Голландский дом - Пэтчетт Энн - Страница 9

– Я вижу прошлое таким, каким оно было, – сказала Мэйв. Она смотрела на деревья.

– Но мы наслаиваем настоящее на прошлое. Смотрим назад через призму нашего нынешнего опыта, то есть мы сами уже не те, кем когда-то были, мы стали другими, а значит, и прошлое в значительной степени изменилось.

Мэйв сделала затяжку и улыбнулась:

– Миленько. Вас этому в колледже учат?

– Курс «Введение в психиатрию».

– Может, станешь мозгоправом? Весьма прибыльное занятие.

– А ты когда-нибудь думала о том, чтобы посещать психотерапевта? – Был вроде 1971-й. Все были помешаны на психоанализе.

– Мне это не нужно, я не искажаю прошлое, но, если хочешь на ком-нибудь попрактиковаться, я к твоим услугам. Мое подсознание – твое подсознание.

– А почему ты не на работе?

Мэйв посмотрела на меня крайне озадаченно:

– Глупее ничего не мог спросить? Ты только что вернулся. Какая может быть работа?

– Сказала, что приболела?

– Просто сказала Оттерсону, что ты приезжаешь. Ему без разницы, на месте я или нет. Я все делаю в срок. – Она смахнула пепел в окно. Мэйв работала у Оттерсона бухгалтером с тех самых пор, как окончила колледж. Они занимались упаковкой и транспортировкой замороженных овощей. В Барнарде Мэйв получила медаль по математике. Средний балл у нее был выше, чем у парня, которому в том же году досталась медаль в Колумбийском: этот приятный факт Мэйв узнала от своей подруги, сестры того парня. Вооружившись своими знаниями и способностями, она не только с легкостью управлялась с платежными ведомостями и высчитывала налоги, но и улучшила логистику, обеспечив быструю доставку пакетов замороженной кукурузы в морозильные камеры бакалейщиков по всему северо-востоку.

– Ты всю жизнь собираешься там проторчать? Тебе нужно учиться дальше.

– Доктор, мы говорим о прошлом, не о будущем. Не теряйте нить.

Я стряхнул пепел. Мне и правда хотелось поговорить о прошлом – об Андреа, но тут из соседнего дома вышла миссис Буксбаум, чтобы проверить почтовый ящик, и заметила нас. Она подошла к моему открытому окну и наклонилась.

– Дэнни, ты вернулся, – сказала она. – Как там в Колумбийском?

– Так же, как было раньше, только сложнее. – Последний год бакалавриата я тоже провел там.

– Представляю, как сестра рада тебя видеть. – Она кивнула в сторону Мэйв.

– Здрасьте, миссис Буксбаум, – сказала Мэйв.

Миссис Буксбаум положила руку мне на плечо.

– Ты должен с кем-нибудь ее познакомить. У вас в клинике наверняка есть какой-нибудь симпатичный врач, у которого нет времени на поиски жены. Высокий симпатичный врач.

– Мой список требований несколько шире, – сказала Мэйв.

– Пойми меня правильно: я радуюсь каждый раз, когда ее вижу, но все же меня это беспокоит, – миссис Буксбаум обращалась исключительно ко мне. – Ну не дело это – вечно торчать здесь одной. Люди надумывать начнут всякое. То есть она, конечно, наша, своя, но ты же понимаешь.

– Я понимаю, – ответил я. – Меня это тоже беспокоит. Непременно с ней поговорю.

– А эта, через улицу, – миссис Буксбаум неопределенно мотнула головой в сторону лип. – Вот уж тоже. Проезжает мимо и даже не кивнет. Как будто вокруг вообще никого нет. Думаю, внутри у нее такая печаль…

– Или нет, – сказала Мэйв.

– Девочек иногда встречаю. Вы с ними видитесь? Манеры у них получше, чем у матери. Вот кого уж точно стоит пожалеть, я считаю.

Я покачал головой:

– Мы не общаемся.

Миссис Буксбаум крепко сжала мое запястье и помахала Мэйв.

– Заглядывайте к нам в любое время, – сказала она, уходя, и мы ее поблагодарили.

– Я определенно вижу прошлое без прикрас, и миссис Буксбаум – живое тому подтверждение, – сказала Мэйв, когда мы снова остались наедине.

После того как Андреа с девочками перебрались в Голландский дом, а Мэйв вернулась в колледж, мы сблизились с отцом. Забота обо мне всегда ложилась на плечи сестры, однако теперь, когда ее не было рядом, он внезапно начал проявлять интерес к моей учебе и баскетбольным матчам. Мысль о том, что место Мэйв в моей жизни может занять Андреа, никому и в голову не приходила. Главный вопрос заключался в том, был ли я в свои одиннадцать достаточно самостоятельным, чтобы подолгу оставаться без присмотра. Сэнди и Джослин, как обычно, продолжали следить за тем, чтобы я был сыт и, когда холодно, не выходил на улицу без шапки. Они обе были очень обеспокоены моим одиночеством. Например, если я делал уроки у себя в комнате, Сэнди могла постучаться в дверь. «Иди заниматься вниз», – говорила она и тут же скрывалась, не давая мне возможности ответить. Ну я и шел с учебником алгебры в руке. В кухне Джослин выключала свой маленький радиоприемник и выдвигала для меня стул.

– За едой думается лучше. – Она отрезала горбушку свежеиспеченного домашнего хлеба и мазала маслом. Я всегда был неравнодушен к горбушкам.

– Мэйв прислала открытку, – сказала как-то раз Сэнди и указала в сторону холодильника с примагниченной картинкой, изображающей Барнардскую библиотеку, занесенную снегом. Сам факт того, что она там висела, наглядно доказывал, что Андреа никогда не заходила на кухню. – Пишет, чтобы мы не забывали тебя кормить.

Джослин кивнула:

– Вообще после ее отъезда мы этого не планировали, но раз Мэйв говорит «надо» – значит, надо.

Мне она писала длинные письма, рассказывала о Нью-Йорке, о занятиях, о Лесли, соседке по комнате, которая, по условиям предоставления стипендии, вечерами работала в столовой, а после засыпала одетая, пытаясь позаниматься в кровати. В письмах Мэйв не было ни слова о том, что учеба дается ей нелегко или что она скучает по дому, хотя она всегда говорила, что скучает по мне. Теперь, когда ее не было рядом и она не помогала мне с домашним заданием, я задавался вопросом, а кто в свое время помогал ей? Флаффи? Это вряд ли. Расположившись за кухонным столом, я открыл книгу.

Сэнди заглянула через мое плечо.

– Дай-ка посмотреть. Когда-то я неплохо разбиралась в математике.

– Да ладно, я сам, – сказал я.

– Только и думаешь: вот бы пожить без сестры, – сказала Джослин, похлопывая меня по плечу – дружески, чтобы не смутить. – Но потом она уезжает, и вот ты уже скучаешь по ней.

Сэнди рассмеялась и шлепнула Джослин кухонным полотенцем.

Джослин была права лишь наполовину. Мне никогда не хотелось пожить без Мэйв.

– У тебя есть сестра? – спросил я.

Сэнди и Джослин рассмеялись и так же одновременно замолчали.

– Ты сейчас серьезно? – спросила Джослин.

– Серьезнее некуда, – сказал я, недоумевая, что бы все это значило, но за секунду до того, как они внесли ясность, я увидел сходство между ними, которое всегда было мне очевидно, хотя я этого и не осознавал.

Сэнди вздернула подбородок:

– Ну, привет. Дэнни, ты правда не знал, что мы сестры?

В тот момент я мог назвать абсолютно все, в чем они дополняли друг друга и в чем были совершенно не схожи, но это уже не имело значения. Я никогда всерьез не задумывался о том, кто их родня, кто ждет их после работы. Мне было известно лишь то, что они заботятся о нас. Помню, как-то раз Сэнди не было две недели, когда заболел ее муж, а потом еще несколько дней, когда он умер.

– Я не знал.

– Это все из-за того, что я гораздо симпатичнее, – сказала Джослин. Она пыталась рассмешить меня, чтобы разрядить неловкость, но я не мог сказать, была ли одна из них симпатичнее другой. Они были моложе отца и старше Андреа, однако ничего более определенного я сказать не мог. И знал, что лучше не спрашивать. Джослин была выше и стройнее, с неправдоподобно белыми волосами; Сэнди, с каштановыми волосами, всегда закрепленными сзади двумя заколками, была, пожалуй, приятнее на лицо. Розовощекая и красивобровая (так вообще можно сказать?). Короче, не знаю. Джослин была замужем, Сэнди овдовела. У обеих дети – я знал это, потому что Мэйв отдавала им всю одежду, из которой мы вырастали, а еще потому, что, когда кто-то из их детей всерьез заболевал, они не выходили на работу. Спрашивал ли я хотя бы одну из них, когда они возвращались, кто именно болен? Как чувствует себя? Нет, не спрашивал. Я очень привязался к ним обеим – и к Сэнди, и к Джослин. Теперь мне было ужасно стыдно перед ними.