Жена по заказу - Драбкина Алла - Страница 41

– Видимо, лгала. Сказала, что раскусила его до брака и решила не выходить за него замуж.

– И ты поверил?

– Но Яна такая красивая. Разве таких бросают?

Уж скорее она оставила его.

Опять графоманская логика. Красивых не бросают, а лошади кушают овес.

– Кому материально выгодна ее смерть?

– Никому. Разве что Кирюше, если бы он был взрослый, а меня бы уже не было.

– Как вы поженились?

– Познакомились на презентации моей второй книги.

– Кто познакомил вас? Как она там вообще появилась, с кем пришла?

– Познакомил вроде бы мой сын. А вот с кем пришла…

– Случайно не с Нефедовым?

– Господь с тобой! А впрочем, что я знаю теперь?

– Почему Яна ненавидела Нефедова?

– А кто ж его любит!

– Твой сын любил.

– У Миши это с детства. Да и благодарен он был Нефедовым. Вера Алексеевна, мать Нефедова, очень любила Мишу, а потом даже организовала ему заем под первые два ларька.

– За что же она так его любила?

– Она говорила мне, что Миша вносил в любой дом покой и порядок.

– Тебе не казалось, что Яна давно была знакома с Нефедовым и потому особенно не любила его?

– При мне они никогда не общались.

– И это не казалось тебе странным?

– Теперь, если подумать, то да... странно…

Плохой из Виктора был свидетель. Он ничего вокруг себя не видел, не слышал, не замечал.

Позвонил Леха. Я рассказала ему все, что узнала от Машки, Виктора и Веры Вальдемаровны.

– А Стальной? Как, по-твоему, что может знать Стальной? – зачастил Леха.

– В нашем деле ничего, но про свою Машку все. Он прекрасно знал, на ком женился, потому что даже когда-то давно у него уже был принцип: не впутывать в свою судьбу хороших, пристойных женщин. Он более терпим к путанам, чем другие мужчины.

– Да, – согласился Леха, – старые лагерники становятся либо неслыханными ханжами, либо начинают даже как-то слишком ценить людей, все равно каких людей. Ну ладно. Наше счастье, что Федорчуку не удалось поймать Виктора. Алиби безукоризненное – все время Виктор был на виду.

Но Федорчук, садюга, все равно счастлив. Раскрыл человек глаза на жену. С бумажками, картиночками! Кстати, я сказал ему про Сову…

– И что?

– Он посоветовал нам с тобой проспаться.

Утром следующего дня Виктор ушел по похоронным делам, но я успела спросить у него позволения вместе с Лехой покопаться в бумагах Яны.

Нас интересовали старые записные книжки, просто бумажки с телефонами и визитные карточки.

Но и тут Яна оказалась более чем аккуратна.

В ее бумагах не было ничего лишнего. Кроме матери и Вероники – ни одного лишнего телефона.

Только светские. Не было даже ни одной бумажки с номером, но без имени. Бедная девочка действительно хотела начать новую жизнь.

Окончив осмотр бумаг, мы молча пили кофе.

И вот тогда-то раздался жуткий, прямо-таки милицейский звонок, от которого мы чуть со стульев не попадали.

Ворвалась Машка. Распатланная, кое-как одетая, вместо лица – маска гнева.

– Все! Добились! – заорала она с порога. – А я-то, дура, не верила Яне, когда она говорила, что вы…

– Не совсем старая дура?

– Чего вы этим добились? Чего вы вообще добиваетесь?

– Правды!

– Эвала я вашу правду, слышите? Янка хотела правды – и где она теперь? Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Влезли в семью, рассказали мужу…

– Сядь, Маша. Твоему мужу ничего не нужно было рассказывать. Он брал тебя с открытыми глазами. Это он взял тебя, а не ты его, не надейся.

– Да откуда вы-то знаете?

– А что в тебе знать? Что в тебе сложного такого, чтобы я или Стальной в тебе ошиблись?

– Но если он все знал – зачем женился?

– Любовь зла.

– А если я вам скажу, что люблю его? Вот такого старого, часто пьяного?

– Он знает это. Это знают все, кто хоть разок посмотрит на вас вместе.

Машка открыла рот и долго стояла так, ошарашенная.

– Ладно. Говорите, что вам надо знать? Он сказал, что его мое прошлое не интересует. Но чтобы вам я сказала все…

– Меня твое прошлое тоже не интересует. Меня интересует Сова.

– Да не знаю я…

– Слушай, хватит отнекиваться, как деревенщина. Руби все как есть.

Леха сидел в темном уголку, прикинувшись фикусом. От злобы Машка его даже не видела, а потому говорила только со мной.

– Сова – это баба. Ваших лет. Она работает при колледже, где я училась якобы на балерину, а на самом деле повышала блядскую квалификацию.

Научилась смешивать напитки и улыбаться всей сотней зубов.

– Что преподавала Сова?

– Она ничего не преподавала. Просто... один раз ко мне подошел такой крутяк и сказал мне, что обо мне знает. Все прошлое. И что у меня не будет детей, и все остальное. Он знал, что жить мне негде, что комнату я снимаю и все такое. А потом…

– Ты знала этого человека?

– Нет. И слава Богу.

– Как он выглядел?

– Как красный пиджак с радиотелефоном в ухе и пейджером в жопе... пардон.

– Что он хотел от тебя?

– Он хотел, чтоб я вышла замуж.

– За него?

– Ну вот еще! За определенного человека в два раза старше меня. Я сказала, что он, видимо, с печки упал. На это он ответил, что если я еще что-нибудь вякну, то упаду не с печки, я с крутой машины на полном ходу. Я заткнулась.

– Ну и…

– Он сказал, что я буду посещать лучшую преподавательницу, которая из таких, как я, делает превосходных жен для богатых людей. Курсы эти очень дорогие, но я отдам, когда получится результат. И что мне оставалось делать?

– Сколько еще девушек училось у Совы?

– Не знаю. Уроки были частными. Да и не хотела я ничего знать, я вам не Янка. Это ей все интересно.

– И что ж ей было интересно?

– С тех пор, как появились вы и поймали ее на какой-то цитате, она стала приставать ко мне.

По-еенному выходило, что дело нечисто. Она стала вычислять других девочек и вдруг однажды залепила мне такую залепуху, такую залепуху…

– Какую?

– Что почти все они уже вдовы, а их мужья замочены. И что после смерти мужей девочки остаются почти нищими. Так... квартира, которую не оплатить, шмотки, несколько брюликов. Она орала, что если я люблю Володю, то должна подумать вместе с ней, что творится вокруг нас.

– Ну а ты?

Ее лицо вдруг стало малиновым. Она, как рыба, то открывала, то закрывала рот. Мне все стало ясно.

– Ты встретила краснопиджачника и сказала ему все, что слышала от Яны?

– Но я люблю Володю! Я люблю Володю!

– А самому Володе ты не могла бы рассказать?

И не предавать подруг, и отдать дело в чьи-то разумные руки?

– Но я люблю Володю! Люблю Володю! Он бы выгнал меня!

– Ладно. Кончай истерику. Где мне найти Сову?

Дрожащей ручонкой, неграмотным почерком она начертала мне на бумажке адрес колледжа.

– Э-э, а фамилия, имя, отчество?

– Совицкая Людмила Ивановна.

Когда Машка ушла, воздух стал чище.

– И ведь она любит его, – сказала я.

– Да. Большинство именно так представляют любовь. Любит! Да она ничегошеньки о нем не знает. Разве так любят?

– Но она молодец, хоть и испорченная. У нее еще есть шанс.

– Однако рисковый твой приятель Стальной…

Ладно уж, связался со шлюхой. Но чтоб с такой дурой!

Кабинетик был уютен, как будуар. Правда, для будуара там были лишние предметы. Маленькая газовая плитка, разделочные доски, набор ножей. Все это было отодвинуто в сторонку, в нишу, не сразу бросалось в глаза. Зато в глаза бросались прекрасный письменный стол, книжные полки, уставленные классикой и учебниками иностранных языков.

У стены между окон стояло огромное и очень точное зеркало.

А за столом сидела... как бы это сказать... нет, не тетка, не «девушка», а скорее, дама. Лицо у нее было мягкое, подвижное, но за этим скрывались воля и ум.

– Вы по какому поводу? – спросила она в меру интимно, в меру официально.

Леха протянул ей свое удостоверение.