Пепел забытых надежд: Инфильтрация (СИ) - Скобелев Сергей - Страница 2

— Наконец-то! — пробасил Антоний Яжловецки и опустил огромную ладонь на плечо полковника. — Проходи, присаживайся.

— Благодарю, пан гетман.

Кабинет главы контрразведки был намного просторнее конуры Собислава. Шерстяной ковёр приятно поглощал шаги. Под высоким потолком висела инкрустированная хрусталём люстра. Правда, сейчас она не горела, и единственным источником освещения служила керосиновая лампа подобно той, что стояла у Беляка. Вдоль боковых стен тянулись книжные полки, забитые трудами по военному и политическому искусству. Собислав знал, что большую их часть Яжловецки вывез, когда грабил соседние страны в составе опергруппы. Оборона Старого света, убитая боями в Последнем крестовом походе на улицах собственных городов, не ожидала удара со стороны, казалось бы, друзей и партнёров. Четвёртая Республика укрепилась во многом благодаря тому, что вовремя отсепарировалась от прокажённого союза на западе и также стремительно освежевала ещё не околевший труп. Как итог, Республика сама стала олицетворением запада, квинтэссенцией его богатств и достижений. Сейчас шкафы с книгами скрывались во мраке, свет керосинки не доставал их, но не заметить силуэт постороннего человека у одного из них было невозможно. Тем не менее, опознать его полковник не смог. Стол Антония был массивным и роскошным, под стать хозяину. Деловые папки аккуратно сложены и сдвинуты к краям, посередине располагалась подставка для озолочённых пишущих ручек. Рядом приставлен металлический стул. Собиславу подумалось, что кому-то из троих в кабинете не хватит сидячего места, и это наверняка будет он. Чёрное кожаное кресло во главе стола продолжало пустовать: Яжловецки к нему не спешил, оставшись позади Беляка.

Наконец, неизвестный вышел на свет керосинки. Статный седой мужчина в длинном тёмно-сером камзоле с бардовыми узорами чинно прошагал к столу и занял кресло Антония. Ястребиный взгляд моментально вперился в глаза выпрямившегося по-армейски полковника, будто считывал мозговые импульсы. Мужчина властно махнул в сторону стула и бросил:

— Садитесь. Разговор будет серьёзный.

Беляк повиновался. Стоявший где-то позади Яжловецки гостя почему-то не интересовал. Того это возмутить не могло по определению: севшего во главе стола пожилого человека все знали как маршала законодательного Сейма Клеменса Станишевского. Но даже второй политик в государстве после президента не мог позволить себе такие решительные жесты, не занимай он более существенный в узких кругах пост. Разумеется, особыми полномочиями человек за столом обладал. Помимо главы Сейма пан Станишевский носил титул великого гетмана Дефензивы, управляя ею десятилетиями. Он лично курировал все геополитические операции Четвёртой Республики, изнурял соперников комбинациями, осмыслить которые было непросто даже ближайшему его окружению. Как и подобало в современном мире, серый кардинал теневой политики выходил прямиком из разведывательной спецслужбы, а та всецело принадлежала ему. Клеменс редко появлялся на публике, предпочитая наблюдать ястребом с высокой скалы. Собислав видел его вживую лишь несколько раз за семь лет службы в Дефензиве. Этим Беляк и оправдал для себя то, что сразу не опознал человека из тени. Хотя от этого подорванное чувство профессионализма не стало зудеть слабее.

— Вот и он, — с воодушевлением представил подчинённого вставший позади стула Яжловецки. — Собислав Беляк возглавляет столичную экспозитуру уже семь лет. Убивал террористов, ловил агентов. Благодаря ему Варсавия спит спокойно.

— Вы преувеличиваете мои достижения, пан гетман, — ответил полковник.

Станишевский сцепил подушечки пальцев, продолжая изучать Беляка ястребиным взглядом.

— Кажется, лично нам общаться не приходилось?

— Никак нет, пан великий гетман.

Клеменс откинул стан на спинку кресла. Его суровое лицо оставалось непоколебимым.

— Вы хорошо знаете историю, полковник?

— Пан Станишевский? — Собислав вопросительно посмотрел на старца в камзоле. — Предпочитаю её творить.

— Достойный ответ, — похвалил великий гетман. — Современники не ценят историю, но я черпаю в ней силу. Сотни лет наша страна выживала между колонизаторами с запада и варварами с востока. Мы копили опыт, а хитрость спасала нас в годы смуты. Теперь, когда человечество довело себя до истребления, мы восстали над пеплом. Запада нет, мы — запад. Взяли лучшее, что те не успели потерять, вернули наши исконные земли. Но варвары… — Станишевский вытянул в сторону указательный палец. — Варвары с востока остались. Нас разделяет Пепелище, но пока Региональная Федерация и её Управление Временного правительства продолжают существовать, покоя мы не дождёмся. Мне достоверно известно, что агент УВП Гамбит находится в столице и до сих пор не пойман. Кажется, такие, как он, называют себя эмиссарами.

— Позвольте, — встрял Собислав. — Мы связали Гамбиту руки. Наши сотрудники несколько лет кряду вылавливают агентуру врага, а жандармерия расправляется с бунтарями. Даже если Гамбит активизируется, то этим он лишь выдаст себя. Поймать его будет несложно.

— Уж поверь: действовать он начнёт, — послышался бас гетмана Яжловецки. — Мы ждём в гости атамана Единой Директории. Хочет нанести визит нашему президенту.

— Симион Бесский будет здесь? — удивился Собислав.

— Именно, — сухо подтвердил Клеменс. — Он давно нервирует Федерацию. Выездом Бесского из Единой Республики они воспользуются. Мой агент в УВП под криптонимом «Четвёртый» это подтверждает.

— Считаете, они захотят убить Бесского? В Варсавии?

— Наш президент отделался мирным пактом с УВП, но они готовы пойти на конфликт. К тому же, мы имеем проблему в лице их министра безопасности Алексея Нехлюдова.

— Нехлюдов нас ненавидит — это правда. Но почему именно сейчас?

— Мы убили его сына! — с довольным смешком ответил Антоний. — Собрали отряд снайперов, провели через Пепелище и заслали в Федерацию. Они нашли резиденцию Нехлюдова и прикончили его сынка. К сожалению, сам министр дома появиться не удосужился. Да, Нехлюдов раскрыл нашу группу и порешил всех, но дело сделано: он разозлён, начнёт плодить ошибки. Жаль, его дочурку Катеньку тоже не нашли. Её смерть была бы реальной победой.

Собислав потёр подбородок, осмысливая услышанное. Он начинал понимать, чего от него хотели руководители Дефензивы.

— У этих грязных собак эмиссаров даже имён нет — одни клички. Пся крев, — выругался Станишевский. — Двести лет назад наш земляк создал первую достойную спецслужбу, и теперь его идейные потомки хотят нас уничтожить. Нехлюдов не успокоится, пока не утопит Республику в крови, а Симион Бесский станет первой жертвой. Поэтому вы здесь, пан Беляк. Активируйте свои контакты, сделайте всё возможное, но принесите мне голову Гамбита до приезда атамана единых.

— Вас понял, пан великий гетман, — кивнул Собислав. — Кажется, я знаю, с чего начинать. Но… агентура УВП редко сдаётся живьём.

— Если понадобится, пусть умрут, но найдите мне их. Иначе мы все станем пеплом истории.

II. Утро, где-то в Варсавии

Четвёртая Республика появилась на карте мира в тот момент, когда почти все государства горели в пламени неизбежных перемен. Рушились режимы, стирались границы, процветал геноцид — всё это было где-то там, за пределами страны, привыкшей рассчитывать на одну себя. Пока Старый свет сражался с фанатиками всемирного Халифата в своих же городах, а Региональная Федерация на востоке, обеспокоенная горными басмачами-сепаратистами, неожиданно обнаружила, что её ресурсы истощены, вывезены и распроданы за бесценок, Четвёртая Республика начала экспансию. Она забрала все земли, что некогда принадлежали Первой, и даже превзошла её. Сложные времена требовали сильной политической воли, но поднявшиеся на дуновении мировой войны элиты лоббировали лишь свои интересы, напрочь игнорируя чужие. Системе нужна была реформа, и она не заставила себя ждать. Золотая вольность, царившая в этом регионе в далёком шестнадцатом веке, прошла путь преображения и возродилась под именем Бравой Вольности. Элиты объединялись Сеймом, представлять который во власти было поручено маршалу, и избирали президента. Среди аристократов недовольных обычно не оставалось. Средний же класс вместе с бедняками и маргиналами политических прав лишились окончательно. Режим Бравой Вольности встал в один исторический ряд с вольностью золотой в той же мере, что и с санационным режимом, и настолько привязался к государству, что всю страну часто называли этим именем.