Сестра Керри - Драйзер Теодор - Страница 15

— Нет, это никуда не годится, — сказал Друэ. — И давно вы ищете?

— Четыре дня.

— Подумайте только! — воскликнул Друэ, как будто обращаясь к невидимому третьему лицу. — Нет, все это совсем не для вас. Эти девушки, — и он сделал широкий жест рукой, как бы указывая на всех продавщиц и фабричных работниц, — ничего не получают за свой труд. Разве можно жить на такие деньги?

Друэ держался с Керри совсем по-братски, но, решительно отвергнув мысль о подобной работе для Керри, он переменил линию поведения. Керри и в самом деле была очень миловидна. Неказистое платье не могло скрыть, что девушка сложена очень недурно, и у нее были такие большие и ласковые глаза.

Друэ пристально смотрел на девушку, и она поняла, о чем он думает. Она понимала, что он восхищается ею, об этом убедительно говорила его щедрость, его веселое добродушие. Она чувствовала, что и он ей нравится, и чем дальше, тем больше. И еще нечто другое, более глубокое теплой струей вливалось ей в душу. Они то и дело встречались глазами, и их взгляды ясно говорили о растущей взаимной симпатии.

— Почему бы вам не остаться в городе и не пойти со мной вечером в театр? — сказал Друэ, придвигая свой стул ближе. Столик был не очень широк.

— Ах, нет, я не могу! — испугалась Керри.

— Что вы собираетесь делать сегодня?

— Ничего, — уныло ответила Керри.

— Вам, видно, не слишком нравится там, где вы живете?

— Как вам сказать…

— Что вы будете делать, если не найдете работы?

— Наверно, уеду домой.

При этих словах голос Керри слегка дрогнул: почему-то влияние Друэ на нее оказалось непреодолимым. Они начали понимать друг друга без слов. Ему стало ясно, в каком она находится положении, а ей — что он это понимает.

— Нет, это не годится! — с искренним в эту-минуту сочувствием произнес Друэ. — Позвольте мне помочь вам. Возьмите у меня немного денег.

— О нет! — воскликнула Керри и даже отшатнулась от него.

— Что же вы будете делать?

Она задумалась и молча покачала головой.

Друэ смотрел на нее с необычной для него нежностью. В жилетном кармане у него лежало несколько ассигнаций; они были мягкие, и ему удалось беззвучно нащупать их пальцами и, скомкав, зажать в руке.

— Послушайте, Керри, — снова начал он, — я непременно хочу вас выручить. Купите себе кое-что из платья.

Он впервые коснулся этой темы, и Керри сразу вспомнила, как плохо она одета. Друэ подошел к этому довольно грубо, но зато попал в самую точку. Губы Керри задрожали.

Одна ее рука лежала на столе. Они были совсем одни в своем уголке, и Друэ накрыл пальцы девушки своей большой теплой рукой.

— Ну, полно, Керри! — промолвил он. — Подумайте, что вы можете сделать одна? Разрешите мне помочь вам.

Он слегка пожал при этом пальчики Керри, а когда она попыталась высвободить руку, он еще крепче сжал их, и девушка больше не сопротивлялась. Тогда Друэ сунул ей в руку зеленые ассигнации и, прервав протесты Керри, шепнул:

— Я вам даю их взаймы, хорошо? Только взаймы!

Он заставил Керри взять деньги. Она почувствовала себя связанной с ним узами странной нежности.

Они вышли из ресторана и свернули в южном направлении. Друэ проводил ее довольно далеко, до самой Полк-стрит.

— Вы, видимо, не хотите жить с ваш-ими родными? — как бы вскользь заметил он во время разговора.

Керри слышала вопрос, но не обратила на него внимания.

— Давайте завтра встретимся и пойдем на утренник, — предложил Друэ. — Хорошо?

Керри начала было отнекиваться, но потом согласилась.

— Вы ведь сейчас ничем не заняты. Купите себе красивые ботинки и теплую кофточку.

Керри и не подозревала, какие сложные, противоречивые мысли будут терзать ее по уходе Друэ. При нем она проникалась его радужным, беспечным настроением.

— И не огорчайтесь из-за людей, с которыми вы живете, — добавил он на прощание. — Я помогу вам.

У Керри было такое чувство, точно чья-то могучая рука протянулась к ней, чтобы вытащить ее из беды. Две мягкие и красивые зеленые десятидолларовые ассигнации были зажаты у нее в руке.

7. Великий соблазн земных благ. Красота говорит за себя

До сих пор еще никто толком не разъяснил и не понял истинного значения денег. Когда каждый из нас уяснит себе, что деньги прежде всего означают вознаграждение моральное и только так должны восприниматься, что деньги — это возмещение честно затраченной энергии, а не привилегия, добытая незаконным путем, — тогда многие из наших общественных, религиозных и политических неурядиц отойдут в область преданий. Керри Мибер смотрела на деньги так же, как и огромное большинство. В старину говорили: «Деньги — это то, что есть у других и что нужно добыть мне», — это изречение могло бы прекрасно выразить ее представление о деньгах. Вот сейчас она держала их в руке — две мягкие зеленые ассигнации и, обладая ими, уже чувствовала себя неизмеримо сильнее. Эти бумажки сами но себе были силой. Человек ее умственного развития радовался бы, если б его выбросило на необитаемый остров с целым тюком денег, и только долгие муки голода научили бы его, что деньги иногда не имеют никакой ценности. Но и тогда такая вот Керри не стала бы размышлять об относительной ценности денег; она, бесспорно, думала бы лишь о том, как обидно обладать таким могуществом и не иметь возможности им пользоваться.

Расставшись с Друэ, бедная девушка в полном смятении чувств продолжала свой путь. Ей было немного стыдно, что она проявила слабость и взяла деньги. Но она так нуждалась, что не радоваться помощи было невозможно. Наконец-то у нее будет красивая новая жакетка! Наконец-то она купит себе красивые ботинки на пуговках! У нее будут чулки, новая юбка… И снова, как и в тот раз, когда она распределяла свой будущий заработок, Керри вдвое переоценила покупную способность своих денег.

Что же касается Друэ, то у нее сложилось вполне правильное мнение о нем. В ее глазах, да и в глазах всего света, он был славный, добродушный малый. Он никому не причинял зла. Он дал ей денег только по доброте, только потому, что понимал, в какой она нужде. Правда, он не дал бы такой суммы нуждающемуся мужчине, но следует помнить, что нуждающийся мужчина, естественно, не мог бы тронуть его так, как молодая девушка. Друэ был женолюбом. Он не мог смотреть на женщину без вожделения. В то же время стоило какому-нибудь нищему попасться ему на глаза и сказать: «Мистер, я умираю с голоду», как Друэ охотно дал бы ему столько, сколько, по его мнению, полагалось давать нищим, после чего тотчас же забыл бы об этом. Он не стал бы предаваться размышлениям и философствовать. В его уме не происходило таких процессов, которые были бы достойны хоть одного из этих слов. Нарядный и цветущий, он был подобен беззаботному мотыльку. Если бы он лишился своего положения, если бы он стал жертвой хитроумных и ошеломляющих подвохов, которые судьба иной раз устраивает людям, он был бы столь же беспомощен, как Керри, столь же наивен и, если угодно, жалок.

Что же касается влечения Друэ к женщинам, то в его намерениях не таилось зла, ибо, стремясь к сближению с ними, он не видел в этом ничего дурного. Он любил ухаживать за женщинами, любил покорять их своими чарами, но он не был хладнокровным, бессовестным негодяем, — просто природные склонности влекли его к этому, как к высшему наслаждению в жизни. Друэ был тщеславен и хвастлив, красивая одежда кружила ему голову, словно легкомысленной девушке. Прожженный плут обошел бы его с такой же легкостью, с какой Друэ мог бы обольстить хорошенькую фабричную работницу. Его бесспорный успех в качестве коммивояжера объяснялся отчасти его добродушной веселостью, отчасти прекрасной репутацией его фирмы. Беспечным, жизнерадостным мотыльком кружился он среди людей — у него не было ни той духовной силы, которую можно было бы назвать интеллектом, ни единой мысли, которая была бы достойна эпитета «благородная», ни каких-либо чувств, которые могли бы долгое время волновать его. Какая-нибудь современная Сафо назвала бы его «свиньей», Шекспир сказал бы про него «мое резвое дитя», а старый пропойца Карио считал его умным, способным и деловитым человеком. Короче говоря, Друэ был таким, каким он мог быть при своих природных данных.