Маленькая слабость Дракона Андреевича (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 31

Взгляд Немца из игривого становится недовольным.

– Мы можем с тобой поговорить? – смотрит на Немца. – Наедине.

– Только сначала поговорим мы с ней. Наедине, – прищуривается Немец.

– Так, мальчики. Наедине мне есть с кем разговаривать. Быстро излагайте так.

Они не успевают сцепиться. В аудиторию входит наш историк с Весёлым Ангелом. Положив свой журнал старосты на кафедру, Боречка оглядывается и, наткнувшись на меня взглядом, удивлённо вскидывает брови. Подсаживается с другой стороны.

Чёрт возьми! Я окружена.

– Дофига пропустила! – чуть слышно.

– Я работала.

– Знаю… Спасаю твою попку, как могу.

– Спасибо, Ангел.

– Хватит болтать! – шикает на нас Степан Иванович.

Лет тридцати двух, чернявый, бородатый мужчина с умными, весёлыми глазами.

В студенческом чате он Стэф, пару раз мы с ним рубились по сети в одной команде в «Контер».

– Прогульщица Евгения Туманова хочет нам рассказать… – делает он широкий жест к доске.

– Та-да-да-дам… – негромко комментирую я.

Сашка встаёт, выпуская меня.

Закидываю косу назад и, стуча каблуками, присоединяюсь к Стэфу у доски.

– О чём может нам рассказать Туманова Евгения? – с любопытством смотрит он на меня.

– Туманова Евгения – разносторонний, начитанный человек, – улыбаюсь я. – Ей есть из чего выбирать. Поэтому огласите список интересующих тем, пожалуйста, Стэф Иванович.

– Ммм… – понимающе и весело прищуривается он. – С кем имею честь?

– «Джонни»… – чуть слышно.

Удивлённо изгибает бровь.

– Девчонка? Серьёзно?

Пожимаю плечами.

– Давай, разносторонний Джонни, – улыбается он, – что-нибудь глубокомысленное о личности Ивана Грозного.

– Мою версию или официальную?

История – это прямо моё!! Зачитывалась, обложившись многочисленными томами.

– А есть собственная?

– А то как же!

– Весь во внимании.

– В результате психотравмирующих обстоятельств взросления – смерть родителей, манипуляции бояр, развращённая среда – депрессивно-маниакальный психоз. Который прогрессирует и под давлением приближённых приобретает садистские оттенки. Царь не взрослеет, оставаясь внутри психически надломленным, запущенным ребёнком. Приближённые пестуют у него манию величия (он же помазанник божий, и любой его каприз Богу угоден!), и банальная маниакальность, склонность к садизму начинают искать для своего воплощения более насыщающие масштабы. В итоге мы получаем опричнину и все зверства, ей свойственные. Однако нельзя не отметить и его политических достижений, которые, благодаря жёсткости и жестокости, неизбежны, как при правлении любого маньяка, зацикленного на власти. Вспомним, хотя бы, Сталина… Но в итоге вместе с личностью больного правителя разваливается и страна, что мы можем также наблюдать к концу правления Ивана. Таким образом, могу заключить, что первые лет десять правления маньяка весьма эффективны для реформаторства страны, но в связи с прогрессированием болезни последующие годы становятся разрушительными для внешней политики и катастрофой для граждан. Лет через десять нужен переворот...

– А как же статус святого, Туманова? – ехидно улыбается Стэф. – Вопрос канонизации стоит!

– Стоит! Благодаря очередному маньяку от церкви антисемиту Иоану. Который видел в Иване Грозном карающую божью длань, а истории его зверств опровергал как поклёп. Адекватные представители церкви против.

– Молодец… Джонни! Есть, с чем поспорить, но в целом – содержательно. Пропуски отработать. После лекции подойдёшь – скажу как.

– Есть! – шутливо отдаю честь.

– Через две недели чемпионат по «Контеру», приглашаю в свою команду.

– С удовольствием!

Возвращаюсь на место.

Стэф вещает про внешнюю политику Ивана. Я в курсе его внешней политики, и мне есть много чего добавить.

Немец легонько тянет меня за косу. Поворачиваюсь.

– Удивила! – шепчет он. – Готовилась?

– Ага… Весь шестой класс!

Как раз ушёл на историю.

– Да ладно? – фыркает неверяще Немец.

– Жень, – одёргивает меня Сашка.

– М?

– Ну, хватит…

– Джонни, – дергает Ангел. – Конфету хочешь?

– Хочу!

Стеф гневно смотрит на нашу четверку.

– Туманова Евгения хочет рассказать нам…

О, чёрт…

С последней лекции нас отпускают пораньше, и мы своей тусовочкой сбегаем до ближайшей кафешки. Танюшка, моя официальная соседка по комнате, единственная из девочек прижилась в нашей компании. Остальные девочки на курсе сторонятся меня. Её неформальность и незацикленность на мальчиках мне очень импонируют, как и «Крематорий», который всегда играет в её наушниках. А ей импонируют Цветаева и Ахматова в моём исполнении. Ну и определённая шиза, которую она может чувствовать близко, однако не напарываться на неё непосредственно. Эдакая безопасность рядом с хищником.

Я изредка ночую в общаге, сохраняя за собой место. Да и просто иногда так удобнее по учёбе.

– Жень… – Сашка не отводит от меня взгляда. – Завтра мама приезжает. Придешь?

Мы дружим с его мамой. Классная тётка… Но это обостряет всё ещё сильнее.

– Постараюсь. Во сколько?

– В пять.

– Забегу на полчасика.

– Я хочу подарить тебе книжку, Женя.

Протягивает. «Цветок жизни». Еще пару лет назад я зачитывалась ею у них в гостях.

– Ооо! Спасибо! – забираю книгу. – Спасибо!

Сашина мама с ласковой улыбкой смотрит на меня.

Это единственная известная мне мама, которая смотрит на меня так. Остальные мамы моих одноклассников испытывали к моей персоне несколько другие чувства. С третьего класса ко мне приклеилось стёбное прозвище «С этой девочкой не дружи». Нет, меня всё устраивало… В друзьях-ровесниках я не нуждалась. Нам было не о чем дружить.

– Женечка, как у вас с Сашей?

– Людмила Михайловна, – вздыхаю я, закрывая глаза.

– Нет?

– Нет.

– Совсем-совсем?

– Ничего не могу с этим поделать.

– А что не так, Женя? Он любит тебя.

– Наверное, я не люблю, когда меня любят. Это ужасно…

Улыбается, поглаживая меня по руке.

– Почему?

– Потому, что это больно и неприятно. Тяжело. Выворачивающе. Зажимающе. Меня тошнит, если честно, от таких чувств. Это как изнасилование! – передёргивает меня.

– Ты не влюблялась сама никогда?

– Наверное, я не создана любить.

– Может быть, тебе стоит подпустить его ближе и попробовать расслабиться?

– Не могу. Не моё. Не тот голос, не тот запах, не те мощности, не та зрелость, не тот вкус. Зачем? Из жалости?

– Нет, из жалости не надо. Пусть переживёт это как есть. Ничего не поделать, – вздыхает она. – Станет сильнее.

– Спасибо! – мне становится чуть-чуть легче и свободнее. – Спасибо Вам огромное! Я пойду...

– Всего хорошего тебе, Женечка.

– И Вам.

Заканчиваю свои рефераты. Глаза уже слезятся от монитора. От концентрированной «ботаники» уже подташнивает. Прогуляться бы... Первый час…

Подхожу к окну. Мне кажется, что мимо, чуть замедляясь, проезжает машина Олега. Такая же синяя.

На меня обрушивается воспоминание о его запахе, сворачивая в животе тугую пружину, которая начинает медленно разворачиваться, заставляя тело тянуться.

Завтра на работу… Неделя отгулов, которую я выпросила у Крис, чтобы «нагнать» учёбу, подошла к концу.

С завтрашнего дня новый запил – открытая презентация какой-то коллекции.

Хочу поиграть с Ароновым… Ты ждёшь меня, Зверь мой?

Он не звонит мне, и я благодарна ему, что не переходит эту черту. К этому я не готова. Крис иногда звонит. И ей я благодарна тоже. Я соскучилась по ней. Пару раз звонил Ожников, просто узнать, всё ли в порядке. Мой заботливый Кот...

Отправляю ему какую-то стёбную смс с анекдотом, чтобы не скучал.

Присылает что-то смешное в ответ. Буквы понапутаны. Опять бухает...

Телефон звонит. Данила?..

– Да?

– Жень, привет!

– Привет.

– Хочешь по ночному городу покататься? Музыку послушать?

– Как друзья?