Колыбельная виски (ЛП) - Коул Стиви Дж. - Страница 1

Стиви Дж. Коул

Колыбельная виски

Переводчик: Светлана П

Редактор: Виктория К

Обложка: Виктория К

Вычитка и оформление: Больной психиатр

1

ХАННА

ЛЕТО 2016

Вдыхаю свежий аромат кондиционера для белья, пока несу полотенца в бельевой шкаф в конце коридора.

«Бог, твоя мама и я», — ревет радио в моей комнате.

Мой брат Бо выходит из своей комнаты с наушниками в ушах, подпевая какой-то песне, которую слушает.

— Эй, — зову я.

Бо начинает спускаться по лестнице, и я ударяю рукой по перилам, привлекая его внимание. Он выдергивает один из наушников.

— Вытри пол внизу.

Он со стоном откидывает голову назад.

— Да ладно тебе, Бо. Мне очень нужна помощь.

— Ладно... — проворчал он, прежде чем засунуть наушник обратно и сбежать вниз по лестнице.

Кладу полотенца в шкаф, затем направляюсь в мамину комнату. Она лежит в постели, откинувшись на подушки, и что-то пишет в своем дневнике.

— Я в порядке, детка, — говорит мама, прежде чем поднять взгляд. Ее глаза кажутся тусклыми и усталыми, но она пытается скрыть это одной из своих лучезарных улыбок.

Смотрю на часы.

— Ты сможешь принять лекарство через час, если оно тебе нужно.

— Я в порядке.

Стакан для питья на тумбочке пуст, поэтому я иду к прикроватному столику и беру кувшин, чтобы налить ей свежей воды.

Эта женщина была для меня всем. Она так хорошо заботилась обо мне, когда я росла, каждое ободранное колено, каждое чувство боли она перевязывала и целовала. Это то, что делает мама, и теперь я забочусь о ней. Только вот я не в силах залечить эту рану… и все еще пытаюсь принять это.

Сглатываю, прежде чем наклониться и поцеловать ее в щеку.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

— И я люблю тебя, — отвечает мама, похлопав меня по руке.

— Пойду переоденусь в прачечной и вернусь.

Как только поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты, песня по радио меняется. Нежные ноты плывут в воздухе, сопровождаемые слишком знакомым голосом, и я застываю в изножье кровати, не в силах пошевелиться. Воспоминание о том, как Ной пел мне эту песню той ночью на дубе возле моей комнаты, сжимает мое сердце в тисках, и я перестаю дышать.

— О... боже, — шепчу я, закрывая глаза.

Как будто призрак поет для меня. Я не вижу его, но чувствую. Ощущаю. Вспоминаю все то, что так старалась забыть. На мгновение позволяю его голосу успокоить меня, как и много раз прежде, потому что хотя мой разум знал, что лучше не любить его, мое сердце было глупо. Так было всегда, когда речь заходила о плохом мальчике с красивым голосом.

— Ханна, — зовет мама, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. — Ты в порядке?

Молча киваю.

— Это просто... — Прочищаю горло: — Хм, странно. — Не весело смеюсь, качая головой. — Просто, я... я знала его, так что это странно.

Сочувственная улыбка приподнимает уголки ее губ.

— Иногда бывает трудно отпустить людей. — Мама вздыхает, указывая мне на край кровати. Я присаживаюсь, и она приподнимается, обхватив меня своими хрупкими руками. — Это заставляет меня задуматься, может быть, есть люди, которых мы не должны отпускать.

Мне хочется разрыдаться, но я отказываюсь тратить еще одну слезу на того, кого не могу иметь. Может быть, я и была глупой девчонкой, которая влюбилась в него, но не позволю ему погубить себя. Именно поэтому мне пришлось отпустить его.

— Эти слова... — шепчет мама мне на ухо. — Ему тоже больно, детка.

И это было самое трудное для меня: я влюбилась в того, кто, как мне казалось, любил меня в ответ.

— Ханна, вслушайся в слова…

— Это всего лишь песня, мама. Петь — его работа. — Откинувшись на спинку стула, смотрю на маму и качаю головой. — Это ничего не значит.

Она хмурится.

— Ты держишь все это внутри себя. Вы с ним попрощались?

Мое сердце бешено колотится в груди.

— Нет.

— Ты не сможешь двигаться дальше, когда у тебя нет завершения. — Она сжимает мою руку. — Ты должна попрощаться с этим мальчиком.

— Мам… Я не буду звонить ему для того, чтобы попрощаться. Прошло уже больше года, этот корабль давно уплыл.

— Я не говорю, что ты должна попрощаться с ним лично, ты просто должна обмануть свой разум. Напиши письмо, выскажи ему, почему тебе больно, выпусти все это, притворись, что отправила его. Это своего рода катарсис и может дать тебе некоторое чувство завершенности.

Киваю и, когда песня заканчивается, перевожу дыхание.

— Пойду постирать белье… — Поднимаюсь с кровати, выхожу в коридор и спускаюсь по ступенькам, гадая, как вообще можно научиться не любить того, кто когда-то был причиной твоей улыбки.

2

НОЙ

ОСЕНЬ 2016

Один. Два. Три. Четыре.

Считаю шаги, наблюдая, как болтается шнурок на моем конверсе, когда маневрирую через переполненный терминал. Я почти уверен, что аэропорт Атланты — это внутренний круг ада… слишком много людей. Слишком много запахов и плачущих детей. Натыкаюсь на кого-то плечом и бормочу извинения себе под нос, но отказываюсь поднять глаза. Как бы неблагодарно это ни звучало: я не хочу делать еще одно селфи или подписывать еще один автограф. Честно говоря, я гастролирую только для того, чтобы чем-то себя занять. Чтобы не тосковать по ней…

Раскат грома сотрясает здание, большие окна, выходящие на взлетную полосу, дрожат, и люди, спешащие на свои рейсы, останавливаются посреди терминала, чтобы обменяться нервными взглядами. Смотрю в окно как раз в тот момент, когда в небе сверкает молния.

— Просто отлично, — стону я и продолжаю пробираться сквозь толпу.

Примерно на двадцать седьмом шаге спотыкаюсь о шнурок, но вовремя спохватываюсь, чтобы не упасть подбородком о кафель.

Черт, надо было завязать его!

Моя бейсболка падает на пол, я быстро хватаю ее и натягиваю обратно на голову.

— О... Боже... Боже! — визг эхом отражается от высоких потолков. — Ной Грейсон! — И по пронзительным крикам, которые следуют за моим именем, я понимаю, что бежать уже поздно.

Людей передо мной оттесняют в сторону. Они отшатываются на несколько шагов, прежде чем буркнуть на девушку, направлявшуюся прямо ко мне. С пылающими щеками она останавливается прямо передо мной.

— О боже мой! Это ты! — Девушка потными руками вцепляется в мою руку. Хочу отстраниться от неё, но не могу. — Можно мне сфотографироваться? Я просто обожаю твою музыку. Это так красиво и чувственно, и просто… — Незнакомка обнимает меня, словно я её давно потерянный друг, и продолжает болтать о моих песнях, о моей жизни, о том, как сильно она меня любит.

Прежде чем успеваю ответить, ее камера оказывается у меня перед носом. Я улыбаюсь, и она обнимает меня. Снова. А затем… уходит с телефоном в руке, и пальцами, бешено бегающими по экрану.

Вздохнув, провожу рукой по лицу, прежде чем сильнее натянуть козырек кепки, чтобы прикрыть глаза. Опять же, я знаю, что должен быть благодарен, а не раздражен, но после нескольких месяцев гастролей и пятнадцатичасового перелета я просто чертовски вымотан.

Слава оказалась совсем не такой, как я думал. Черт возьми, жизнь оказалась совсем не такой, какой я ее себе представлял.

Дойдя до выхода А-13, смотрю на табло и стону. «Отложен». Еще один раскат грома грохочет по зданию, вроде как «пошел ты» от матери-природы, я думаю. Продвигаюсь к ряду сидений, чтобы сесть, но замечаю мерцание неоновой вывески «ТиДжиАй Фрайдис» (прим. T.G.I. Friday’s — американская сеть ресторанов) в конце коридора. Мне нужно хоть что-то, чтобы снять напряжение. Ну и что, что сейчас только три часа дня? Все равно таблоиды утверждают, что я пьяница. Очень не хочется их подводить, поэтому направляюсь прямо в бар.