Пепел забытых надежд: Инфильтрация (СИ) - Скобелев Сергей - Страница 11

— Кто тебя отправил? — сорвался полковник. — Кто тебя отправил?!

— Гамбит. — Брюнет сосредоточенно смотрел ему в глаза, как глядел в его грудь воронёный ствол пистолета. — Гамбит поручил мне убийство.

— Ты не представляешь, что натворил…

Где-то позади бился эхом о кирпичные коридоры топот скорых шагов.

— Какой был приказ? Отвечай! Отвечай, пока я не выстрелил!

Из-за спины Собислава выскочил Янус Корсак. Эмиссар не успел отреагировать, а подпоручик решил не ждать. Трижды полыхнуло вспышкой у дула его пистолета и столько же раз ударило по ушам раскатами выстрелов. Преступник завалился к Рихарду, кровью залило его грудь и развороченное лицо. Беляк резко повернулся к подчинённому.

— Что ты наделал?

— Он был готов убить вас, — оправдывался Янус, вставляя в кобуру Ragun.

Гремели за поворотом быстрые шаги спецназовцев. Появись те на минуту раньше, всё могло обернуться иначе. У Собислава не осталось сил. Он опёрся спиной о стену и взглянул на тело подчинённого.

— Ауфидерзейн, майор Нойман.

Беляк чувствовал себя паршиво. Будто он был пешкой в игре неведомого Гамбита. Партия казалась бесповоротно проигранной, а её последствия выглядели столь же зловещими, сколь неминуемыми. Этот провал запомнят Собиславу до конца жизни, и он едва заставит себя ждать.

V. Вечер, штаб Дефензивы

Этот день стал самым ужасным в жизни Собислава Беляка. Карьера, авторитет, власть — всё оказалось на грани уничтожения, и лишь пепел былых заслуг витал в душном кабинете, оседая грязными хлопьями на мыслях и нервах. Проигравший может рассчитывать на чужое сострадание, если того захочет его растоптанная гордость. Но тому, кто стал изменником в глазах большинства, не дождаться ни пощады, ни понимания. Собиславу противела жалость, не нуждался он и в одобрении. Всё, чего он хотел в этот злополучный вечер, — выяснить истину и отомстить.

Полковник сидел за столом, разглядывая жёлтый фотоснимок Яцека Порлянского под светом керосиновой лампы. Не вставал полдня: допрашивал одного арестанта за другим, моментально отправляя их на расстрел. Повара́, президентская обслуга и даже личный секретарь Новака ушли к стене в подвалах Дефензивы. К стене, по которой спустя мгновение ошмётками сползут их мозги и стечёт грязными струями кровь. Выяснилось, что именно замминистра Порлянский привёл в резиденцию эмиссара-официанта за неделю до собственной кончины. Гамбит продумал операцию задолго до вступления в игру Собислава. Первым делом он убил информатора, оттянув осведомлённость Дефензивы на неделю. Беляк отказывался верить, что настолько хитрый противник позволил бы почти случайно схватить себя на складах. Гамбит остался жив, у него имелся пропуск в Дефензиву, и он был где-то рядом.

Проводя допросы, Собислав отвлекался на тревожную мысль, что сейчас в кабинет ворвётся маршал Станишевский и прикажет увести его самого. Но Клеменс не приходил. Великий гетман Дефензивы игнорировал полковника: не пустил того ни на экстренный брифинг, ни на личную аудиенцию. Собислава будто вдели в петлю на плахе, а после ушли, оставив ему и табурет под ногами, и нож для верёвки: «Дальше сам решай». Рапорт Беляка заслушали глава контрразведки Антоний Яжловецки и гетман оборонных сил, командовавший армией и подразделениями «Грома». Весь личный состав вокруг Варсавии был мобилизован, столицу закрыли от мира. Позже Собислав просил гетмана Яжловецки об отдельной аудиенции, но начальник предсказуемо отмахнулся. Делегацию единых увезли обратно в Директорию, опасаясь, что здесь их окончательно добьют. Наверняка об этом просил Клеменса Симион Бесский, имевший с великим гетманом продолжительную беседу. Помимо экспозитуры Беляка, он оставался единственным свидетелем смерти Дариуша Новака. В отсутствие президента вся власть над Бравой Вольностью переходила в руки маршала Сейма. Станишевский взял её без сомнений и заминок. Первым делом стал созыв аристократии: Сейм должен был избрать нового президента. Вторым распоряжением великий гетман приказал с почестями похоронить прежнего. В закрытом гробу. Мало кому полагалось знать, что тело спешно кремировали. Установить яд было невозможно, а из памяти ещё не выветрились годы пандемии, городами косившей людей на всём континенте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

У дальней стены сидел, ссутулившись, Лех Млотек. Его громадная фигура смотрелась неуклюже в этой несчастной конуре. Млотек приводил и уводил арестантов. Когда Собислав допросил всех, и видимая часть работы подошла к концу, он занял стул напротив Беляка и молча уставился на него. С момента дневного убийства подчинённый не произнёс ни слова. Особенно он помрачнел после вызова в кабинет Яжловецки. Гетман пообещал персональную расправу каждому, кто имел малейшее отношение к охране президента. Януса Корсака он оставил в резиденции. Либо надеялся найти что-то, либо решил разделить экспозитуру. Лех тяжело переживал случившееся, и Собислав был уверен, что собственная судьба тяготила его меньше, чем будущее Бравой Вольности. Бывший солдат «Грома» Млотек, прошедший всю войну в Пепелище, был отчаянным националистом и ревностным патриотом. Он свысока смотрел на единых, считая их «младшей и недоразвитой кровью», и ненавидел конфедератов. Об отношении к временщикам не стоило и упоминать. Новак, защитивший когда-то страну от тирании Халифата и ответного наступления КоНР, был для него героем. Тем плачевнее становилось от мысли, что он самолично не спас президента, находясь рядом в считанных метрах. Беляк подозревал, что Млотек винил его в случившемся. Командир недоглядел, упустил, просчитался. И в немалой доле подчинённый был прав.

— Лех, — позвал Собислав, вглядываясь в слившуюся с темнотой фигуру оперативника. — Я приказал найти Войцеха.

— Нет его, — флегматично ответил тот. — Уже неделю не появлялся. С той ночи, как вы убили замминистра.

— Что? — голос Беляка чуть дрогнул. — Ты уверен?

— Отправил запросы в жандармерию, потом в Казематы. Все думали, что мы перевели его к себе. Возил он исключительно ваших арестантов.

Полковник упёрся лбом в ладонь и закрыл глаза. В ушах жутко звенело от усталости, ныл тупой болью затылок.

— Гамбит обходит вас на всех поворотах, пан полковник. А вы не можете сказать наверняка, мёртв ли он.

— Млотек, — холодно произнёс Собислав, — ты хочешь мне что-то предъявить?

— Простите, пан полковник. Нервы. Мы проиграли войну, которая не успела начаться.

— Нет, — опроверг Беляк. — Война шла постоянно, и ты всегда знал, кто наш враг. Президент погиб на посту, но Вольность будет жить. А мы лишь пешки, что сражаются за неё на передовой. Такими же пешками жертвует Гамбит.

— Мы бьёмся на поле, — заметил Лех, — а он будто над ним.

— Верно. Он не просто просчитывал наши шаги, но видел их. И для этого…

Беляк замолчал. На него снизошло осознание. Одно за другим пролетели в мыслях воспоминания последних двух недель, будто шахматная партия, разыгранная от объявленного мата до первого хода. Все ужасы и коварства, хаотичные и неуловимые, сложились в единую конструкцию. В приступе мнимого воодушевления Собислав резко встал и стянул со спинки стула коричневый пиджак. Следивший за ним Лех выпрямился в ожидании развязки.

— …и для этого внедрился в экспозитуру, — твёрдо закончил Собислав. — Готовь машину и оружие. Привезём его сюда или убьём.

Млотек спешно покинул кабинет. Полковник присел на колено и открыл встроенный в стол шкафчик. Вместо привычных полок он хранил вторую дверцу — из пулестойкой легированной стали. Деревянная поверхность скрывала внутри взрывозащищённый сейф, взломать который могли только редкие профессионалы. Его вмонтировали по отдельному требованию Собислава, и там он хранил особую документацию, которую не стоило оставлять на виду в пустом кабинете. Достав из кармана пиджака ключ, Собислав отворил скрытое от посторонних глаз хранилище, вынул дополнительный магазин к Ragun и старую бумажную папку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Заскрипели дверные петли. Чья-то массивная фигура медленно вплыла из тёмного коридора в кабинет и направилась к Собиславу. Опознав в госте Антония Яжловецки, Беляк выпрямился, кинув папку на стол. Они молчали, не сводя глаз с лиц, рук и пистолетных кобур друг друга.