Горное селение (СИ) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 15

Слово это в простоте душевной произнесла во всеуслышание сама Лура. Юбку, мол, сшила мама, в чём нет ничего удивительного, а материю, наверное, она тоже наколдовала сама или в лавке купила. Тут за дело взялись лучшие из чародеек. Колдовали старательно, но ничего не выколдовали. Другие пошли в лавку. Порш, смиренно улыбаясь, объявил, что в продаже есть абсолютно всё, что будет угодно посетительницам. Достаточно бросить в денежный ящик монеты и вынуть из товарного лара заказ и сдачу. Деньги были брошены, но лар ничего не выдал, а лишь, вернул шлёндеры. Оказалось, что для покупки не то чтобы отреза, но и лоскута, денег требуется вдесятеро больше. Таких богатств ни у кого не водилось.

Было о чём почесать языки хозяйкам и подумать отцам семейств.

А тут ещё Арчен вышел вперёд и взял слово. Против ничего не скажешь, парень стал взрослым и может говорить на собрании. Но не в первый же день, ведь это, в конце концов, неприлично.

Говорили о вчерашнем нашествии. Оказывается, железная кукла, которая называется големом, не только может ходить, но на неё не действует никакое человеческое колдовство. В это почти никто не верил.

— И что с того? — спрашивал туповатый Палс. — Не действует, так и не велика беда. Сбросим с откоса, и пусть себе валяется.

— Не ты его сбросишь, а он тебя! Вчера вас Кудря выручил, а больше на него не понадеетесь.

Мужики переглянулись. В самом деле, Кудри на собрании нет, а с вечера у дома водяника орёж стоял до отрыва ушей. Клаз ругался по поводу пропажи лучшего бревна. Кудре было твёрдо обещано, что если он ещё хоть раз посвоевольничает, то будет проклят. Родительское проклятие — вещь страшная. Полностью колдовские способности не пропадут, но останется такая малость, что не стоит упоминания.

— И чего теперь делать? — это Барун спросил, которому что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.

— Заплот ставить. Там, где крутой спуск начинается.

— Это где?

— Как меня с откоса сбрасывать, так никто не спрашивал, где это, все знали. Вот в том самом месте просверлить дыры, поставить столбики, чтобы брёвна прежде времени не скатились, и выложить штабель брёвен. Когда враги подойдут близко, людей отгоним, знаете как, а на големов опрокинем брёвна, а потом, прежде чем они встанут, надо выламывать им руки и ноги. Они железные, ломаются легко.

— Это ты здорово придумал! — крикнул бедняк Зора. — А брёвна где взять? Они же дорогущие, особенно хорошо продуманные.

— Что делать, придётся поиздержаться, — неожиданно подал голос Клаз. — Я не могу один за всё селение расплачиваться. А если бы не моё бревно, позавчерашний голем вас бы всех на фарш изрубил.

Веское слово водяника решило дело. Постановили взять с каждого дома по бревну, и только с Клаза ничего не брать, поскольку он свою повинность уже понёс.

Разумеется на том собрание не завершилось. Было ещё немало криков, споров и едва ли не битья носов и выдирания бород. Кто будет долбить ямы и устанавливать колья? Эту работу обещался сделать Арчен. Как быть с теми домами, где нет кормильца? Впервые Барун и Хель визжали в единый голос, пытаясь и на баб взвалить мужскую тяготу, но всё селение перекричать не могли, одинокие женщины были освобождены от налога брёвнами.

Окончательную точку в общей кутерьме опять же поставил Клаз, объявивший, что каждому, кто выйдет завтра на общественные работы, он выдаст по полбутылки чистой воды. Полбутылки воды стоит четыре шлёндера. Не велика цена, но именно она решила исход дела.

На том и крик покончился. Даже те, кто думал отсидеться за чужими спинами, умно решили, что работа, конечно, спину ломит, но спина — дело наживное, а пить охота каждый день. Не всё же капустным соком пробавляться, охота и водички.

Утром Арчен поднялся задолго до света. Высверлить пяток дыр в рыхлом известняке — дело нехитрое, а вот найти несколько столбиков для заплота не так просто. Их можно было бы наколдовать, но пять столбиков равны одному хорошему бревну, а Арчен чувствовал, что он не готов к такому колдовству.

Пришлось добывать жерди в лесу.

Один раз Арчен уже был осуждён за походы в лес. Осудили его именно за походы в лес, чем он там занимался, никого не касалось. На то он и колдун, чтобы колдовать. А вот пережить второе изгнание не было никакой надежды. Но, как говорится, когда с одной стороны нельзя, а с другой — надо, надо побеждает. К тому же, хотелось взглянуть, на отравленный родник, узнать, что там происходит, стала ли вода хоть каплю чище.

За те месяцы, что прошли с приснопамятной экзекуции, которой подвергся Никол, ничто возле источника не изменилось, даже изломанные палки не начали гнить, а это значит, что и яд никуда не делся. Вода по-прежнему была кристально-прозрачной и ждала, когда какой-нибудь идиот вздумает помыть в ней руки или, пуще того, хлебнуть отравы.

Лопата и меч, который использовался вместо топора, были спрятаны чуть в стороне, и яд их не затронул, зато черенок у лопаты малость подгнил. Меч заржавел, но это ничуть не смутило Арчена, который крепко запомнил уроки кузнечного дела. Двумя пальцами он оттянул лезвие, заодно согнав с клинка ржавчину.

Подходящее деревце Арчен выбрал на полпути к дому и начал обтёсывать его у комля, чтобы потом переломить. Такой столбик не слишком похож на наколдованный, но и на срубленный в лесу он тоже не похож. А если кто хочет проверить, пусть отправляется в лес, а потом получает заслуженную кару.

Арчен успел свалить одно полузасохшее дерево, когда что-то заставило его замереть. Слово «что-то» в том случае, когда речь идёт о волшебнике, может означать только одно: опасность. К несчастью эта опасность была невидима.

Внутренне напрягшись, Арчен прошептал самое простое и верное заклинание:

— Пшёл вон!

Арчен был готов к тому что в ответ получит магический удар, или, что гораздо лучше, неведомый враг отлетит в сторону, а потом кинется наутёк, но результата не было никакого, словно он пытался заколдовать железного голема или мёртвый обломок скалы. Но, вместе с тем из предутренней темноты медленно истекал поток недоброй магии, парализующей волю и лишающей силы.

Прежде, чем шагнуть навстречу гибели, Арчен сумел подхватить левой рукой срубленный ствол и пойти, выставив перед собой вершину с чахлой листвой. Пойти куда? Неясно, ещё ночь или уже утро? Из дому он выходил на рассвете. Так почему всё видно, а враг неразличим?

Он слишком привык ходить по лесу, не думая об опасности, словно в селении, защищённый хилой, но неодолимой для нечисти оградкой. А ведь запреты просто так не выдумываются. Сказано, не суйся в лес, так и сиди дома. Они с мамой ходили в чащу вскоре после полудня, когда всякая нежить притихает, а он попёрся за жердями в предрассветный час.

На остатках магии Арчен прочистил взгляд и, наконец, различил противника. Бесформенная туша, по грудь Арчену, хилые передние лапки и толстые задние. Глаз, если они вообще есть, не различить, но какое-то чувство безошибочно указывало гаду на Арчена и вело человека прямо в пасть зверя.

Чащобный жаб! Слышать о таком Арчен слышал, а вживе видеть не доводилось.

Арчен давно бы отправился в пасть, способную заглотнуть его целиком, но жабу было нехорошо. Он блевал стремясь избавиться от непереваренных остатков прошлого пиршества. Из пасти текла слизь, потом жаб судорожно отрыгнул проржавевшую кирасу, следом глухой шлем, в котором болтался обсосанный череп, груду крупных костей, стальные поножи, ещё что-то. Значит, не зря судачили селяне, будто барониссимус хотел обойти селение через лес и ударить с тыла. Но если уж чародеям возбранено ходить по лесу, то обычное войско сгинет там бесследно.

Блевота не мешала чащобному жабу подманивать Арчена, который должен был полностью лишиться воли. Арчен покорно шагнул навстречу жабу. А поскольку воли в нём ещё немного оставалось, сунул вершину срубленной ольшины в блюющую пасть.