Достойная оборона - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 2

— Дейди! Это ее так зовет главный шпик и тайных дел мастер. Интересно, правда?

Бертингас улыбнулся и подошел к темному окну. Его кабинет был расположен на девяносто девятом этаже блока правительственных зданий. Далеко внизу лежал город, его огни мерцали, мигали и бледнели под уже светлеющим небом. Где-то вдали, там, где светящиеся полоски уличных огней сливались и растворялись в дымном мареве, глубокая тень укрывала Дворец — официальную резиденцию губернатора Скопления.

Город назывался Мейербер, в честь Джакомо Мейербера, немецкого композитора с итальянским именем, писавшего французские оперы. Некто из восемнадцатого века — по старому стилю, разумеется, — когда люди говорили на разных языках и поклонялись разным богам. Сейчас человечество — это единое целое. Разные — инопланетяне. Разная структура тканей тела, разное-количество пальцев или ложноножек. Ну не глупость — дать такое изысканное название захудалому городишке в крохотном, лишь в тридцать планет, Скоплении.

Бертингас заложил руки за спину. Джина молчала. Обиженный ПИР что-то неразборчиво бормотал.

Если бы Дейдра Салли и куча ее приспешников из Главного центра появились здесь за несколько месяцев, а не за несколько дней до того, как Высокий секретарь Стефан VI был так бестактен, что позволил убить себя, тогда Тадеушу Бертингасу, возможно, и удалось бы что-нибудь выгадать из этой ситуации. Салли непременно бы назначила его официальным директором Бюро коммуникаций при каком-нибудь гнусавом наследном ничтожестве. И если бы она сделала это, сейчас Бертингас уже был бы на «ты»с этим сукиным котом. Он же обаятельный. Вдвоем, но под чутким руководством Бертингаса они, несомненно, сумели бы извлечь максимум выгоды из СВЕРХСЕКРЕТНОГО сообщения, поступившего в светоблок.

Ну, если бы да кабы… Но что же делать с этой писулькой? Бертингас долго ломал голову и не смог придумать ничего лучшего, как вновь запечатать и зашифровать сообщение и послать его по электронной дипломатической почте во Дворец. Надо будет завтра с утра пораньше закупить побольше акций Хайкен Мару — на все деньги, что у него есть… Иначе мелкая рыбешка начнет ходить косяками…

Главное в политике — это искусство правильно использовать время. Звездный час Бертингаса не состоялся — хотя и не по его вине. Он опоздал, разминулся с ним всего на несколько месяцев. Может быть, даже всего на несколько недель. Просто чудовищно!

— Ну-с, Джина, — произнес он, не поворачиваясь от окна, — зашифруй это снова и направь во Дворец. Посмотрим, сколько времени они там будут возиться с расшифровкой.

— Слушаюсь, сэр. — Ее пальцы проворно забегали по клавиатуре светоблока, но сама Джина не отрываясь смотрела на Бертингаса.

— Теперь займемся тем, за что мы зарплату получаем, — сказал Бертингас. — Что там у нас на В.С. Стефана VI — есть информация? Как насчет свежих снимков?

— Мы получили официальные фотографии последнего светского приема. Качество, конечно, не очень, снимки любительские, но кое-что выбрать можно. На всех на них прекрасно получилась очаровательная, хотя, на мой взгляд, несколько кривоватая улыбка. Не слишком подходяще для некролога. Придется подретушировать. У нас еще есть примерно сорок мегабайт цитат из разных там речей, спичей и публичных выступлений.

— И для чего они сгодятся?

— Как средство от бессонницы.

— Ладно. Попробуй состряпать из них что-нибудь вроде жизнеутверждающего кредо. Ну, ты знаешь. Что-нибудь вроде: «Путеводная звезда блистательной 1200 — летней династии, ведущей человечество и другие расы с неослабевающим напором туда-то и сюда-то, и т.д., и т.п.». Что-нибудь обтекаемое.

— Слушаюсь, сэр.

— И передай в фотолабораторию: пусть сделают что-нибудь с его нижней губой, когда будут ретушировать голографии. Уж слишком она у этого Стефана выпячивалась. Помнишь, какой крик все подняли, когда на снимках церемонии Четвертого пожалования крупным планом дали его слюнявый рот? Парни в лаборатории знают, что требуется. Долой грубый реализм и историческую правду — даешь вместо дерьма конфету!

— Никак нет, сэр, то есть — так точно, сэр!

— Вот и хорошо. Да, а где мой кофе?

— Сейчас принесу, сэр.

Джина повернулась и как бы невзначай обнажила свое гладкое белое бедро — такое гладкое, что приятно вспомнить, — встала с кресла и вышла из кабинета. Хорошая девочка. Хваткая, работоспособная, вежливая — почти как человек. Но, слава Богу, не человек.

Бертингас посмотрел на часы. Сообщение во Дворец уже четыре минуты как отправили. Счет времени продолжался. Бертингас представил себе цепочку соединенных между собой процессоров дворцового ПИРа, представил, как все они дружно икают, переваривая полученное на светоблок сообщение. Он прекрасно понимал, что встроенное в этот электронный мозг неимоверное количество записывающих, подслушивающих и прочих шпионских устройств, вероятно, било все рекорды. Во всем Скоплении столько не наскребешь. Да, дворцовый электронный мозг и его «сарафанное радио» как источник информации серьезный конкурент кому угодно, даже Бюро. Источник ненадежный, но эффективный.

Именно поэтому Бертингас давным-давно устроил так, что все серьезные сообщения, которые приходили по гиперволновой спутниковой сети, прежде всего попадали в его кабинет.

Бертингас и его будущий босс, официальный директор Бюро коммуникаций, отвечали и за общение с прессой, и за линии связи. Их специальностью была смесь психологии с технологией. В обязанность им вменялось превращать пожелания, слова и отдельные фразы и междометия губернатора Скопления в такие заявления, представления и персональные послания, которые будут увидены, услышаны и правильно поняты общественностью. Бертингас и директор Бюро также обслуживали светоблок и другие средства связи правительства, как внутри самого Скопления, так и с внешним миром, открытые и частные, конфиденциальные и многоканально-селекторные. Бюро оперировало на многих уровнях.

Конечно, и Бертингас, и его коллеги, и начальство на всех уровнях постоянно спорили по поводу тематики и техники подачи сообщений. Делились на два лагеря: на тех, кто считал аудиторию стадом баранов, которых удовлетворит любое толкование событий, пусть даже самое идиотское, потому что люди хотят, чтобы их развлекали, и на тех, для кого аудитория — активная сознательная сила, делающая разумные выводы и обращающая внимание на любое несоответствие между словами и делами, потому что люди хотят точной и достоверной информации.

Пропасть между двумя этими лагерями все росла и росла и стала такой глубокой, что противники получили прозвища: одних называли «лакировщики», других — «правдисты».

Бертингас гордился, что он — «правдист». Всякий свеженазначенный директор Бюро коммуникаций — похоже, по этому критерию их и отбирали — был «лакировщиком».

«А для этого не обязательно быть профессионалом», — утверждала старая поговорка.

«Лакировщики» всегда были слабы в теории, бюджеты и расписания считали абракадаброй и плохо представляли себе, к каким последствиям может привести их вранье. Но зато они вполне ясно видели сиюминутную цель и великолепно умели с полуслова угадывать все желания губернатора Скопления.

Тем не менее Бюро приходилось решать вопросы не самые простые, а значит, заместителем директора должен был быть человек достаточно здравомыслящий. «Правдист» вроде Тадеуша Бертингаса.

Взять, к примеру, «Сундук привидений», усовершенствованное хранилище данных. Система капризная. Ясное дело, по-другому и быть не могло, ведь тут хранилось превеликое множество материала. Записи разговоров, торговых переговоров. Любовная лирика. Шпионские донесения. Описания самых разных способов мошенничества. Сплетни, наконец. Не говоря уж о гигантских блоках голографии и видеозаписей.

Но как функционирует гиперволновая спутниковая сеть, Бертингас представлял себе очень плохо. Для этого надо быть физиком-теоретиком и иметь богатое воображение. Это устройство посылало лазерные лучи, несущие информацию, в строго определенные точки пространства, и не только в Скопление Аврора, но и в четыре тысячи других миров Пакта. Сеть передавала эти лучи через гиперпространство. А уж как она это делала — Бертингас совершенно не понимал.