Последнее послание - Бёгле Николя - Страница 11

– Нет… Но еще он сказал, что, если немного повезет, он уговорит Антона отказаться от этого самоизгнания и вернуться домой.

Брат Колин отвернулся, сжав губы так, словно хотел удержать во рту слова, вырвавшиеся наружу.

Грейс начинала понимать.

– Вы хотели избавиться от Антона…

– Вы считаете меня злым, да?

– Я никогда не сужу поступки других людей, потому что не знаю, что сама сделала бы на их месте. Я здесь только для того, чтобы выслушать вас.

– Да, я это сделал, потому что не хотел больше видеть этого Антона! – прошипел монах сквозь стиснутые зубы.

– Но… почему?

Склонившись над монахом, Грейс смотрела на него с участием и говорила мягким голосом, как будто сидела у постели больного родственника.

– Потому что он меня мучил, инспектор. Он постоянно меня мучил, этот змей. Он насмехался надо мной, над моей внешностью, над медлительностью моего ума, над моей глупостью, как он это называл. И никто этого не видел! Он всегда старался обидеть меня, унизить, когда не было свидетелей. Я был его тайным мальчиком для битья. Потому что… потому что этот человек, которого все обожали и необыкновенную личность которого расхваливали братья, был самым вы… высокомерным, самым са… самовлюбленным из все… всех, кого я… встречал! Ум… умный – да. Но з… злой… с… самыми с… слабыми…

– Не волнуйтесь, – посоветовала Грейс, видя, что он теряет над собой контроль.

Монах перевел дыхание.

– Я больше не мог это выносить, понимаете? Он превратил мою жизнь в муку. И когда появилась возможность сделать так, чтобы он убрался отсюда навсегда, я ухватился за этот шанс.

– Вы не рассказывали аббату о том, что заставлял вас пережить Антон?

Брат Колин с сожалением покачал головой:

– Нет… я не осмелился. Он так его любил, что в жизни бы мне не поверил. А потом, я думал, что Господь послал мне это испытание, что он наказывает меня за какой-то грех, и я принял это как наказание и терпел в надежде, что небо дает мне шанс на спасение.

Чувствовать себя брошенным, жертвой жестокой и несправедливой судьбы, уповая на божественное милосердие. Возможно, Грейс лучше, чем кто бы то ни было еще на этом острове, понимала, что испытал брат Колин. На мгновение она вспомнила тот день, в который, столкнувшись с немыслимым для ребенка ее возраста, она едва избежала безумия, решив верить, что это Бог послал ей испытание по причине, которую рано или поздно ей откроет.

Но она прогнала начавшую зарождаться в ней симпатию, потому что именно трагедия, случившаяся в прошлом, привела ее на работу в полицию, где требовались безупречное самообладание и контроль над своими эмоциями.

– И как все прошло этой ночью? – спросила она, в то время как молодой монах с такой силой сжимал челюсти, что вены вокруг его глаз набухли и посинели.

– Моя нога…

– Да, доктор придет с минуты на минуту…

Он опустил веки, как будто потерял сознание.

Грейс встряхнула его.

– Скажите правду, брат Колин, вам станет легче…

Монах набрал в легкие воздуха.

– В час ночи я открыл ему дверь монастыря, одолжил одну из моих ряс на случай, если он встретит кого-нибудь из братии, и указал келью Антона. Он мне пообещал все сделать быстро. Я ждал его в холле у выхода. Через час он пришел быстрым шагом, бросил на ходу, что Антон согласился вернуться в семью, а потом убежал, не вернув мне рясу.

– Она была запачкана кровью?

– Было слишком темно, и все произошло так быстро… Я не хотел этого…

– Я знаю, – шепнула Грейс, не убирая пальцев с руки монаха. – Знаю. Вам известно имя человека, выдававшего себя за брата жертвы?

– Нет… но я могу его описать, а потом… он жил на острове в гостинице. Наверное, он там общался с другими людьми.

– Когда вам станет лучше, я пришлю к вам члена моей группы, который по вашим указаниям нарисует портрет. А пока скажите мне, как он выглядел.

– Лет двадцати пяти, очень стройный, но крепкий. Однажды, когда погода была чуть теплее, он закатал рукава рубашки, и я увидел у него на запястьях красные и синие татуировки. Только не спрашивайте меня, что они изображали: я не обратил внимания.

– Хорошо… Продолжайте, вы мне очень помогаете.

– Он выглядел очень ухоженным. Всегда аккуратно причесанный, волосы уложены с гелем. У него была бородка, очень чистая, ровно подстриженная. И еще у него всегда были наушники, то в ушах, то свисали с плеч. И… хотя меня это не интересует, я сказал бы, что он был красивым.

– Хорошо…

– Меня отправят в тюрьму, да?

– Если то, что вы мне рассказали, правда, то я в этом не уверена.

В дверь постучали, и мужской голос произнес:

– Доктор Биссет!

В помещение медпункта ворвался пожилой мужчина с густыми седыми усами, в руке у него был саквояж.

– Прошу вас, начинайте, – сказала Грейс врачу, посторонившись, чтобы он мог приблизиться к брату Колину.

Она собиралась закрыть за врачом дверь, когда из коридора ее окликнул аббат:

– Инспектор Кемпбелл…

Он явно хотел поговорить с ней наедине. Пока врач начал зондирование раны, Грейс выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой, чтобы следить за происходящим внутри.

– Инспектор, мне очень жаль, – шепотом сказал аббат, – но я не мог удержаться, чтобы не послушать вашу беседу с братом Колином.

Грейс, сильно раздраженная, вскинула голову.

– Подождите, подождите… возможно, я поступил правильно. Я не знал об издевательствах Антона над нашим братом. В противном случае, клянусь вам, я бы не колебался ни секунды. Я никогда не потерпел бы подобного поведения с его стороны, если бы мне было известно, что происходит.

Глядя на него, Грейс развела руками, словно подбадривая раскрыть ей все, что ее могло заинтересовать.

– Послушайте…

Настоятель убедился, что они в коридоре одни. Он был сейчас так же сильно взволнован, как утром, когда открыл ей дверь монастыря.

– Антон был для меня больше чем просто постоялец, – шепнул он на ухо Грейс. – Он был мне другом. Другом, которому я дал одно обещание, которое намеревался сдержать даже после его смерти…

Аббат надолго замолчал, собираясь с духом и гладя свою бороду.

– Но то, что я сейчас услышал, ставит все под вопрос. Он предал меня, дурно обходясь с одним из моих братьев. Он растоптал нашу дружбу и разорвал соединявшие нас узы доверия.

Грейс уловила дрожь в голосе служителя Бога, боровшегося с самим собой.

– Господь мне свидетель, и он покарает меня, если сочтет клятвопреступником, но я больше не могу хранить мою тайну.

Глаза аббата Кэмерона покраснели, взгляд горел; он покачал головой, как будто давая себе разрешение заговорить.

– Пойдемте со мной, – наконец пригласил он шепотом. – Я должен вам кое-что показать.

10

Грейс убедилась, что врач извлекает пулю из ноги брата Колина, закрыла дверь и внимательно посмотрела на аббата Кэмерона.

– Стало быть, не услышь вы признания вашего брата, вы бы ничего мне не сказали?

– Да, я знаю, что мирянину это может показаться абсурдным, но для нас клятва до сих пор остается священной.

Грейс не стала спорить. Она могла это понять.

– Что вы хотите мне показать?

Аббат пошел прочь от медпункта, и она последовала за ним.

– Надо вернуться туда, где нашли тело Антона.

– И что?

– Теперь вы знаете, что Антон был ярким, незаурядным молодым человеком, и его интеллектуальная активность никогда не смогла бы вынести подобную изоляцию, если бы он не имел возможности реализовывать свой талант.

Грейс вспомнила, что действительно подумала об этом, спрашивая себя, почему этот интеллектуал, такой жадный до знаний, решил запереться на столь долгий срок в монастыре, где единственная доступная духовная пища должна была концентрироваться на религии.

Они вернулись в монастырь и прошли под готическими арками. Грейс увидела, что струи дождя падают вертикально, значит, ветер стих. Ожидаемое ею подкрепление скоро прибудет и присоединится к ней.