен скрупулезно придерживаться буквы нашего договора.

— О, как это похоже на вас, либер фатер! Вы все просчитали заранее и теперь наслаждаетесь победой… а вы не подумали, что мне не нужно ваше согласие, чтобы быть с любимым человеком?

— Это еще не все.

— О чем вы?

— Известно ли вам, юная фройляйн, что сегодня утром скончался наш государь?

— Не может быть. Еще вчера он был вполне здоров!

— Как не прискорбно но это так.

— Это весьма печально, но я, все же, не понимаю…

— Если угодно, я объясню. Господин Будищев креатура графа Лорис-Меликова и, соответственно, светлейшей княгини Юрьевской. Пока император Александр Николаевич здравствовал, положение этих людей оставалось незыблемым, но теперь на престол взойдет его сын. Всем известно, что он терпеть не может ни первого, ни вторую, а потому их удаление от двора лишь вопрос времени. Надо ли говорить, что все их ставленники и уж тем более сторонники последуют за ними?

— Но… ведь он совсем недавно спас государя от террористов?

— Вы еще очень молоды, дочь моя, — вздохнул старый банкир, — и не знаете, что услуги оказанные прошлому царствованию, ни к чему не обязывают нового монарха. Посему прошу, не предпринимайте сейчас ничего, не посоветовавшись прежде со мной. Недавние события, о которых вы только что упомянули, дали возможность претендовать вам на весьма высокое положение при дворе. Но любая оплошность может все испортить.

— Мне все равно! — отвечала ему Люсия, хотя уже и не таким уверенным тоном.

Услышав этот ответ, утомленный ее упорным сопротивлением Штиглиц решился на крайние меры.

— Томас! — кликнул он слугу.

— Слушаю, господин барон, — выскочил тот как черт из табакерки.

— Госпожа Люсия не здорова и не может покидать дом без разрешения врача!

— Да, господин барон!

— Проводите ее в комнату.

— Слушаюсь, — кивнул тот, и, обернувшись к барышне, хотел было сделать приглашающий жест, но та и не думала повиноваться.

— Сердар! — громко крикнула она, и через секунду рядом с ней оказался ее любимец.

Быстро оценив ситуацию, молодой пес встал между лакеем и хозяйкой и, оскалив клыки, издал негромкий рык, которого впрочем, вполне хватило, чтобы эстонец утратил свою флегматичность.

— Если ты еще раз протянешь ко мне свою руку, Сердар ее откусит! — пообещала баронесса.

— Нет-нет, что вы, — пробормотал прислужник, в ужасе косясь на оскалившегося алабая.

— Люсия, остановитесь! — сокрушенно вздохнул банкир. — Вам все равно не быть вместе. Мне только что сообщили, что издан приказ об аресте господина Будищева. Именно поэтому я стремился удержать вас от необдуманных поступков.

— Вы лжете! — выкрикнула дочь ему в лицо.

— К сожалению, нет, — покачал головой отец, и девушка с ужасом поняла, что он говорит правду.

— Но в чем его обвиняют?

— Подробности мне не известны, но зная насколько могущественны его недоброжелатели, могу сказать, что повод для приговора найдется.

— Что же делать? — всхлипнула баронесса, чувствуя, как подкашиваются ее ноги.

— Вообще-то, выход есть, — заметил после недолгого молчания Штиглиц. — Конечно, мое влияние теперь не столь велико, как прежде, но облегчить участь вашего бывшего жениха, мне, пожалуй, под силу.

— Что вы хотите взамен? — тихо спросила помертвевшая внутри Люсия.

— Для начала пообещайте, что не станете натравливать своего зверя на наших слуг.

— Я сделаю все что вам угодно, только помогите ему!

При взгляде на покойного родителя Александр едва не прослезился. Чтобы не говорили досужие кумушки обоих полов, каких множество обреталось при дворе и вообще в столице, отца он любил. Политики его, в особенности внутренней, он не одобрял, это верно. Светлейшую княгиню Юрьевскую, осмелившуюся занять место его матери, пока та была еще жива, ненавидел, это тоже правда. Но вот лежащего перед ним человека любил и почитал, как и полагается примерному сыну.

Он помнил, как этот большой и сильный, а в ту пору еще и молодой император носил его на руках и подкидывал вверх, отчего у маленького Сашки, которого все называли «бульдожкой», захватывало дух. Как он впервые вывел его на плац перед лейб-гусарским полком и объявил юного великого князя его шефом…

И вот теперь отец умер, а Александр стал императором и теперь ему придется вести этот огромный корабль под названием «Россия» по бушующему морю. И нет никого, с кем можно разделить эту тяжелую ношу!

Прикоснувшись губами к холодному лбу покойника в последний раз, государь перекрестился и твердым шагом вышел в соседний зал, где нестройною толпой теснились министры правительства, доставшегося ему от отца. Внимательный взгляд холодно скользнул по их парадным мундирам, блестящих от золотого шитья и многочисленных орденов, совершенно не замечая лиц, будто это и не люди вовсе, а механизмы. Неисправные. Не те, что ему нужны.

— Господа, — негромко сказал он, обращаясь ко всем присутствующим разом. — Мы не нуждаемся более в ваших услугах. Имена ваших преемников вы узнаете позже.

В переполненном зале повисла гробовая тишина, ибо это был скандал. Обычно, отправляя в отставку высших сановников империи, прошлый император благодарил их за службу, жаловал награды, вводил в государственный совет или давал какую-либо иную синекуру, из числа специально предназначенных для вчерашних властителей, ныне вышедших в тираж. И вот, пожалуйста…

Но если лицо Лорис-Меликова оставалось бесстрастным, ибо многоопытный армянин хорошо знал о неприязни к нему нового царя, и нисколько не обманывался на этот счет, то на генерал-адмирала было жалко смотреть. Эдак великих князей в России еще от службы не отстраняли и, никак не ожидавший подобного афронта Константин Николаевич стоял перед августейшим племянником с дрожащими губами, будто нашкодивший гимназист перед инспектором.

А новый государь уже шел дальше, оставив за спиной остолбеневших царедворцев со всеми их обманутыми чаяниями. На выходе его ждала охрана во главе с бессменным капитаном Кохом. Последний выглядел куда бледнее обычного, что, в общем, неудивительно, принимая во внимание его преданность к покойному императору.

— Здоров ли ты? — счел нужным спросить его Александр.

— Так точно, ваше императорское величество! — вытянулся офицер.

— Что же, хорошо. Служи, брат, мне верные люди нужны!

— Счастлив быть полезным вашему величеству!

— А где твой помощник? — неожиданно сам для себя спросил царь. — Ну, этот, из моряков…

Тут государь немного слукавил. Обладая с детства хорошей памятью, он знал в лицо и по именам большинство служителей и придворных, а также многих, с кем сводила его судьба. Так что Будищева он помнил, причем, еще с Балкан. Что-то было необычное в этом нижнем чине, оказавшемся бастардом графа Блудова. А потом он еще и дослужился до офицера, не говоря уж о недавнем спасении его… теперь уже покойного отца.

На лице капитана отразилась целая гамма чувств, но кривить душой перед своим сюзереном он не посмел и, вытянувшись еще более, четко отрапортовал.

— Подпоручик Будищев находится под арестом!

— За что? — искренне удивился император, — кажется, я не отдавал подобных приказов…

— Распоряжение генерала Черевина! — продолжал нести правду-матку Кох, несмотря на выразительные взгляды стоящих за спиной государя людей.

— Интересно, что же он натворил? — обернулся к товарищу шефа жандармов Александр.

— Э…мм… а черт его знает! — ответил успевший с утра приложиться к рюмке генерал, давно забывший в чем провинность офицера.