Контратака - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 28

А на дне пещеры, во всем великолепии промышленной архитектуры символом технологической мощи, покоились космические корабли. Поначалу мне бросились в глаза только их округлые металлические, серые и голубые корпуса, на которых мерцали блики отраженного света. И только потом я обратил внимание, что корабли расположены абсолютно беспорядочно, как попало. Словно на свалке.

Однако времени на то, чтобы осмыслить свои впечатления от этого ошеломляющего открытия, у меня не оказалось. Краем глаза я заметил, как Дятел отступил назад, и это меня слегка насторожило. Схватившись за лучевой пистолет, я обернулся. Со всех сторон на меня надвигались отделившиеся от стен тени. В полумраке пещеры сверкнули острозубые пасти, я отчаянно попытался снять пистолет с предохранителя, но было уже слишком поздно. Что-то тяжелое ударило мне в висок, я понял, что падаю, но потерял сознание еще до того, как ударился об землю.

Когда я очнулся, первым моим чувством было удивление. Неужели я все еще жив? Но как только я вспомнил, что халиане берут пленных исключительно для того, чтобы пополнить запасы свежего мяса, чувство благодарности судьбе уступило место более неприятным эмоциям. Хорьки — исключительно плотоядные твари, и по слухам их пристрастия в пище напоминают вкусы земных леопардов и гиен. В ранние периоды своей истории, до тех пор, пока у них не развилось сознание расовой идентичности, они были каннибалами. Теперь же халиане, как и мы, люди, предпочитают пожирать плоть других видов и обычно любят свежее, еще с кровью, мясо только что убитых экземпляров, содержащее придающую силу ману. Но у этого пристрастия к свежему мясу есть и конкурент, ведь еще с первобытных времен у халиан осталась любовь к мясу «с душком», то есть к подгнившему. Они высоко оценили бы старый земной рецепт тушеного зайца, согласно которому тушку держат в горшке до тех пор, пока она не начинает разваливаться от одного прикосновения. Таким образом, в данном случае гнилость и нежность являются синонимами. Я от души понадеялся, что мне не уготована подобная судьба.

Сейчас я сидел на земле в помещении наподобие пещеры, лодыжки связаны веревкой, другой конец которой обвивал железную скобу в стене. Осмотрев узел, я убедился, что его нетрудно развязать, но, вовремя вспомнив рассказы о том, что ничто не доставляет халианам большего наслаждения, чем обнаружить, что их живой запас продовольствия попытался сбежать из клетки, не стал этого делать. По нашим сведениям, подобные попытки неизменно пресекаются, и несчастная жертва отдается для игр халианам-щенкам, а потом, полумертвая от ран, вновь привязывается, дабы дождаться-таки участи живой закуски.

Таким образом, я сидел на земле и оплакивал свою несчастную судьбу. Спустя некоторое время меня пришли проведать три халианских воина. Все они были невысоки ростом и одеты в короткие, разноцветные одежды, наподобие шотландских юбок. Позднее я узнал, что цвета определяли принадлежность к какому-либо воинскому подразделению. На узкой груди каждого крест-накрест висела затянутая на поясе портупея, на которой болталось великое множество самого разнообразного оружия — мечи и кинжалы, различные ножи и плети, аркан и несколько видов огнестрельного оружия. Они что-то затарабанили мне на своем лающем языке, потом, убедившись, что я их не понимаю, начали завывать в унисон, пока не прибежал Дятел в качестве переводчика.

— Они требуют, чтобы ты встал. Они развяжут веревку. Ты должен пойти с ними. Будет лучше, если ты сделаешь, что они говорят. Их еще не кормили, и любой жест непослушания может спровоцировать голодную ярость. Это не слишком приятное зрелище, особенно, если объектом их аппетита являешься ты сам.

— Скажи, что они могут не бояться, — с горечью ответил я. — Все это ведь твоя работа, Отаи, не так ли?

— Да. Но не думай обо мне плохо. Я был вынужден сделать это, я ведь дал Обет Гильдии, а подчиняться ему — самый святой долг для каждого нидийца.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — буркнул я. Но прежде, чем Отаи смог мне сказать еще что-нибудь, халианские воины уже развязали меня, и, издавая короткие лающие крики, потащили за собой на веревке, которую обвязали вокруг моей шеи.

Мои охранники волокли меня извилистыми подземными коридорами, все время обмениваясь лаем и воем, без сомнения обсуждая, как лучше меня съесть. Они привели меня в большую, вырубленную в скале комнату, и один из них, немного говоривший по-английски, передней лапой указал на стул.

— Сидеть! — сказал он. — Не двигаться! Тостиг, он идти.

Я сел. Охрана ушла. Оглядевшись вокруг, я не обнаружил ничего, что можно было бы использовать как оружие. Да и момент для того, чтобы попытаться что-либо предпринять, был не слишком удачный. Я от души надеялся, что в будущем мне подвернется возможность получше. Если, конечно, у меня есть будущее. Оставалось только сидеть и ждать этого Тостига. Он, без сомнения, хотел отведать, каков я на вкус и подхожу ли для праздничного ужина.

Спустя некоторое время в комнату вошел халианский воин.

— Здравствуйте, меня зовут Тостиг, — произнес он на хорошем, почти без акцента, английском языке Тостиг был выше ростом, чем другие. На его юбке имелась пурпурная кайма, а портупея была отделана серебром. Он помахивал офицерской тростью, а его уверенное поведение выдавало в нем лидера.

— Я капитан Иуда бен Иуда, — представился я.

— Весьма рад, — ответил Тостиг. Он швырнул свой меч в ножнах в угол, сорвал боевые рукавицы, отправил их вслед за мечом и беззаботно опустился на кушетку. Потом зевнул, потянулся, скинул башмаки и выпустил когти.

— Знаете, — сказал он, — чертовски трудно сшить башмаки, которые хорошо сидели бы на лапе. Когти дают о себе знать.

Ответить на это мне было нечего, поэтому я промолчал. Но Тостиг меня заинтересовал. Трудно понять чуждую тебе психологию. Больше всего Тостиг, конечно же, напоминал гигантского хорька. Но при этом у меня было такое впечатление, что передо мной профессиональный военный средних способностей, вежливый, с ровным характером и юмористическим, быть может даже ироническим складом ума.

Что ж, капитан, — сказал он, — ваши люди сегодня задали нам жару Перехватили одну из наших групп, возвращавшуюся из города после набега Сбились в кучу и горланили одну из своих боевых песен, глупые ублюдки. Ваши их всех перебили Сколько раз я говорил им рассыпаться, если не исключено, что неприятель может находиться поблизости. Это уменьшает вероятность поражения лучевым оружием или реактивным снарядом. По-моему, понять не так уж трудно. Но разве они послушают? Нет, только не эти.

— Это не по-халиански, отвечают они мне, снижает боевой дух. Нас вполне устраивает старый добрый халианский боевой обычай — все в одной куче, сплошные зубы и когти.

С этими чертовыми идиотами невозможно спорить. И вот потеряли семерых. Недурно для вашей стороны.

Судя по поведению и тону голоса, у него не было по отношению ко мне злых намерений. С таким же выражением он мог бы объявить мне о результате теннисного матча.

— Но я, разумеется, не смею надеяться, что вы выразите мне соболезнования, не так ли? — продолжил он в столь же шутливой манере. — Кровные враги и тому подобное. Наши потери — ваши успехи, да? И наоборот, разумеется.

— Полагаю, что так, — осторожно ответил я. — Но не задумали же вы все это для того, чтобы обсудить со мной будущее планеты.

— Совершенно верно! — воскликнул он. — Пора обрисовать вам ситуацию.

— Прежде всего я хотел бы уточнить один вопрос, — осмелел я.

— Спрашивайте!

— Буду ли я главным блюдом на вашем банкете или вы относите меня к категории легких закусок?

Гостит разразился смехом.

— Ну вы даете! Согласитесь, что это довольно забавно — вести беседу с легкой закуской. Но не бойтесь, вы мой гость. Хотя не исключено, что когда-нибудь, если дело пойдет как-нибудь не так, я буду вынужден убить вас. Но на настоящий момент вы находитесь в полной безопасности, и могу заверить, что вам будут предоставлены все условия.