Я вещаю из гробницы. Здесь мертвецы под сводом спят - Брэдли Алан - Страница 14

А потом запах. О, запах!

Такое ощущение, будто меня в нос ударили кирпичом.

Внезапно в мои ноздри будто ввинтили коловорот.

Я прижала ладонь к носу и с трудом встала на колени, но стало только хуже. Я тут же поняла, что густая вонючая слизь, испачкавшая мое лицо, – это все, что осталось от Кассандры Коттлстоун и ее соседей.

Я знаю, что в тот миг, когда жизнь заканчивается, человеческое тело начинает весьма эффективно пожирать само себя. Наши собственные бактерии с удивительной легкостью превращают нас в газовые мешки, содержащие метан, углекислый газ, сероводород и меркаптан для начала. Хотя я уже некоторое время делала наброски к будущему труду под названием «Де Люс о разложении», до этого момента я не имела, так сказать, «опыта из первых рук».

Теперь я быстро поняла, что эта смесь действует как нюхательные соли.

Я вскочила на ноги с ощущением тошноты и ударилась о твердую каменную стену.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я обнаружила, что отверстие, через которое я провалилась, на самом деле не больше входа в лисью нору. В слабом свете мне удалось разглядеть, что стены гробницы сделаны из крошащегося камня.

Если не считать нескольких булыжников на полу, прямоугольный склеп был пуст.

В противоположной от дыры стене располагалась маленькая, совершенно обычная на вид деревянная дверь.

Я ухватилась за ручку и попыталась повернуть ее. Дверь была заперта.

В других обстоятельствах я бы воспользовалась кусочком проволоки и с легкостью открыла замок – искусство, которому одной долгой зимой Доггер обучил меня в обмен на помощь в мытье цветочных горшков в оранжерее.

«Все в твоих пальцах, – говаривал он. – Ты должна научить слушаться кончики своих пальцев».

К несчастью, человек, только что свалившийся вниз головой в могилу, плохо укомплектован инструментами взломщика. Однажды я сымпровизировала, сняв брекеты и выпрямив их в сносное подобие отмычки, но сегодня на мне их не было.

Я могла бы при крайней необходимости выбраться из могилы и попросить разрешения у «Глэдис» одолжить спицу. Но поскольку это место кишело полицией, вероятнее всего, меня заметят и игра будет окончена.

Значит, люди инспектора Хьюитта, по всей видимости, слишком заняты в крипте и еще не обнаружили этот конец потаенного туннеля.

Я прижала ухо к двери и внимательно прислушалась. Острый слух, который я унаследовала от Харриет, чаще мешал, чем помогал, но это был как раз тот редкий случай.

По другую сторону двери царила тишина: крепкие полицейские еще не начали прокладывать путь по туннелю в поисках места, куда он ведет.

Я напоследок еще раз сильно тряхнула дверь, но она не шелохнулась.

Что-то удерживает ее снаружи, – подумала я.

Или внутри.

Мне придется вернуться сюда ночью: со спрятанным фонарем и в черной одежде.

Надо сделать это быстро. Сегодня. Если мне повезет, я буду на один шаг опережать полицию.

Теперь мне оставалось только выбраться из вонючего мешка и вернуться в Букшоу, чтобы принять ванну. Одежду, по-видимому, придется сжечь.

Я вернулась к дыре, вытянула руки, ухватилась за край и подпрыгнула изо всех сил, яростно цепляясь носками туфель за стену, чтобы удержаться.

На секунду мои пальцы коснулись выступа у подножия склепа, но удержаться мне не удалось.

Я снова упала в грязь. Если бы я была хоть на дюйм-два выше…

Выход оставался только один, если не считать воплей о помощи, но этот вариант меня явно не устраивал.

Грязными пальцами я развязала шнурки и сняла туфли и носки. Засунув один носок в туфлю, чтобы придать ей объем, я связала вторым носком обе туфли подошвами наружу. Устойчиво разместила свой импровизированный резиновый брусок вплотную к каменной стене и встала сверху.

Я сделала глубокий вдох, помолилась святому Танкреду, чтобы он приделал крылья моим пяткам, – и подпрыгнула изо всех сил.

На этот раз мои пальцы с легкостью уцепились за мраморный уступ, и усиленно работая ногами, я восстала из могилы.

На траве, с ужасом уставившись на меня, с белым как простыня лицом и открытым ртом в форме буквы О, стояла Синтия Ричардсон, жена викария.

Полагаю, мне следовало сказать что-нибудь вежливое, успокаивающее. Но я этого не сделала.

Не знаю, что промелькнуло у нее в голове при виде грязного вонючего привидения с черным лицом, внезапно вырвавшегося из могилы прямо перед ней, но в этот конкретный момент меня это не волновало. Я поступила так, как сделала бы любая разумная девочка в моих обстоятельствах: драпанула.

От идеи смыть с себя грязь в речке позади церкви пришлось отказаться.

О, Флавия! – подумала я. – О, Флавия!

И тут меня озарило вдохновение, подстегнутое страхом наказания, и я вспомнила, что оставила свой макинтош на крючке в башне. Если мне повезет, я незаметно заберу его. Да, точно! И я пойду в нем домой, прикрыв грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда.

У башни я бросила взгляд на Синтию, которая продолжала стоять в оцепенении там, где я ее оставила, белая, как кладбищенские ангелы.

Я медленно пробиралась вдоль стены башни, плотно прижимаясь спиной к камням. Взглянув украдкой за угол, я обнаружила сержанта Вулмера, сидящего на заднем сиденье «воксхолла» спиной ко мне, опустив ноги в траву. Он что-то писал в блокноте.

Пытаясь слиться со стеной, я скользнула за угол и устремилась к двери. Если кто-то окажется на крыльце, мне крышка.

Но Судьба была на моей стороне. На крыльце никого не было, и церковь погрузилась в сумрак и тишину. Полиция, видимо, продолжала работать в крипте.

На цыпочках я поднялась по винтовой лестнице и вошла в комнату наверху. Мой макинтош висел на том же месте, где я его и оставила.

Я сложила его как можно компактнее и спрятала под то, что еще утром называлось свитером. Не стоит привлекать взгляды флуоресцентным желтым плащом, не обратить внимание на которой не может ни один нормальный человек.

Если бы я наткнулась на кого-то на выходе, я бы просто прижала руки к животу и сочинила какую-нибудь историю. Например, что у меня живот болит.

И свалила бы это на мучной заварной пудинг миссис Мюллет.

Я кралась вниз по винтовой лестнице… останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь.

Сержант Вулмер был все еще поглощен своим блокнотом, и я выпорхнула из двери и скрылась за углом башни в мгновение ока. Хоть и считается, что это к неудаче, я обошла церковь против движения солнца, остановившись, перед тем как сунуться на северную сторону. Но дорога была свободна. Синтия Ричардсон ушла.

«Глэдис» радостно купалась в лучах солнца, и я медленно покатила ее по кладбищу, перемещаясь от одного надгробья к другому на запад, потом на юг и вдоль излучины реки. Мои серо-коричневые кардиган и юбка, еще больше закамуфлированные пятнами и потеками могильной грязи, делали меня практически невидимой среди старых надгробий. Когда мы достигли каменной стены, означавшей границу кладбища, я подняла «Глэдис» и бережно опустила ее на землю по другую сторону ограды, и через несколько секунд мы радостно неслись по дороге домой в Букшоу.

Раньше, подъезжая к дому по каштановой аллее, я не замечала, насколько обветшалым и потрепанным стал Букшоу. Из-за нескошенной травы, нестриженых изгородей, неразровненного гравия и немытых стекол дом приобрел запущенный вид, отчего мое сердце болезненно сжалось.

Отец был не виноват. Нехватка денег заставила его сузить свой личный мир до такой степени, что у него мало что осталось помимо небольшого кабинета: маленький рай или тюрьма? – где он мог изолироваться от жестокого мира за баррикадой из неизменных старых почтовых марок.

Доггера тоже нельзя было обвинить: он делал все, на что был физически и психически способен. Когда ему хватало сил, чтобы работать садовником, дом и окрестности выглядели так же нарядно, как в стародавние времена, запечатленные даже на страницах журнала «Сельской жизни». Но в остальное время я радовалась, если Доггер мог хотя бы почистить сапоги отцу.