История уголовного розыска. 1918–1999 - Холодов Сергей Альбертович - Страница 13

Возня в квартире Кальтера привлекла внимание соседей. Те вызвали милицию и скорую помощь. Хозяина квартиры с множественными ушибами и переломами отвезли в больницу, однако спасти мужчину не удалось.

Личность погибшего была установлена без особого труда. Стефан Кальтер, 45 лет, законопослушный советский гражданин, член ВКП(б), фотокорреспондент одной из московских газет. В конце 1930‑х его фоторепортажи о стройках социализма пользовались большой популярностью. Один из его материалов — о строительстве канала имени Москвы — отметил сам Иосиф Сталин. Разумеется, расследование этого убийства было взято под особый контроль. Им занялись лучшие сыщики МУРа под руководством Григория Тыльнера, одного из старейших сотрудников советского уголовного розыска. В конце 1930‑х — начале 1940‑х годов именно Григорий Тыльнер лично участвовал в раскрытии наиболее опасных преступлений. Дело о «народных мстителях» — из их числа.

Поначалу расследование продвигалось с большим трудом. Никаких зацепок у сыщиков не оказалось: сын погибшего фотокорреспондента заметил только черные маски на лицах преступников.

Между тем через несколько дней история повторилась. На сей раз жертвами неизвестных преступников стали сестры Эмма и Ева Шварц — студентки одного из московских вузов. В тот день они вернулись домой раньше обычного. Вошли в свою квартиру и остолбенели: там хозяйничали какие‑то люди в масках. Один из них достал кастет и ударил Эмму по лицу. Еще несколько минут преступники шарили по квартире, однако ничего не нашли, кроме 16 рублей, лежавших на полочке. В бешеной злобе, избив сестер, преступники скрылись. Последней их фразой были слова: «Мы еще встретимся, фашисты проклятые!»

Такая же участь через пару дней постигла и 13‑летнюю Наташу Рунге. В ее квартиру, когда она была одна, вломились неизвестные в масках. Крикнув что‑то о проклятых фашистах, налетчики избили девочку, похитили какие‑то вещи и скрылись.

Теперь Тыльнер и его коллеги не сомневались: все эти преступления — дело рук одних и тех же лиц, причем корыстные мотивы явно не были главными: преступники откровенно выбирали своими жертвами людей с немецкими фамилиями. Однако примет злоумышленников по‑прежнему не было. Все потерпевшие в один голос говорили только о черных масках.

Прошло два месяца. И вот в один из промозглых осенних дней 1941 года сыщики выехали на место очередного убийства. Жертвами преступников стали супруги Михельсон. Их зверски убили в квартире. А внизу, у подъезда, нашли тело их сына — преподавателя математики одного из московских вузов.

Опросив свидетелей, сыщики составили словесные портреты преступников, и вскоре по приметам они были задержаны. Ими оказались 17‑летние московские парни Андрей Колесов и Сергей Казаков. Интересно, что оба из приличных семей (у Андрея, например, мама трудилась заместителем директора гостиницы «Москва»). А вскоре стали известны обстоятельства убийства Михельсона и его родителей.

Поздним вечером приятели возвращались домой. На улицах стояла кромешная темнота. Осенью 1941 года в целях маскировки Москва не освещалась, в квартирах запрещалось включать электричество, даже автомобили передвигались по улицам пустынного города с выключенными фарами. Ступая практически на ощупь, приятели добрались до ближайшей трамвайной остановки. И вдруг их внимание привлек мужчина, который беседовал с кем‑то из пассажиров. Разговор шел о Красной армии, о просчетах советского командования, о том, что в довоенное время слишком много пели песен вместо того, чтобы заниматься перевооружением войск.

Даже удивительно, как мужчина отважился на такие откровения с незнакомым человеком. В те годы подобного рода разговоры пресекались самым безжалостным образом. Известен случай, когда в ноябре 1941 года токарь одного из московских заводов нашел где‑то немецкую листовку и начал читать ее посетителям закусочной в Малом Черкасском переулке. За несчастным работягой тут же приехали сотрудники НКВД. Ему инкриминировали антисоветскую агитацию и по законам военного времени приговорили к десяти годам лагерей. От высшей меры рабочего спасло лишь наличие инвалидности. Всего же за период с октября 1941‑го по июнь 1942 года, по данным столичной комендатуры, за распространение слухов в городе было задержано 906 человек. 13 человек расстреляно на месте за антисоветскую агитацию. Словом, с паникерством и распространением слухов в Москве боролись самым беспощадным образом.

Однако, несмотря на все эти строгости, находились люди, не умевшие или не хотевшие держать язык за зубами. Вот и на трамвайной остановке в тот злополучный вечер кто‑то из горожан проявил излишнюю болтливость. Милицейского патруля поблизости не оказалось, и тогда приятели решили проучить чрезмерно говорливого мужчину, не дожидаясь, когда им заинтересуются компетентные органы. Они выследили говоруна и, когда тот входил в подъезд своего дома, ударили несколько раз кирпичом по голове. А затем ворвались в квартиру своей жертвы. В тот момент там находились родители погибшего. Их убили ударами ножа.

Поскольку убийство Михельсонов не было спланировано заранее, маски на лица Колесов и Казаков не надели. Именно поэтому их смогли опознать случайные свидетели: соседи того дома, где жил математик и его родители.

Сопоставив информацию соседей и кое‑какие свои факты, сыщики пришли к выводу: череда убийств и нападений на людей с немецкими фамилиями — дело рук Колесова и его дружка. А мотивом преступлений стало желание… помочь Красной армии в борьбе с фашистами. Дескать, пока солдаты воюют с врагом на фронте, они, Колесов и Казаков, очищают от немцев советский тыл. Именно с такими намерениями они и врывались в квартиры, где проживали люди с нерусскими фамилиями. Выяснить это в те годы не представляло большого труда: на дверях каждого московского дома имелись таблички с фамилиями жильцов.

На следствии и на суде Колесов и Казаков искренне не понимали, в чем их обвиняют.

— Мы же боролись с врагами, — чуть не плача кричал Казаков, — за что же нас судить?

Эти доводы, однако, остались без внимания. За убийство четырех человек суд приговорил «народных мстителей» к расстрелу. Тот факт, что к моменту ареста друзьям еще не исполнилось восемнадцать, судья во внимание не принял…

Как похитить миллион?

Самым тяжелым месяцем военной поры для москвичей выдался октябрь 1941 года. 8 октября началось минирование городских зданий на случай сдачи Москвы, а 12 октября на улицах столицы появились первые баррикады. 16 октября передовые части немцев, прорвав оборону советских войск, подошли к Химкам. До Москвы оставались считанные километры. И хотя прорыв в тот же день был ликвидирован бойцами дивизии внутренних войск имени Дзержинского, среди москвичей быстро распространились слухи о том, что в город вот‑вот войдут фрицы. В Москве началась массовая эвакуация населения. Из города бежали все, у кого была такая возможность. Шоссе Энтузиастов, ведущее на восток, в те дни превратилось в нескончаемый поток беженцев.

Известно немало случаев, когда панике поддались высокопоставленные работники партийных органов и руководители столичных предприятий. Например, руководство столичного завода электротермического оборудования на Таганке сбежало из города, бросив своих рабочих на произвол судьбы и даже не выдав им заработной платы. Дело дошло до стихийного митинга и перекрытия автомобильных дорог, ведущих на восток. Разъяренные работяги, выстроившись плотными кордонами, останавливали все автомобили, пытавшиеся выехать из города. Пассажиров вытряхивали из салонов, а кое‑кому и крепко били физиономии.

Всеобщая паника, охватившая город, подогревалась мнением о том, что Москву покинул Сталин. И действительно, кто‑то видел, как три правительственных автомобиля выруливали на шоссе, ведущее из города на восток. Впоследствии выяснилось, что в этих машинах из Кремля вывозили библиотеку вождя. Сам Сталин оставался в городе даже в эти критические для столицы дни. Но об этом станет известно позднее. А тогда большинство москвичей полагало, что высшее руководство страны сбежало из города, а значит, Москву действительно собираются сдать. И тысячи людей, в ужасе похватав все, что можно было унести, потянулись на восток.