Каятан - Довыдовский Кирилл - Страница 36

Глава 12

1115 г. Данхара.

25 день 1-го месяца.

Время не определено

Солнце… нет, наверное, что-то другое, костер… Да, слабые язычки света щекочут по векам. Боли уже нет, как нет и движения. Стараюсь приподнять веки и, разумеется, сразу же возвращается боль, но, к счастью, лишь слабое подобие прежних – точно определить время нет никакой возможности – мучений. Совладав с собой, все-таки открываю глаза.

– Ну вот, я же говорил, что не сдохнет, – послышался знакомый, неуместно жизнерадостный голос.

Поскольку никто ему не ответил, я решил, что Мик разговаривает сам с собой.

– Значит, тебе досталось не так сильно, как мне, – с сожалением заметил я.

– Ну, и злой же ты, – обвинил меня Мик, – мог бы, хотя бы ради приличия, порадоваться за друга.

– Да я бы порадовался, не будь у тебя рожа такой довольной.

– Может, это я радуюсь, что ты очнулся?

– Ага. Или потому что я выгляжу, как труп.

– Не льсти себе. Подавляющее большинство мертвяков имеет более здоровый цвет лица.

– Ладно, кончай зубоскалить, скоморох недоделанный. Скажи лучше, где мы находимся?

– Где? Мог бы уже и привыкнуть за последнее время: в степи мы. За спиной степь, слева степь, и справа, каким бы странным тебе это ни казалось, тоже степь. Впереди полтора десятка кочевников вокруг единственного костра, к которому нас эти сволочи не допустили. Если же тебя интересует более подробная информация, то под задницей у тебя самая обыкновенная, разве что немного помятая, трава. Над головой ночное небо. Ну, а руки у тебя связаны, потому что наши новые друзья твердо настроились продать нас в Фаре какому-нибудь мужеложцу. Впрочем, тут была пара лестных предложений насчет возможности продажи нас на какую-нибудь гладиаторскую арену… но, как справедливо было замечено после, – у мужеложцев денег всегда больше, так что можешь расслабиться, – он хихикнул совершенно по-идиотски, видимо, намекая на двоякость этого выражения в данной ситуации. – Гладиаторов из нас скорей всего не сделают.

– Посмотрим еще, кто кого… – вдруг я кое-что заметил, – а это фингал, что ли, под левым-то глазом?

– Да-а, меня тоже приложило, только этот вот, – он кивнул в сторону спящего рядом Книла, – без единой царапины отделался… Постой-ка, а чего это ты заулыбался, мерзавец? Такого же захотел?

– Ну-ну, не нервничай, тебе даже идет. Если бы еще симметрии добавить…

– Чего?

– Второй глаз тебе подбить, чтоб один от другого не сильно отличался.

– Так, я только что понял, что есть ты все-таки не хочешь.

– Есть?! – от волнения я даже приподнялся на локтях, правда, потом лег обратно – слишком во многих местах отдалось движение. – Здесь еще и кормят? Знаешь, если ты сейчас шутишь, то учти, убить можно и за меньшее.

– Да не шучу, не шучу. Выделили тут нам кое-что – конечно, не королевская трапеза, но все-таки…

Поев, я с трудом, но все же сумел почувствовать себя лучше. Если моя потрясающая способность к заживлению еще не оставила меня, то дня два подождем для поправки здоровья, а потом… Хм, а чего это?

– Мик, нас обыскивали?

– Еще бы нет! Эти уроды мой последний заныканый золотой конфисковали, не говоря уж обо всем остальном. А ты почему спрашиваешь?

– Да так, для порядка.

Если нас обыскивали, то почему у меня не изъяли найденную накануне тетрадь? Подумали, что ни ценности, ни опасности не представляет? Почему тогда просто не выбросили?..

28 день 1-го месяца.

Где-то в степи

Мы ехали третий день. В хорошем темпе, но заставляя лошадей выбиваться из сил. Меня, Мика и Книла держали в разных частях группы. Нам не развязывали руки и не доверяли поводьев. Моего коня вел в поводу кочевник, которого, как я помнил, звали Алан. Кажется, в этой шайке он был кем-то вроде начальника службы безопасности. Как мне на одном из привалов рассказал Мик, это он огрел меня тогда по затылку. Видимо, о побеге думать было пока рановато.

Была и хорошая новость. Два дня в условиях минимальных нагрузок – как ни крути, а скакать легче, чем бежать, – и хоть какого-то питания положительно сказались на моем самочувствии. Пока что, возможности для побега нет, но ведь это не будет продолжаться вечно. Шанс представится, рано или поздно. Так всегда бывает. Я так думаю…

Прошел третий день пути, за ним четвертый. Окружающий пейзаж и не думал меняться. Даже вездесущая зеленая трава по мере продвижения в глубь континента не становилась короче или суше, что не удивительно: двигаясь на юго-запад, мы отдалялись от вод Зеленого моря, одновременно приближаясь к водам Серединного.

Нельзя было точно сказать – пересекли ли мы уже границу Данхары и Трихры. Как таковой, этой границы не существовало. На различных международных картах линия, конечно, присутствовала, даже Ирвин рисовал мне такую карту – так, как ее представляли в Термилионе. Но на карте, например, Каранута, она могла быть нанесена иначе: выше, ниже или под другим углом.

Трихра, как и Данхара, была страной кочевников, в основном кормившихся в центральной части страны – животноводством и набегами на соседей, в приморской – рыболовством и пиратством. Различия между двумя странами были минимальны: Данхара – исключительно кочевая, Трихра – чуть более централизованная.

Всего в Трихре существовало около десятка небольших городков, каждый из которых являлся центром некоей территории. Власть над городом давала власть над небольшим участком страны, но только на время. Города то и дело переходили из рук одного племени в руки другого.

Вообще, кочевники как Данхары, так и Трихры крайне редко угоняли рабов «для себя». Возможно, это странно звучит, но у них это считалось чем-то вроде дурного тона. Кочевники как воевать, так и выращивать коней предпочитали самостоятельно, не передоверяя этого дела рабам. Так что практически все взятые в плен жители Термилиона, Каранута, Аана, Лукеции, тех же Данхары и Трихры – представители враждебных племен – и многих других стран отправлялись на север, в земли, лежащие за Зеленым морем. Хотя исключения, на которые так активно намекали наши «сопровождающие», все же случались.

Ни Маасу, ни какому-либо другому богу или богам в степи не поклонялись. Как мне объяснял когда-то Ирвин: они были слишком горды для этого. «Все в руках воина» – был их жизненный принцип.

К Фару – абсолютно типичному городу Трихры – мы подъехали наследующий день. Еще задолго до того, как мы увидели городские стены, скучное пространство вокруг стало разбавлено прекрасными конными табунами. О здешних кочевниках можно было сказать много плохого, но уж в чем в чем, а в коневодстве – равных им не было. Даже я, будучи не бог весть каким специалистом, не мог не оценить красоты и стати выращенных здесь скакунов.

За частоколом, окружавшим городок, мы оказались немногим позже полудня. Поселение состояло из пары десятков свободно расположенных деревянных зданий, одной улицы, идущей через все селение, и широкого пустого пространства в самом центре – место для ярмарки, куда нас и вели. Именно там располагалась «лавка по обороту излишне движимого имущества».

Во время пути Алан с упоением нам рассказывал о том, что если рабу случалось поменять хозяина… то на теле оставалось много свободного места, чтобы выжечь новое клеймо – стращал, сволочь.

В городке было людно, но просить кого-то о помощи желания не возникало. Не то чтобы они все выглядели маньяками… но они так выглядели. На нас смотрели с таким мерзким и злорадным презрением, что становилось как-то… странно. Нет, если бы меня несколько дней назад не приложили по затылку, то я, наверное, чувствовал себя весьма не по себе, но сейчас… Наверное, можно называть меня психом, но по какой-то абсолютно непонятной причине настроение у меня было просто прекрасным.

Я полностью осознавал всю серьезность нашего положения, но все равно почему-то чувствовал себя потрясающе. Я был просто-таки переполнен энергией – как физической, так и духовной, – и совершенно ничего не опасался. Не в силах сдержаться, я стал украдкой улыбаться. Что бы с нами ни происходило, но ведь жизнь-то продолжается! Так? Или я окончательно двинулся…