Последняя надежда (ЛП) - Клэр Джессика - Страница 15

Я работаю над этим некоторое время, чтобы отвлечься от мертвого парня... и очень-очень живого парня. Когда Мендоза возвращается, сгущаются сумерки, и я смахиваю с кожи сотню комаров, а навес почти готов. Я должна догадаться, как все работает, но Мендоза смотрит на меня впечатленным взглядом.

– Хорошая работа, – говорит он.

– Если я сделала что-то не так, прости. Я просто...

– Нет, ты отлично справилась, Ава. Действительно, – он подходит ко мне, похлопывает по плечу и неловко убирает руку. – Я оставил тело на берегу реки. Решил, что какой-нибудь хищник доберется до него к утру, и не будет искать его здесь.

– Хорошо.

Мужчина садится на корточки рядом с моей жалкой вязанкой дров, и я вздрагиваю, ожидая, что он даст мне порцию дерьма за то, что не нашла больше. Он берет один кусок, сжимает его и качает головой.

– Слишком мокро для костра. Если мы накроем его и спрячем в безопасном месте, возможно, к утру он высохнет.

С трудом сглотнув, я шлепаю другого комара.

– С нами все будет в порядке?

– Если только нас не будут искать крупные хищники, то да.

– Это не очень утешительно.

Мендоза поворачивается ко мне и лезет за пазуху.

– Я не любитель давать обещания, которые не могу сдержать, – он вытаскивает пару маленьких мешочков и улыбается. – Но я нашел вот это.

Кренделя.

– Ты нашел тележку с напитками?

У меня желудок голодно урчит, и мне хочется вырвать у него из рук оба пакета и вытряхнуть их содержимое.

– Часть ее. Там было много разбитых банок и эти два пакета. Надеюсь, завтра мы сможем провести разведку подольше и найти все остальное.

– Но воды больше нет?

Мне очень хочется пить, а те глотки, что мы пьем из бутылки, не помогают.

Он качает головой.

– Мы снова наполним бутылку с помощью листьев, когда пойдет дождь, как раньше.

Пока мы шли, он снял с дерева большой лист и держал его, пока лил дождь, а я держала бутылку. Он дал нам немного воды, но я чувствовала, что могу выпить целый кувшин.

– И никаких следов твоей бойскаутской сумки? – спрашиваю я.

Мендоза снова мрачно качает головой.

– Или Афонсо. Если этот ублюдок сбежит...

– Это ему не поможет. Если мы не можем выбраться отсюда, он тоже не сможет, верно?

Он проводит рукой по мокрым волосам, стараясь не коснуться бинтов. На лице у него появляется печальная улыбка.

– Правильно.

Дождь снова начинает капать, и мне хочется закричать, когда первые капли попадают на мою кожу. Дождь лил и лил весь день, и как только я начинаю высыхать, он начинается снова. Не горю желанием спать мокрой в темных джунглях, а Мендоза только качает головой и идет к дровам, заворачивая их в листья, и прижимает к стволу дерева. Затем он сдвигает навес с одной стороны ствола и жестом приглашает меня присоединиться к нему.

– Если вы не возражаете, на ужин у нас будут крендельки.

– А я-то надеялась, что мы поужинаем жуками, – беспечно говорю я и подхожу.

– Это завтрак, – поддразнивает он в ответ.

Это так смешно, что я смеюсь, а он улыбается мне в сумерках.

Мы берем по пакетику крендельков, запиваем их несколькими глотками воды и пытаемся устроиться поудобнее. В нашем крошечном полуразвалившемся убежище не так уж много места. Вода все еще капает вниз, но навес защищает нас от некоторых из худших осадков, так что это так. Мендоза выходит на улицу, и понимаю, что он делает это для того, чтобы я могла быть в самой защищенной части навеса, где будет меньше дождя.

Это... приятно.

– Здесь хватит места для нас обоих, – говорю я ему, когда толстая капля дождя падает ему на голову, прямо туда, где у него повязка, и указываю на повязку у него на глазу. – Ты должен держать его сухим.

Неловко поерзав, он не пододвигается ко мне.

– Я в порядке.

Я закатываю глаза и ложусь, прижимаясь всем телом.

– Иди сюда. Я не кусаюсь.

Знаю, почему он не хочет. Это тот монстр в штанах, на которого я указала, как на краснеющую девственницу. Черт, я не виню его за это. «Монстр в штанах» – это мягко говоря. Слишком мягко.

Я встречалась с парнями, у которых члены были всех форм и размеров. Я не новичок в сексе, и видела свою долю уродливых пенисов. Обрезанные, низко висящие яйца, и я все это видела. Однако никогда не видела такого большого члена, как у Мендозы. Он прошел мимо всей категории «счастливчик» и прямо в категорию «что за вечно любящий трах». Категория «не приближайся ко мне». Тот, который заставляет мои ноги сжиматься, и хотеть сжаться при мысли об этом. Я не видела его голым, но если то, что очерчено в его штанах, законно, он ненормально огромен. Смешно думать, что я приняла его за оружие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нет такого большого пистолета.

Дело в том, что меня не волнует размер его члена. Имею в виду, не более чем разговорная тема, как мои гетерохромные глаза. Но знаю, что Мендоза – парень, и если мы прижмемся друг к другу, основываясь на его реакции на меня раньше, он получит стояк. Это будет очень неловко.

Но если мы не прижмемся друг к другу, он сядет под дождем, и мы потеряем тепло тела. Это помещает вещи решительно в колонку «прижиматься». Прижав больную руку к груди, я похлопываю по пальмовым листьям и избегаю любых опасений, которые могут возникнуть по этому поводу.

– Иди ко мне.

Мендоза садится рядом со мной, хотя я вижу, что он этого не хочет. Хорошо. Мне придется сделать первый шаг, если мы хотим преодолеть всю эту неловкость. Я жду, пока он вытянет свои длинные ноги, затем придвигаюсь к нему поближе, и снова кладу голову ему на плечо, прижимаясь к нему. Не в сексуальном смысле, а в невинном объятии.

Он секунду колеблется, а потом кладет руку мне на плечо.

– Следи за запястьем, – говорю я, указывая на больную руку.

– Я должен взглянуть на него.

– Утром, – отвечаю я, потому что становится так темно, что едва различаю Мендозу.

Вообще-то, не хочу, чтобы кто-то касался моего запястья прямо сейчас, включая и меня. Это слишком больно. Я прислоняюсь к мужчине, и он теплый, как мой собственный обогреватель. Это очень мило. Почти не возражаю против дождя, холода и темноты.

Почти.

С наступлением темноты в джунглях становится тихо. Слишком тихо. Ненавижу это, поэтому снова говорю.

– Может, сыграем в игру?

– Хм-м?

– Да. Ты говоришь мне о себе то, чего я не знаю, а я говорю тебе то, чего не знаешь ты. Каждую ночь. И когда мы выберемся отсюда, возможно, мы будем друзьями, – я толкаю его здоровым локтем. – Хотя, честно говоря, я бы предпочла, чтобы мы ушли, как чужие, по той причине, что нас так быстро спасли.

Он хихикает.

– Я начну, – говорю я. – У меня глаза разного цвета.

– Я знал это, – его голос звучит мягко в темноте.

По какой-то причине чувствую, как краска заливает мне щеки.

– Хорошо. Я же говорила, что я модель рук, верно?

– Ты говорила. Продолжай.

– Хорошо, – пытаюсь придумать другой факт для своей игры. – Вот, один. Я потеряла девственность, когда мне было четырнадцать. Лагерь. Он был консультантом, и ему было всего пятнадцать. Все это было очень гламурно, когда я была ребенком, но оглядываясь назад, думаю, что это довольно глупо, – и слабо улыбаюсь при воспоминании о том, каким глупым и непослушным подростком я была. – Но у него были такие плавные движения. Даже спел мне песню Джастина Тимберлейка. После этого я попалась на крючок.

Он фыркает. Не могу сказать, забавляет ли его мой рассказ или ему противно. Думаю, я не стала бы винить его ни за то, ни за другое.

– Твоя очередь, – говорю я.

Мендоза молчит так долго, что начинаю сомневаться, будет ли он играть в нашу игру или нет.

Я барабаню пальцами по его груди, ожидая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ну?

Он напрягается. После долгого напряженного момента он говорит, почти нехотя.

– Мои друзья зовут меня Раф.

Я закатываю глаза. Это то, что я получаю от него?

– Какой секрет, – сухо говорю я.

Он не отвечает. Прижатый к моему плечу, он снова весь напряжен. Неудобно. Интересно, у него опять эрекция?