Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 59

— Да ну их на хрен! — внезапно вспылил он. — Я, что комнатная собачка, чтобы меня туда-сюда дергать?

Настроение было испорчено напрочь, и долго копившееся в душе раздражение вылезло, наконец, наружу. В какой-то мере Блудов был прав, он не принадлежал к высшему обществу и вряд ли смог когда-нибудь стать его членом. Как бы Дмитрий не старался всегда находился кто-то, готовый щелкнуть его по носу, мол, знай свое место. И лишь среди простых людей вроде Стеши или Федора он чувствовал себя своим. Только ни принимали его таким, каким он был. И волей неволей в голове возник вопрос, — «в тех ли я стреляю?»

— Ваше благородие, к вам опять пришли! — отвлек его от мрачных мыслей стражник.

— Вот, блин, просто день посещений какой-то! — чертыхнулся подпоручик. — Кого еще черт принес?

— Не могу знать.

— Тьфу ты, пропасть!

Гостем, которого принес нечистый, оказался чем-то озабоченный Шматов. Участие в спасении царя сильно преобразило старого приятеля. Он приоделся, старался держаться с достоинством и даже стал как будто выше ростом. Впрочем, обычно надолго его не хватало и, сбросив маску «спасителя отечества», он снова становился тем Федей, которого все знали и любили.

— Какие люди и без охраны! — с усмешкой поприветствовал однополчанина Дмитрий. — Неужто надумал в царскую стражу вступить?

— Поступить, конечно, можно, — важно кивнул головой отставной ефрейтор, отчего с головы едва не слетела купленная по случаю каракулевая господская шапка.

— Так за чем же дело встало?

Это было для них чем-то вроде игры. Едва Будищев стал заместителем начальника охраны, он позвал за собой Федора и тот не сомневался ни минуты, хотя, немного пообтесавшись в столице, уже знал, что жалованье в тридцать шесть рублей вовсе не так велико, как могло показаться в его родной деревне. В мечтах он уже видел себя в блестящем мундире с крестом и медалями, рядом с царем, но как оказалось у старого боевого товарища были свои мысли на этот счет. Дмитрий хотел, чтобы Федя стал не просто стражником, а чем-то вроде агента в штатском, который будет работать в толпе. Благо тот имел для этого самую подходящую невыразительную и оттого незапоминающуюся внешность.

Но тут, что называется, нашла коса на камень! «В шпики не пойду», — заявил, как отрезал Шматов, и они впервые за все время знакомства едва не поссорились.

— Обдумать надоть, — со значением в голосе заметил Федор, — если бы хотя в кучера, так мы бы даже не сумлевались!

— Ну-ну, — усмехнулся подпоручик, критически поглядев на приятеля, — думай, голова, шапку куплю.

Попасть в царские конюшни было делом откровенно гиблым. И конюхи, и форейторы, не говоря уж о кучерах, служили там поколениями и чужаков в свою среду не принимали. Да и то сказать, ну какой из Шматова водитель царской кобылы? Ни виду, ни осанки… так, смех один.

— Человек от Щербатого приходил, — шепнул товарищу Федя, убедившись, что рядом никого нет.

— Что хотел? — равнодушно отозвался Дмитрий.

— Сказал, будто девку эту нашли, как ее, Искру что ли?

— Одну?

— Нет, с мастеровым.

— С Максимом?

— Я им в пачпорт не глядел, но видать с ним.

— Где?!

— Точный адрес не сказал, но вроде на какой-то чухонской мызе под Питером. Видать еще денег за наводку хотят, ироды!

На лицо Будищева набежала тень. Он ничего не забыл, и никого не простил, разве что бешеная ярость немного поутихла, уступив место холодной злости. Даже смерть Ипполита не утолила жажды мести в его сердце. К тому же, он не привык бросать дело на полпути. Но теперь он был на службе, которая отнимала слишком много времени, и не мог располагать собой как раньше.

— Граф, я тут подумал, — нерешительно заметил Шматов, по-своему истолковавший его молчание. — Может, хватит кровушку проливать? Все-таки грех это. Не попались сразу, да и пес с ними!

— Это вряд ли, — глухо проронил Дмитрий.

— Как скажешь, — не стал спорить боевой товарищ. — Тогда встречаемся вечером в трактире?

— Знаешь что, брат, — неожиданно заявил Будищев. — И впрямь, не твоя это война. Не ходи со мной, я сам справлюсь.

— Думаешь?

— А ты сомневаешься?

— Да, нет, — пожал плечами приятель, после чего, нерешительно помявшись, спросил, — коли так, я пойду?

— Ступай.

[1] Адлерберг А.В. — министр двора в описываемое время.

[2] С 1837 года прямые пожалования земель дворянам за службу практически прекратились и были заменены для наиболее отличившихся «арендой».

Глава 18

По утрам в трактирах обычно тихо. Гулявшие всю ночь купчики вместе с присосавшимися к ним профессиональными прихлебателями уже угомонились и лежат в разнообразных позах там, где их сморило. Разошедшиеся по своим конуркам половые с мальчиками тоже досматривают последние сны, перед тем как их поднимут. Полы еще не метены, посуда не мыта, да и столы толком не убраны.

Рыжий кот с подранным ухом, обычно отирающийся рядом с кухней, пробрался в отдельный кабинет и, пользуясь случаем, вгрызся зубами в почти нетронутую клиентами баранью ногу. Рядом умопомрачительно пахнет недоеденное фрикасе, чуть дальше уже подсохшие ломтики балыка и миска заливной рыбы и Васька едва слышно урчит от ярости, поскольку понимает, что сожрать все это в одну харю ему не удастся.

На диване живописно раскинулись Тихон Щербатый и его неизменная спутница Лаура. Оба помятые и расхристанные, оттого что ночью им захотелось близости. Правда, у женщины под глазом уже наливается ядовитой синевой фингал, так что, вполне возможно, любовный экстаз был только у одного из них. Вторую пришлось уговаривать.

Вор почивал совершенно спокойно, всем своим видом опровергая распространенное заблуждение, будто для крепкого сна необходима чистая совесть. Зато его подруге явно неудобно и она время от времени тревожно ворочалась, нервируя этим кота. Наконец, Василий, дернув еще целым ухом, пришел к выводу, что добычу следует перепрятать. Вцепившись зубами в мякоть, он сделал попытку стащить добытое непосильными трудами со стола и, как и следовало ожидать, перевернул сиротливо стоящий почти пустой графинчик. Тот, разумеется, громко звякнув, грохнулся на стол, заставив рыжего разбойника замереть от испуга.

— Что? — открыла глаза проститутка и резко поднялась со своего ложа. — Кто здесь?

Виновник переполоха, тут же притих, распластавшись на скатерти, которую еще совсем недавно можно было назвать белоснежной, и только рыжий хвост, предательски дергаясь, нет-нет, да и выглядывал из-за укрытия. Некоторое время ничего не происходило. Женщина пыталась понять, что ее разбудило, а кот усиленно притворялся, что его здесь нет. И все могло бы кончиться благополучно, но Лаура вчера изволила перебрать и потому теперь у нее абсолютно сухая глотка и переполненный мочевой пузырь.

Страдальчески сморщившись, она поднялась и, взявшись дрожащей рукой за горлышко бутылки, набулькала себе полную рюмку марсалы и одним махом отправила ее содержимое в рот. Сладкое вино живительной влагой проследовало в желудок, после чего жизнь стразу же стала казаться молодой женщине не такой уж и безотрадной.

На нее и прежде накатывали непонятные мысли, когда Лаура пыталась представить себе, что будет с ней завтра? Со временем ее красота увянет после чего Тихон, и без того не являющийся образцом постоянства найдет себе другую напарницу и уж тем более любовницу. Кое-какие сбережения у нее, конечно, были, но на безбедную жизнь их точно не хватит. Единственная отрада в ее жизни — маленький сын растет у чужих людей и даже не подозревает, что она его мать.

Хорошо в этом смысле немкам, каких было множество в ее профессии. В отличие от русских девушек, они ни сколько не смущались своего занятия, похоже, даже не считая его аморальным. Проведя в России несколько лет и заработав проституцией приличные деньги, они возвращались к себе на родину и спокойно выходили замуж за вполне респектабельных господ. И почему ей нельзя так?